О книжках молодости нашей

REX LUPUS DEUS

Светлой памяти Марселя Пруста

...любовь к книгам, один вид которых давал мне почти физическое наслаждение.

И.А. Бунин

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

С Андреем Леонидовичем Баталовым я познакомился 1 сентября 1963 года, когда мы, второклашки, стояли с ранцами и букетами цветов у входа в нашу новую школу (спецшколу №13 Краснопресненского района с преподаванием ряда предметов на немецком языке,  расположенную за гостиницей "Пекин", а если быть еще точнее - то за кулинарией ресторана "Пекин"), которой суждено было стать нашим вторым домом и кузницей (чтобы не сказать - колыбелью) нашей дружбы, продолжающейся по сей день. Помню, сперва мы называли друг-друга только по фамилии, потом Андрей первым стал звать меня по имени, а я, по старой привычке, еще долго называл его "Баталов", пока он не обратил мое внимание на эту несуразность, и тогда я тоже стал называть его по имени. В классе он носил прозвище "Бата", "пан Бата" (дань популярной тогда телепередаче "Кабачок Тринадцать стульев", всех участников которой почему-то именовали, в зависимости от половой принадлежности, "пан" или "пани"), "Мракобес Бата" (за пришедшее классе эдак в седьмом увлечение сначала иконами, затем древнерусским искусством, потом - Древней Русью вообще и наконец - Русской Православной Церковью и верой - Андрей крестился одним из первых в нашем классе) или просто "Мракобес" (а впоследствии - "Апостол").

"Бата" был поистине неисправимым фантазером. В коридоре на втором этаже нашей школы (где мы гуляли парами на переменах от звонка и до звонка) на стене между дверями в классы висели большие фотографии комплекса пирамид с Большим Сфинксом в Гизе, Парфенона, Колизея, отдельно - коринфского, ионического и дорического ордера, церкви Покрова на Нерли и других памятников мировой архитектуры (над нашей школой шефствовали не только табачная фабрика "Дукат", но и расположенный неподалеку от нашей школы "Моспроект" - место работы папы Андрея -, а также театр "Современник", чье тогдашнее здание на площади Маяковского еще не было снесено и заменено автостоянкой; впоследствии театр переехал на Чистые пруды, в бывшее здание кинотеатра "Колизей", где мне довелось впервые посмотреть вторую серию французского художественного фильма "Три мушкетера", под названием "Месть миледи" - первую серию этого фильма, "Подвески королевы", я с папой посмотрел в зимние каникулы 1963 года, еще учась, по месту жительства, в первом классе 57-й школы, в кинотеатре "Художественный" на Арбатской площади, рядом с нашим домом на тогдашней улице Фрунзе, теперешней Знаменке). Вдоль противоположной стены, между оконными проемами, красовались на высоких постаментах бюсты олимпийских богов, снабженные табличками, на которых стояли их имена - греческие, а в скобочках - римские, а также была указана "специализация" каждого из небожителей, например: "Афродита (у римлян - Венера), богиня любви и красоты". Я начал именно с Афродиты, потому что нам с Андреем очень нравилась ее пышная грудь. В этом плане мы, я думаю, мало чем отличались от всех советских (а может быть, не только советских, но вообще всех школьников, достигших определенного - скажем так, предпубертатного, возраста).

Не зря в одном из популярнейших анекдотов про всем нам известного мальчика Вовочку речь шла именно о школьной экскурсии Вовочкиного класса в музей изобразительных искусств имени Александра Сергеевича Пушкина. После посещения музея учительница на уроке спрашивает Вовочкиного одноклассника Петеньку: "Ну, Петенька, что тебе больше всего понравилась в музее?" Петенька отвечает: "Венера!" Учительница возмущенно говорит: "Вызываю в школу твоего папу!" Успокоившись, спрашивает другого Вовочкиного одноклассника: "Ну, а тебе, Сашенька, что больше всего понравилось в музее?" Сашенька отвечает: "Грудь у Венеры!" Учительница, в еще большем возмущении, кричит: "Вызываю в школу твою маму!" Отдышавшись, спрашивает: "Ну, а тебе, Вовочка, что больше всего понравилось в музее?" Вовочка говорит: "Да что там говорить, Нина Ивановна, вызывайте уж сразу и папу и маму!"

Впрочем, вернемся к нашим античным скульптурам. В простенках между окнами стояли также бюсты Афины-Минервы, Ареса-Марса, Посейдона-Нептуна, Геры-Юноны, Гермеса-Меркурия, Артемиды-Дианы (интересно, но ни в детстве, ни в отрочестве, ни в юности, ни в зрелости, ни теперь - уже в старости - я никогда не видел ни одного бюста и ни одной статуи Аида-Плутона-Орка - неужели люди Античности так боялись смерти?). Кстати, на лестничных  площадках между этажами (здание нашей школы - увы, снесенное больше десяти лет тому назад, причем на этом месте до сих пор так ничего и не построили! - было четырехэтажным) высились на постаментах копии античных статуй - "Мальчик, вынимающий занозу", "Победительница в беге", "Амазонка" (закинувшая правую руку за голову; нам с Андреем особенно нравились ее стройные длинные ноги и правая, довольно небольшая, но красивой формы грудь, выпущенная из-под короткого, высоко подпоясанного хитона) и, кажется, "Дорифор" с копьем на могучем плече. На втором этаже, напротив "Мальчика, вынимающего занозу", перед учительской, стоял на постаменте большой белый гипсовый бюст "дедушки Ленина" (возле кумира Ленина нас фотографировали после приема в пионеры в третьем классе). Был среди бюстов олимпийских богов и бюст Зевса (уменьшенная копия головы Громовержца со статуи Фидия в Олимпии). И Андрей как-то рассказал мне, что у его родителей дома есть книга под названием "Земля и небо", в которой описано, как в Средние века "епискОпы" (он делал ударение именно на предпоследнем слоге этого слова) боролись с учеными, причем рубились с ними на мечах. А один коварный "епискОп", якобы, вделал в голову имевшегося у него в доме бюста Зевса (аналогичного тому, что стоял у нас в школьном коридоре на втором этаже) самострел и, пригласив к себе известного ученого (которого давно уже замыслил погубить), улучив момент, засунул руку в дырку, просверленную в затылке Зевса, спустил тетиву скрытого в голове Тучегонителя самострела, так что стрела вылетела через левую ноздрю Зевсе и поразила ученого насмерть, попав ему прямо в горло, так что мученик науки захлебнулся собственной горячей кровью.

Честно говоря, Ваш покорный слуга (уже прочитавший к тому времени книгу Николая Куна "Легенды и мифы Древней Греции" - моим любимым занятием после школы было рисовать в альбоме различные сценки из греческой мифологии - в основном, конечно, связанные с подвигами Геракла, плаванием аргонавтов в Колхиду за Золотым руном, странствованиями Одиссея, Троянской войной, походом семерых против Фив и походом их сыновей-эпигонов на те же Фивы) усомнился в том, что у родителей моего друга Андрея действительно имеется книга с таким диковинным названием и содержанием, но, помнится, вслух свои сомнения выразить не решился, а, придя к нему в гости (Баталовы тогда жили на Валовой улице близ станции метро "Павелецкая"), стал просить Андрея показать мне эту книгу. Помню, "Бата" всячески отнекивался, и под самыми разными предлогами отказывался ее показать, пока наконец (этак через полгода) не признался мне, что малость присочинил. У его родителей действительно имелась книга под названием "Обвиненные в ереси", где речь шла о мучениках науки - Ипатии, Роджере Бэконе, Джордано Бруно, Лючилио Ванини, Галилео Галилее, Мигеле Сервете и других, имелись многочисленные иллюстрации, изображавшие разнообразные пыточные инструменты инквизиции - но, как на грех, отсутствовала леденящая кровь история о злокозненном "епискОпе", доверчивом ученом и бюсте Зевса с самострелом в голове...Кстати, в квартире родителей Андрея на Валовой улице, близ станции метро "Павелецкая", тоже имелось несколько бюстов (правда, не мраморных, а гипсовых), а именно - Антиноя и Диадумена, а также голова египетской царицы Нефертити (причем, не в ее знаменитом громадном головном уборе в виде опрокинутой ступки или урны, а в несколько менее известном "облегченном варианте" - с черепом, срезанным на уровне лба, и с растущим из середины черепной коробки неким довольно коротким четырехгранным "стержнем")...

Была у "Баты" и книга советского писателя Жарикова (кажется, отца известного киноартиста) "Повесть о суровом друге". Речь в этой совершенно просоветской книге шла о перипетиях революции и гражданской войны в Донбассе, немцах-оккупантах, гетманцах, петлюровцах, деникинцах... Именно из этой книги я впервые узнал, что русский "царский№ флаг был бело-сине-красный (второй прочитанной мной много позднее книгой, где также упоминался бело-сине-красный "деникинский" флаг, было "Начало неведомого века" Константина Паустовского, завершающая часть его трилогии "Повесть о жизни").

Вспомнил по ассоциации, что мне очень нравилась и имевшаяся в библиотеке Баталовых книга большого друга их семьи Анатолия Левандовского "Жанна д'Арк" (из серии "Жизнь замечательных людей"), подаренная автором маме Андрея (помню дарственную надпись "Уважаемой Ирине Викторовне от автора" и подпись с датой, а также очень интересные иллюстрации и фотографии рыцарских доспехов). Впрочем, другие книги Левандовского - тоже романы и повести из истории Франции - "Кавалер Сен-Жюст", беллетризованное жизнеописание Бабефа, Дантона и по-моему, "коллективный" том про монтаньяров, казались мне весьма интересными, тем более, что в нашей домашней библиотеке их почти не было, за исключением "Шуанов" Бальзака, "Девяносто третьего года" Гюго и "Боги жаждут" Франса (мой папа "жакобенов" не жаловал).

Справедливости ради, следует заметить, что чтение художественной литературы в нашей школе поощрялось. Каждый из нас еще в начальных классах был обязан иметь специальную разграфленную тетрадку для внеклассного чтения, регулярно проверяемую нашей классной руководительницей.

В ней содержались следующие графы:

1) Название книги

2) Имя и фамилия автора

3) Краткое содержание книги

4) Иллюстрация к книге, выполненная непременно цветными карандашами (вот уж тут всякий давал волю своей фантазии)

5) Что мне понравилось в книге

6) Чего я не понял (помнится, в этой графе касательно повести Белкина/А.С. Пушкина "Дубровский" Ваш покорный слуга написал:

"Я не понял, почему Дубровский уехал за границу", чем вызвал улыбку на лице нашей Нины Ивановны Безруковой и зашедшей на урок директрисы Веры Яковлевны Карягиной (по прозвищу "ВЯК" или "Кирогаз")...

Одно время мы с Андреем, подобно многим нашим (да,я думаю, не только нашим) одноклассником увлеклись игрой в индейцев (на экранах как раз появились югославско-ГДР-овские проиндейские "вестерны" - фильмы с Гойко Митичем или с Дином Ридом в главной роли; мы не раз смотрели их, обычно - в расположенным близ нашей школы и "Моспроекта" кинотеатре "Москва", переименованном с тех пор в "Дом Ханжонкова", или же в расположенном близ тогдашнего дома "пана Баты" на Валовой, за Павелецким вокзалом, кинотеатре "Слава" - одном из трех московских кинотеатров, построенных знаменитым архитектором Жолтовским в стиле "сталинский вампир"). У меня была цветная немецкая книжка-раскладка с вырезанными наполовину из картона фигурками индейцев в пышных уборах из перьев, сидящих у костра и курящих трубку мира, вигвамами, многоярусными тотемными столбами (мы называли их "идолами"). Потом мне подарили книжку Анны Юрген "Синяя Птица - приемный сын ирокезов" о мальчике из семьи английских поселенцев, попавших в плен к индейцам в эпоху Семилетней войны и оставшимся у них на всю жизнь (имелся у меня также ее немецкий оригинал). Затем - книжку Майн Рида "Прекрасная охотница", "Шпиона", "Зверобоя", "Прерии" и "Последнего из могикан" Фенимора Купера (которого "Бата" называл сначала "Филимоном Купером"), а также книжку автора, имя которого я, за давностью лет, позабыл, но содержавшую в себе три повести про индейцев: "Ошибка Одинокого Бизона", "Зимой с индейцами в Скалистых горах" и "Сын племени навахов". Мы с "Батой" часто разыгрывали, а еще чаще - рисовали сцены из этих книг. 

Была у моего друга Андрея и книжка Натальи Кончаловской "Наша древняя столица" с окончательным вариантом этой талантливо и интересно, а главное - в легко доступной для детей форме - написанной и богато иллюстрированной стихотворной летописи Москвы и Московской Руси (повествование заканчивалось описанием казни Степана Разина и коротким славословием новой, советской Москве - образцовому коммунистическому городу - хотя официально Москва была объявлена таковым несколько позже!), которой мы с Андреем зачитывались до упоения. Предыдущие варианты (отличавшиеся от этой последней редакции) "Нашей древней столицы", выходившие тремя отдельными книгами иного, альбомного формата (вследствие чего иллюстрации в них были не столь мелкими), я читал летом в пионерском лагере "Березка", но "баталовская" книга нравилась мне больше. Свой экземпляр "Нашей древней столицы" у автора этих строк появился гораздо позднее, был куплен им уже для собственного сына-первенца (но признаюсь, я до сих пор люблю ее порой перечитывать).

Андрей очень гордился имевшейся у него хорошо иллюстрированной детской приключенческой книжкой польского автора Януша Пшимановского под названием "Рыцари Серебряного Щита", которую мы очень любили читать и даже разыгрывали в лицах стенки из нее. Хотя "братская" Польша была, конечно же, "страной народной демократии" и входила в наш общий "социалистический лагерь", но занимала в нем более веселый барак, чем СССР. Это выражалось во всем, в том числе и в содержании книги Андрея. Речь в ней шла о польских школьниках, которые на каникулах познакомились...с самим паном Твардовским (помесью доктора Фауста и Дона Жуана из средневековых легенд Речи Посполитой), продавшего когда-то душу дьяволу и вернувшегося на нашу грешную Землю с Луны, куда его черти унесли. Пан Твардовский завлек подружившихся с ним школьников в учрежденный им рыцарский Орден Серебряного Щита (Луны) и отправился на поиски заколдованного Тройного Клада, ключ от которого хранился у старого черта Боруты. Вообще черти (как и современные католические монахи) играли в повести чуть ли не центральную роль - жаль, что книжка куда-то делась (как, впрочем, имевшиеся у Андрея аналогичные сочинения других польских авторов - "Академия пана Кляксы" Яна Бжехвы, "Петр и три банана" Зденека Слабого и еще какие-то фантастические истории, чьи названия и чьих авторов я за давностью лет позабыл - помню только, что действие их переносилось на разные континенты и даже планеты). Кстати говоря, перу того же Януша Пшимановского принадлежала и книжка "Четыре танкиста и собака" о фантастических приключениях в годы Второй мировой на Восточном фронте польского экипажа советского танка "Рыжий" из состава коммунистической Армии Людовой (на удивление свободно курсировавшего в одиночку без заправки и без пополнения боезапаса между фронтами), включая овчарку Шарика (многосерийная экранизация этой книжки довольно часто транслировалась по нашему телевидению, наряду с другими польскими сериалами - детективным "Капитан Сова идет по следу", военным "Ставка больше, чем жизнь" и т.д.). За все не помню сколько серий не нуждавшийся в заправке "Рыжий" был подбит лишь однажды, причем погиб только его командир (имя которого я забыл), а главные герои - долговязый Густлик и шустрый Янек (попавший на фронт из самой Сибири, куда угодил, спасаясь от германской оккупации Польши - тонкий намек польских сценаристов, вероятнее всего, так и оставшийся непонятным не только автору этих строк, но и большинству тогдашних советских телезрителей! - и ухитрившийся в начале сериала поймать в тайге японского шпиона) были только ранены, но скоро оправились от ранений, как и полюбившаяся Янеку советская девушка-регулировщица (по-моему) Маруся Огонёк. Какой она была национальности мне тоже осталось неясным, ибо, исполняя перед Янеком тот танец, который, по словам Маруси, у нее на родине девушка исполняет перед своим суженым, она сплясала нечто вроде кавказской лезгинки (с элементами карибской сальсы). А фамилию автора я так хорошо запомнил, потому что одну мою хорошую подругу школьных лет звали, как на грех, Алёна Шимановская. Впрочем, довольно об этом...   

В семейной библиотеке Баталовых было немало редких (по тем временам) изданий. и, в частности - довоенная (и потому во многом крайне любопытная "Малая Советская Энциклопедия" (в то время как "Большая Советская Энциклопедия" из наших одноклассников была, если не ошибаюсь, дома у Викторушки Милитарева и у "Остапа" Шавердяна). Имелась у моего друга Андрея  Баталова и большая иллюстрированная книжка-альбом советского писателя Бориса Бродского под названием "Вслед за героями книг" (с тех пор я больше ни у кого такой книжки не видел). Книга была издана, по советским меркам, просто роскошно и, кроме больших иллюстраций на цветных вклейках, снабжена множеством черно-белых, на фоне бледных пастельных тонов (розовых, оранжевых, сиреневых, бледно-зеленых, голубых), иллюстраций размером поменьше. Чего там только не было нарисовано - и схватки римских гладиаторов, вооруженных мечами, копьями, щитами, трезубцами и рыболовными сетями, друг с другом и с дикими зверями (одна большая цветная иллюстрация на вкладке изображала бой двух бестиариев-венаторов то ли с тигром, то ли со львом и львицей - точно, увы, не помню! - на арене цирка); и римских легионеров в полном вооружении; и триумфальные процессии; и всевозможные дворцы, колоннады и замки; и рыцарей (пеших и конных); и вольных стрелков из лука, и льежских горожан, и множество гербов; и кулачных бойцов; и мушкетеров; и гвардейцев кардинала, и многое, многое другое... Как сейчас помню главы, из которых состояла эта книга.

Первая глава называлась "Со Спартаком в Древний Рим".

Вторая  (наша любимая) - "С рыцарем Айвенго на турнир".

Третья - "За Квентином Дорвардом в мятежный (или вольный, точно не помню) Льеж".

Четвертая - "С купцом Калашниковым в средневековую Москву".

Пятая - "В Париж к мушкетерам".

Кажется, в книге было еще несколько глав, но я их почему-то не запомнил.

Помню только последнюю: "С Таней Лариной по Москве" (хотя в этой главе, вполне в духе времени, царь Николай I был назван "злобным и жестоким самодуром", в ней была превосходно описана пушкинско-онегинская Москва, причем родные мне места - Арбат, Тверская, Харитоньевский).

Книга была построена по довольно-таки интересному принципу. Скажем, описывался ужин отважного фракийца Спартака с друзьями-гладиаторами в таберне Венеры Либитины (так, как он был описан в романе Рафаэлло Джованьоли "Спартак"), а потом автор книги доходчиво разъяснял юным читателям, что не мог реальный Спартак в действительности лакомиться жареной зайчатиной, ибо в табернах такого разряда в тогдашнем Риме подавали в лучшем случае кашу, бобы, горох или соленую рыбу; что римские воины носили на гребнях шлемов три пера черного или красного цвета, а нашитые на кожаную основу металлические пластины их панцирей застегивались на спине - вот почему друг Спартака германец Эномай кричал своим повстанцам: "Мы увидим застежки панцирей на спинах гордых римлян!"; что римские трибуны, в отличие от простых легионеров, носили панцири, состоявшие из металлических чешуек (но иногда эти чешуйки были костяными), и сообщал массу других занятных подробностей. В главе "С рыцарем Айвенго на турнир" автор разъяснял, что во времена короля Ричарда Львиное Сердце на рыцаре Айвенго не могло быть стального панциря с золотой насечкой, ибо тогда носили кольчужные или пластинчатые доспехи; что приор-эпикуреец Эймер из аббатства Жорво не мог быть монахом францисканского ордена, ибо этот орден, учрежденный папой римским Иннокентием III в 1209 году от Рождества Христова, еще не существовал в годы правления короля "доброго короля Ричарда (убитого в 1199 году) и его верного рыцаря Уилфреда Айвенго; что злодей-храмовник сэр Бриан де Буагильбер не мог (будучи рыцарем-монахом), принесшим обет вечной бедности и внеся все свое имущество в казну ордена Храма при вступлении в него, не мог обладать личным богатством, собственным домом, личными слугами-мусульманами и личным гаремом; что оный храмовник (которого уважаемый автор именует то командором, то прецептором) не мог победить в поединке султана Трапезундского (поскольку Трапезунд в описываемое время еще принадлежал не сарацинам, а православной Византийской империи); что он, как и всякий "бедный рыцарь Храма", на самом деле носил не госпитальерский красный плащ с белым крестом (да еще на правом плече, а не на левом - "напротив сердца", как того требовал орденский устав!), в который его нарядил Вальтер Скотт на первых страницах своего романа (да и то, если быть точнее, плащ госпитальеров-иоаннитов был черным с белым крестом, а красным с белым крестом был их налатник-сюрко), а в белый плащ с красным крестом (впрочем, не будем слишком строги к блаженной памяти сэру Вальтеру, умудрившемуся написать "Айвенго" всего за шесть месяцев, ухаживая в то же время за тяжело больной матерью и потому, говорят, почти не перечитывавшему написанное, вследствие чего, например, допустил в описании щита короля Ричарда, скрытого под личиной "Черного Рыцаря" такое вопиющее нарушение правил геральдики, строжайше запрещающих накладывать финифть на финифть, как изображение лазурных (т.е. синих) оков и скреп на черном поле! - ведь подобные "косяки" допускали и другие известные авторы исторических романов - например, Морис Дрюон в своем "Железном короле" наряжает Великого магистра тамплиеров Жака де Молэ в белый плащ с черным крестом - одеяние отнюдь не храмовников, а рыцарей Тевтонского ордена; а непревзойденный знаток эпохи альбигойских войн Морис Магр в своем знаменитом романе "Кровь Тулузы" обряжает приора тулузских госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского в белый плащ с золотым крестом  (впрочем, почтенный мэтр вообще, похоже, был отчего-то склонен путать тамплиеров с иоаннитами - не случайно он именует предка искателя Грааля Мишеля де Брамвака, главного героя своего знаменитого мистического романа "Сокровище альбигойцев", то "рыцарем Храма", то "рыцарем-госпитальером"!) - и т.д. Что во времена его Высокопреосвященства кардинала Ришелье мушкетеры выделялись из общей массы не знакомыми нам по экранизации (в разных,а, если говорить о раннем детстве, то двух вариантах - двухсерийным французским "Трем мушкетерам" и двухсерийной французской же "Железной Маске" с Жаном Марэ в роли д' Артаньяна, уже капитана мушкетеров) романа Дюма небесно-голубыми супервестами, украшенными белыми лилиевидными крестами с красными языками пламени между лучами, а вышитой на одежде маленькой латинской буквой "Л" ("Людовик"). Что лихой опричник Кирибеевич в действительности не мог щеголять по Москве в цветном бархатном кафтане с шелковым кушаком и собольей шапке, потому что опричники Грозного Царя в действительности скрывали богатое, шитое золотом, нижнее платье под черными, монашескими подрясниками и скуфьями. Упоминалась в этой главе, кстати, и книга "Домострой" (в отдельной подглавке, озаглавленной "Дурак на стене" - "дураком" в старой Москве именовали плетку, которой всякий домовладыка был вправе вразумлять жену и всех домашних), причем автор отзывался о ней весьма негативно. Кстати, и сам Борис Бродский допускал в своей книги неточности (или, как принято говорить у нынешней молодежи, "косяки"). Так, например, описываю разные категории гладиаторов, различавшиеся вооружением и названиями, он утверждал, что Спартак был "ретиарием" (бойцом, вооруженным рыболовной сетью и трезубцем). Между тем в романе Рафаэлло Джованьоли  Спартак совершенно недвусмысленно описан как обычный противник "ретиария" на цирковой арене - "фракиец" (не только по происхождению, но и по типу вооружения - шлем с двумя черными перьями, кривой короткий меч и небольшой выпуклый прямоугольный щит). Другое дело, что после своего освобождения бывшим диктатором Луцием Корнелием Суллой, по просьбе прекрасной патрицианки Валерии Мессалы, Джованьоли несколько раз именует доблестного фракийца сходно звучащим слову "ретиарий", но совершенно иным по значению словом "рудиарий" (то есть гладиатор-вольноотпущенник). Как говорится, "конь хоть и о четырех ногах, а спотыкается"...

Но нам тогда все это было неважно (хотя и интересно). Мы с упоением рассматривали и срисовывали великолепные (как нам казалось) фигуры конных и пеших рыцарей (в том числе госпитальеров, тамплиеров и тевтонов). Да и наши "горшковые" шлемы были сделаны нашими папами (также заглядывавшими в оную книгу, наши семьи дружили и частенько бывали друг у друга в гостях) явно не без влияния содержащихся в ней отличных иллюстраций.

Как и у многих наших одноклассников и вообще сверстников, имелись у нас с "Батой" книжки из двух серий "Библиотеки приключений и фантастики" - "большой и малой". Причем самыми любимыми мы с Андреем считали два тома из этой библиотеки. В одном содержались "Остров сокровищ" и "Черная стрела" Роберта Луиса Стивенсона, в другом - роман Рафаэля Сабатини "Одиссея капитана Блада" (тогда нас еще не смущало, что его герои управляют своими кораблями не с помощью румпеля, а с помощью еще не вошедшего в употребление в описываемое время корабельного штурвала). Именно "Одиссею" мы чаще всего разыгрывали "по ролям". Любимые песни Андрея в то время тоже были типично "пиратскими" по форме и содержанию, например:

По бушующим морям

Мы гуляем здесь и там

И никто нас не зовет

В гости (ха-ха)!

По над нами черный флаг,

А на флаге - белый знак:

Человеческий костяк

И кости (ха-ха)!

или:

Кто с детства покинул отчий дом,

Тем запах пороха давно знаком!

Святая Дева! Южный Крест!

Святая Дева! Черный флаг!

Святая Дева! Пестрые заплатки...

Дальше я - увы! - не помню.

В третьем классе папа с мамой подарили мне на день рождения аналогичного формата и дизайна (как говорят сейчас) или оформления (как говорили тогда), книгу под названием "По следам неизвестных животных", выпущенную тем же издательством "Детский мир" (только на суперобложке ее были нарисованы не рыцари на турнире, а пара бурых лесных жирафов-окапи с полосатыми, (как у зебры) задними ногами, и содержащую массу интересных сведений о таких неизвестных почти никому и крайне редких животных - в том числе о гигантских варанах с острова Комодо, японских длиннохвостых петухах-фениксах, длинными хвостовыми перьями которых самураи украшали свои пики, но главное - о "снежном человеке"-йети (я впервые узнал о существовании этого таинственного зверочеловека именно из этой книжки), с множеством черно-белых и цветных картинок. Автором ее был, возможно, Игорь Акимушкин, ставший в 70-х гг. ХХ века известным автором книг о животных, но я в этом точно не уверен.

У моего друга Андрея Баталова было много других интересных книжек. Например, книга того же самого Бориса Бродского "Приключения Демокрита" и книга Василия Яна, содержавшая два произведения - "Финикийский корабль" и "Спартак" (читать яновского "Спартака" нам - или, по крайней мере, Вашему покорному слуге - было особенно интересно потому, что история отважного фракийского гладиатора и предводителя повстанцев была в нем изложена совершенно иначе хотя и куда менее романтично, чем в одноименном романе Рафаэлло Джованьоли, о котором мы вели речь выше).

Огромной популярностью в нашем классе пользовались книги французского романиста-дарвиниста Рони-старшего о приключениях первобытных людей - "Борьба за огонь" и Пещерный Лев" (счастливыми обладателями этих книг с множеством иллюстраций о схватках наших предков со всяческими древними животными, а заодно - и друг с другом - были, если не ошибаюсь, Саша Глебов, по прозвищу "Заноза", Володя Смелов, по прозвищу "Вова-Корова", Саша Шавердян, по прозвищу "Остап", а также то ли Саша Штернберг, по прозвищу "Шпреевальд", то ли Коля Болховитин, по прозвищу "Болха"), ходившие по рукам (их поочередно прочитали все наши одноклассники (еще одну известную "первобытную" повесть Рони-старшего - "Приключения доисторического мальчика" - мне довелось сперва прослушать - нам ее читала вслух воспитательница - а потом и прочитать самому в "лесном" детском саду под Тарусой, где я провел последний год перед началом обучения в школе; там же мне довелось сперва прослушать, а потом и прочитать самому первые в моей жизни повести и рассказы Виталия Бианки и Михаила Пришвина, в которых я влюбился на всю жизнь - "Тук Тукыча", "Лесную газету", "Весну света", "Длинное ухо" - и крайне популярные среди нашего поколения фантастические "палеонтологические" повести Николая Обручева "Плутония" и "Земля Санникова" плюс его же повесть о путешествии по Центральной Азии, в которой Вашего покорного слугу особенно поразило описание мертвого города Хара-Хото). В домашней библиотеке Андрея Баталова и "Борьба за огонь", и "Пещерный лев" были в одном томе, которым мы с ним зачитывались до "посинения", сперва перерисовывая, а потом и рисуя различные иллюстрации к подвигам пещерных богатырей Нао - сына Вепря, Уна - сына Зунра - и не помню как их еще звали. Имелась у него, наряду с нашим уже упоминавшимся выше классическим источником представлений об обитателях Олимпа и прочих божественных и полубожественных шалопаях античной мифологии - синим, с кирпично-красным, увенчанным золотым лавровым венком и бряцающим на золотой кифаре (или лире) Орфеем на обложке, томом Куна "Легенды и мифы Древней Греции", также книжка автора с запоминающейся фамилией Голосовкер (кстати сказать, впоследствии Вашему покорному слуге встретилась на его жизненном пути, извилистом, словно полет летучей мыши, девушка-блондинка с совершенно классическим профилем - лоб и нос на одной линии, как на древнегреческих бюстах и статуях -  со схожей и столь же запоминающейся фамилии Голосовкина) с "альтернативным" изложением тех же самых мифов, под названием "Сказания о титанах", в которой олимпийских богов и героев методично смешивали с грязью, всячески воспевая их противников - титанов, оклеветанных несправедливой молвой в памяти неблагодарного потомства (эта же самая книжка Голосовкера имелась, кстати, в богатой библиотеке "Остапа" Шавердяна)...

А однажды (дело было совершенно точно до "шестидневной войны" Израиля с арабами) мой друг Андрей Баталов показал мне книжку под названием, кажется, "Стихи советских еврейских поэтов об Израиле" (или просто "Стихи советских поэтов об Израиле") с изображением, если не ошибаюсь, пальмы на обложке. В одном из содержавшихся в ней стихотворений речь шла о группе советских туристов (или, скорее, советской официальной делегации) в Израиле, которым местный гид, "расписывая прелести Бершебы", восхвалял райскую жизнь евреев на исторической родине в выражениях типа: "Живем здесь, как за пазухой у бога, / Едим бананы, фаршируем фиш..." Дальше в моей памяти - увы! - лакуна, хотя следующая строчка совершенно точно завершалась словом "синагога" (лучше рифмы с "бога" не придумать, дело ясное). Но тут к "руссо-туристо" подошел "усталый человек, рабочий с виду", сказавший им: "Товарищи, друзья! Не верьте гиду!" и открыл им всю правду-матку о "земле обетованной" в выражениях вроде: "Халупа жалкая - мое жилище...Никак с семьей не выбьюсь из нужды..." Это была, кстати, первая в жизни автора этих строк книжка, в которой речь шла об Израиле и израильтянах. А было мне тогда лет десять-одиннадцать.

Но и впоследствии интересные книги в доме у Баталовых не переводились. Так, именно у него я впервые прочитал произведшее в свое время фурор сочинение писателя из Казахстана Олжаса Сулейменова "Аз и Я", а также первый открыто антикоммунистический роман, впервые совершенно легально изданный в Советском Союзе - книгу Мориса Симашко "Маздак" (обе книги вскоре после своей публикации попали в "черный список, надолго исчезнув из продажи и из библиотек).

Зато у нас дома была совершенно уникальная книга огромных размеров - полтора метра в высоту и почти метр в ширину, с золотым обрезом, в красном, тисненом золотом, восхитительно пахнущем кожаном переплете - напечатанная затейливым готическим шрифтом первая часть трагедии нашего семейного кумира Иоганна Вольфганга Гёте "Фауст", подаренная когда-то папой маме, с многозначительным посвящением, написанным в верхней части шмуцтитула лиловыми чернилами (уж не гусиным ли пером?!) "Маргарите от Фауста". Мама, по-моему, всю жизнь втайне гордилась этим посвящением (во всяком случае, она любила показывать его гостям при всяком удобном и не слишком удобном случае). Этот гигантский том, не вмещавшийся ни в какой книжный шкаф или стеллаж, всегда лежал сверху, над верхним этажом книжных стеллажей папиного кабинета. Мне было строго запрещено брать его самостоятельно, без разрешения и в отсутствие взрослых - прежде всего, я думаю, из опасений за мое здоровье. Многокилограммовый суперфолиант вполне мог убить не только школьника моего возраста, но, пожалуй, и взрослого человека - и однажды действительно чуть не пришиб нас с Андреем, когда Ваш покорный слуга, вопреки строжайшему папиному запрету, полез вверх по стеллажам показать содержимое фолианта Андрею, как раз пришедшему ко мне в гости. Неловко зацепленный мною "Фауст" с пушечным грохотом обрущился на паркет, но, к счастью, не задел нас с "Батой" - а переплету хоть бы хны! Потом пришлось, конечно, объясняться с папой, как "Фауст" (вернуть который на прежнее место у нас, конечно, не было возможности), вдруг оказался внизу.

Кстати говоря, у нас в классе (и вообще в нашем "Доме Страха", как мы шутливо называли школу) многие оказались одержимы не только страстью к чтению, но и - класса примерно с седьмого-восьмого - пороком сочинительства и похотью писательства. Все мы, естественно, писали, главным образом, "в стол" (автор настоящих строк - фантастический роман "Полководец Милитарев", затем - исторический роман "Маккавеи", роман-фэнтэзи "Люди" на основе нашей классной игры в Анти-Землю, и т.д.). Один из моих друзей и однокашников - Алеша Поликовский (он теперь достаточно известный журналист и литератор) - по прозвищу "Поль", он же -"Робби", он же - "Ляпа",- был наиболее плодовитым, написав (главным образом, за счет ночного сна) великое множество рассказов, стихов, новелл и романов с названиями типа "Лето в аду", "Почти как боги", "Можно и так", роман о Джиме Моррисоне (это то немногое, что он, в виде редчайшего исключения, как близкому другу и собрату по "перу", а точнее - "шарику", ибо писали мы все это в основном шариковыми ручками!, дал мне почитать, вообще же все писалось "в стол"), "Убей отца" (этот роман, попав когда "Поль" работал над ним на уроке, был конфискован учительницей, попал к директору и вызвал неописуемый скандал) и многое другое, о чем никто не знал и вряд ли уж узнает, ибо это так и осталось в его тайниках. Так вот, "Поль" ежедневно вел скрупулезный подсчет количества знаков, написанных им за очередную бессонную ночь. Конечно, можно объяснить все это "графоманией", но...на его конкретном примере, с учетом временной дистанции, становится ясно, что не так все просто...

Впрочем, это уже совсем другая история...

Здесь конец и Господу нашему слава!