ОТПОВЕДЬ

«Душетленных мя пакостей избави, Христа прилежно умоляющи;

Ему же честь и поклонение подобает, ныне и присно и во веки веков. Аминь.»

(Молитва ко Пресвятой Богородице)

Уважаемый «Рейтар» в №85 (3/2019) начал публиковать господина Шестакова сочинение «князь Александр Ярославович Невский». Будучи крещён во имя этого Святого (и не только по этой причине, но также из сочувствия к нашей долготерпеливой Клио), я всегда интересуюсь тем, что пишут о моём Небесном Патроне.

Пишут же всякое. Одно читать отрадно, другое – скучно (сплошь общие места), третье – омерзительно.

Господина Шестакова сочинение меня покоробило сходу, в лоб, так сказать, дзенским манером. Я просто прочитал эпиграф. В качестве такового автор использовал фрагмент баллады В. Высоцкого из фильма «Легенда о доблестном рыцаре Айвенго».

К Высоцкому, понятно, никаких претензий нет. Его поэзия, как всегда, безупречна. Но весьма часто текст определяется КОН-текстом и приобретает, таким образом, смысл, которого автор и не думал в него вкладывать.

Итак, контекст: князь Александр Ярославович Невский (или, всё-таки, ЯрославИч?)

А теперь – текст:

«…И во веки веков, и во все времена

Трус, предатель – всегда презираем.

Враг есть враг, а война всё равно есть война…»

(Выделено мной. – А. Ш.)

Собственно, дальше можно и не читать. Автор высказался, хоть и чужими (но очень авторитетными) устами. Как говорится, умри, историк, – лучше не скажешь. Или – хуже не скажешь. А ещё лучше – просто умри и ничего не говори!

Мне бы перелистнуть 25 страниц и перейти к следующему материалу, но, исполнившись прискорбного любопытства, я принялся читать.

Ведь я как думал: историк – он же ведь тоже человек, и ради красного словца вполне имеет такое же право глупость сморозить, как и обыкновенный смертный. А вдруг он ничего особо хамского и не имел в виду, и вот сейчас начнётся объективное и умное исследование?...

По-видимому ради этой самой объективности автор начинает своё произведение подборкой диаметрально противоположных оценок личности Св. Благоверного князя и его деяний.

Сперва цитируются эмоциональные, бескомпромиссные, жестокие и жёлчные филиппики в адрес «карателя», «поработителя собственного народа», «пособника татар» и пр. Грубо, несправедливо, злобно, но броско и поневоле врезается в мозг.

Далее следуют вполне вялые дежурные хвалы «дальновидному политику и искусному дипломату», скучные, официальные, со школьной скамьи всем известные, и потому бесследно скользящие мимо сознания. Что называется – ни уму, ни сердцу.

Ладно. Идём дальше.

«ГЛАВА 1. ОТЕЦ. ДЕТСТВО. ЮНОСТЬ.»

Хотя этому фрагменту куда больше пошло бы заглавие «Игра столов». По аналогии с известным сериалом «Игра престолов». Действительно, процентов на 90 она посвящена кровавым перипетиям борьбы за власть отца Александра, Ярослава Всеволодовича. Тому посвящена, как он «садился» на различные «столы», как его с них ссаживали, как он возвращался и был вновь изгоняем, как он умертвил 150 смоленских и новгородских купцов, перекрыв им кислород в тесном погребе, и другим пикантным интересностям.

Воистину, харизматическая личность. Похоже, Андрей Шестаков серьёзно впечатлён Ярославом Всеволодовичем. Просто тащится. Это вполне закономерно.

Примерно 5 процентов текста 1-й главы трактует «исключительно важный вопрос» о происхождении матушки заглавного героя. Краткое эссе на эту тему заканчивается непритязательной констатацией: «…вопрос …….. по-прежнему остаётся открытым, и кем она была, мы, строго говоря, не знаем.»

Ну, спасибо, утешил и вразумил.

Следующий абзац (процента, приблизительно, 4 от объёма главы) посвящён дате рождения Александра Ярославича. И здесь, оказывается, наука (не медицина – история) равным образом бессильна. Коротко говоря, родился невский герой где-то между 1219-м и 1221-м годами.

Ну, хорошо. Родился и родился.

А как же детство-отрочество-юность княжича?

А вот никак! То есть, никак совсем. Будто и не было…

Единственное, что нам сообщает Андрей Шестаков, сводится к следующему:

В 1230-м году неугомонный и вездесущий Ярослав, в очередной раз перекрыв кислород голодающему Новгороду (любил князь перекрывать кислород), принудил новгородцев пригласить его на княжение. «И пробыв 2 недели, пошёл опять в Переяславль, (…………), а сыновей своих 2 посадил в Новгороде, Фёдора и Александра».

Всё.

В остальном, детство и юность будущего победителя шведских и тевтонских рыцарей, ничем не отличались от детства и юности сотен тысяч русских детей, – что крестьянских, что княжеских, - рождённых между 1219-м и 1221-м годами. (По Шестакову, во всяком случае.)

А между тем, - как ты к нему ни относись – как к Божьему избраннику или как к прихвостню ордынскому, - отрок был отважен, блестяще образован и попросту гениален. То есть, несколько отличался от сотен тысяч своих одногодков.

Какие, спросите вы, есть тому свидетельства?

Косвенные, государи мои, исключительно косвенные. Но попробуйте их игнорировать!   

Давайте вспомним хрестоматийную схему дислокации русских войск перед Ледовым побоищем и сам ход побоища.

Здесь требуется небольшое отступление. Может возникнуть вопрос – какое отношение данное побоище имеет к детству и юности Александра? Ведь оно произошло в 1242-м году, когда молодой князь уже ни ребёнком, ни юношей не был, а был Невским, победителем шведов в битве 1240-го года. И почему вдруг я через эту битву перескочил?

На последний вопрос отвечаю: Невская битва «исследуется», если можно так выразиться, в 3-й главе господина Шестакова сочинения, и к ней мы в своё время обратимся. Кроме того, я отнюдь не уверен, что дочитаю оное сочинение до того места, где автор начнёт излагать свои высоконаучные соображения о масштабах и значении сражения на Чудском озере («душетленных мя пакостей избави…»), а потому заблаговременно выскажу свою собственную дилетантскую точку зрения.

Для ответа же на первый вопрос обратимся всё же к хрестоматийной схеме.

Все помнят: полк правой руки, полк левой руки, заведомо слабый передовой полк, позади него - мощная центральная группировка, засадный полк. Несокрушимая тевтонская «кабанья голова» ожидаемо сминает застрельщиков и вязнет, остановленная тяжёлой новгородской пехотой. Правая и левая «руки» словно клещами сжимают бока «свиньи», а конница засадного полка стремительным рейдом заходит ей в тыл и захлопывает «котёл». Резня, паника, бегство и гибель множества на льду Чудского озера.

Эйзенштейн? Само собой. Но и Александр Невский. И это – непреложный факт.

А вот ещё одно хрестоматийное сраженье. Экранизации я не видел, поэтому цитирую всезнающую «Википедию»:

«…Намереваясь расправиться с отступавшими галлами и иберийцами, римляне проигнорировали (………) свежие африканские подразделения, расположившиеся на выступающих концах возникшего полукруга. Это дало возможность карфагенской кавалерии расправиться с римской на обоих флангах, после чего она атаковала центр противника. Лишённая защиты с флангов пехота теперь представляла собой клин, глубоко завязший в полукруге, который африканская пехота начала сокращать с краёв. В этот момент Ганнибал приказал африканцам двигаться вовнутрь против римских флангов, создав один из ранних примеров окружения с применением тактики клещи.

Когда африканские подразделения вместе с кавалерией атаковали римлян, большая часть римской пехоты попала в котёл, из которого не было выхода. После этого началась настоящая резня, по оценке Коули в минуту гибло около 600 легионеров, только ночь положила конец убийствам. 14 тыс. римлянам удалось бежать…..»

Это – финал знаменитой битвы при Каннах (216 г. до Р.Х.)

Конечно же, масштабы человекоубийства несопоставимы: при Каннах схлестнулись сверхдержавы. Это была Мировая война. На Чудском озере – военно-монашеский орден с небольшой (сравнительно с Римом и Карфагеном) феодальной республикой. Вполне локальный конфликт, хотя и ставший решающим фактором войны Отечественной.

Также совершенно различны как первоначальная диспозиция (пехота против пехоты, всадники против всадников, отсутствие засады), так и перипетии двух сражений,. Всё это неоднократно описано и общеизвестно, Но кардинальный замысел обоих полководцев на удивленье схож, а окончательное воплощение его наглядно идентично.

Имеющие очи – да увидят!

Я живо представляю себе тот пенящийся водопад сарказма, что изольётся на меня после подобных утверждений из уст высокообразованных военно-исторических стратегов, с высот своей ретроспективной мудрости всегда лучше любого полководца знающих, что и как тому бы сделать надлежало. Но я нисколько не учёный и не знаток военного искусства, а потому – как чувствую и вижу, так и пишу и говорю.

А вижу я: двадцатидвухлетний парень бесстрашно примеряет на себя доспехи величайшего полководца античности. И они ему ничуть не велики…

Так гений он или избранник Божий? И то, и то. Ведь гениями не становятся. Ими рождаются по Божьему благословенью.

Вот и ответ или, если угодно, моё частное мнение о гениальности Александра – что в юности, что в детстве. Ведь совершенно очевидно, что он был великолепно образован – не хуже нынешних историков и виртуальных полководцев. Без этих знаний ганнибаловы доспехи не примерить. Ну, а отвагу молодого князя, надеюсь, не оспаривают даже самые его свирепые хулители.

И вот ещё два слова о значении этого «локального конфликта». Выше я писал, что он стал решающим фактором Отечественной войны. Это не точно. Ледовое побоище явилось фактором, предотвратившим таковую войну. Пресекшим пресловутый “DRANG NACH OSTEN”. Благодаря этой – без преувеличения - судьбоносной победе Александр Невский надолго обезопасил Русь “VOM WESTEN” (от посягательств с запада) и получил свободу манёвра на востоке. Дипломатического, разумеется, манёвра, ибо противостоять ордынским оккупантам силой оружия в то время было невозможно.

Этого не понял отважный, но недальновидный князь Андрей, брат Александра, сразившийся с монголами и разгромленный «Неврюевой ратью»», после чего был вынужден бежать, оставив под стенами Переславля-Залесского поле, усеянное трупами русских воинов.

А возвращаясь к битве у Чудского озера, число жертв которой с обеих сторон так любят подсчитывать наши исторические баталисты, скажу одно: не важно совершенно, сколько тогда погибло братьев-рыцарей, а сколько русских ратников.

Более чем достаточно для спасения Руси от окончательного погружения в ничтожество!

* * *

Вторая глава исследуемого сочинения называется

«“DRANG NACH OSTEN” В ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ПРИБАЛТИКЕ.»

Школьные учебники и непритязательные справочники рассказу о Невской битве обыкновенно предпосылают такой примерно текст:

«Когда рыцари-крестоносцы потерпели тяжёлые поражения в войне с арабами, в Германии заговорили о выходе из этой войны. Зачем искать добычу в далёких странах (………), если той же цели можно, как казалось, удобно и быстро достигнуть (…..) в Восточной Прибалтике?

В конце 12-го в. немецкие князья решили перенести войну в Прибалтику; их поддержал Папа. (….) Папа охотно взял на себя роль верховного руководителя и провозгласил через епископов в Германии, Дании и Швеции крестовый поход на прибалтийских язычников и «неверных» жителей Руси.

(……)Крестовый поход начался успешно. (…….) Завоевав Эстонию и значительную часть Латвии, рыцари вторглись в Литву и угрожали Руси.

(,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,)

Именно в это время на русские земли обрушились с востока монгольские полчища. В течение 1237-1240 гг. они разорили (………) многие ….. цветущие города, перебили и увели в рабство сотни тысяч людей. Уцелели лишь земли Белоруссии и Новгородско-Псковской Руси.

На неё и нацелились западные рыцари. Они надеялись на лёгкий успех. Казалось, кто мог им противостоять, если по всей Руси дымились развалины городов, сёл и слобод?

Однажды на рассвете июльского дня 1240 г. новгородская морская стража увидела в Финском заливе множество шведских судов…………..»

(В. Т. Пашуто «Борьба русского народа против иноземных рыцарей». Детская Энциклопедия, том 7. Изд. Академии педагогических наук РСФСР, 1961, Москва.)

Эти незамысловатые тезисы автор исследуемого нами сочинения развил до 9-ти журнальных полос и, надо признать, сделал это со знанием дела, увлечённо, как говорится, от души.

Перечислив основные прибалтийские племена, коснувшись их истории, начиная с 3-го века до Р. Х., автор подробно исследует вопрос о человеческих жертвоприношениях, якобы практиковавшихся этими язычниками, о приписываемом им людоедстве… Далее А. Шестаков отмечает, что эти инсинуации – результат восприятия прибалтов крестоносцами, которые, выставляя аборигенов сборищем кровожадных дикарей, тем самым, тщились оправдать собственную агрессию (тот самый “DRANG NACH OSTEN”), представляя её «христианизацией» и исполнением «цивилизационной миссии».

Как бы там ни было, в 1199-м году Папа Иннокентий 3-й приравнял вторжение в Прибалтику к Крестовому походу в Палестину, а во главе этого предприятия поставил епископа Альберта фон Буксхевдена, человека необычайно деятельного и энергичного. Уже в следующем году епископ заложил крепость Ригу, а ещё через два учредил знаменитый орден меченосцев, который и стал главным двигателем «натиска на восток».

Одновременно с этим имел место ещё один “DRANG” - “DRANG NACH WESTEN”, то есть давление, натиск, с востока на запад . Его осуществляли русские, «…которые, начиная с Владимира1, грабили и жгли этот край не единожды». На землях эстов, латгалов, земгалов, селов существовали «районы русского влияния», а проще говоря, колонии – новгородские, псковские, полоцкие…

Естественно, две эти разнонаправленные экспансии не могли не порождать конфликты интересов.

Была ещё и третья сила – сами эти «цивилизуемые» и «христианизируемые» псевдо-людоеды, которые всячески (и подчас очень успешно) сопротивлялись своему «окультуриванию». К тому же они и друг с другом ещё постоянно сражались …

А уж когда меченосцы вышли из-под контроля епископа Альберта… А уж когда вмешалась Дания…

Короче, нынешняя мирная и тихая Прибалтика в начале 13-го века была чем-то вроде Советской России в годы Гражданской войны. (Сравнение, как водится, хромает, как, впрочем, и любое сравнение.)

Взять штурмом крепость, перебить мужчин, забрать детей и женщин в плен, потом ту крепость сжечь и удалиться с победой восвояси, - вполне обыденная практика того времени. Что для меченосцев, что для русских, что для литовцев.

Этот этап «войны всех против всех» завершился в 1236-м году, когда «в битве при Сауле литовцы разгромили меченосцев и их союзников, убив 48 рыцарей», то есть половину командного состава. Это была катастрофа для ордена. Чтобы спасти его от окончательного уничтожения, Папа римский благословил его слияние с могущественным Тевтонским орденом. В результате возник объединённый «Орден немецкого дома в Ливонии» или Ливонский отдел (ландмейстерство) Тевтонского ордена, который и продолжил“DRANG NACH OSTEN” .

Всё это со знаньем дела, основательно, но без лишних подробностей изложено во 2-й главе работы А. Шестакова. Нет смысла более подробно пересказывать. Любой желающий может её прочитать и, думаю, получит удовольствие и пользу.

Меня же этот текст порадовал не только эрудированностью и добросовестностью автора. Предваряя 3-ю главу («НЕВСКАЯ БИТВА») столь пространным и содержательным эссе, Андрей Шестаков, сам того не желая, как бы подводит читателя к мысли, что речь в ней пойдёт о событии крупном, значительном, конгениальном тем историческим и драматическим коллизиям, которые описаны в главе2-й. Это, своего рода, «описка по Фрейду», потому что, как будет показано далее, наш историк придерживается диаметрально противоположного мнения об этом сражении.

И он не одинок в такой оценке. В дебрях ЮТЮБ(-а), этих шизофренических «Хроник Акаши», где Микеланджело соседствует с порнухой, а вдохновенный православный проповедник митрополит Кирилл – с самодовольным книжником-безбожником Невзоровым, мне повстречался седоволосый и, якобы, «учёный» муж Игорь Данилевский. В своём стремлении свести к нулю деяния и личность Александра сей муж доизмышлялся до того, что и само это прозвище – «Невский» – к событиям 1240-го года никакого отношения не имеет, а получил он его, «видимо», благодаря каким-то, никому кроме Данилевского не «видимым» и не ведомым, своим владеньям на реке Неве. Следовательно (полагает мыслитель), событие это совершенно ничтожно, а, может, и вовсе не было его, событья этого. Всё выдумали, мол, тёмные монахи и необразованные летописцы, выполнявшие социальный заказ на «глорификацию» (пижонский англицизм взамен доходчивого слова «прославление») князя.

Оно, конечно, далеко выходит за грань добра и зла, и Шестаков ту грань не преступает. До поры, до времени.

* * *

Но обратимся к главе третьей. Итак,

«НЕВСКАЯ БИТВА»

Правда, учитывая авторский подход к вопросу и то, как подаётся материал, текст следовало бы озаглавить «НЕВСКАЯ СТЫЧКА».

Но прежде чем продолжить, я бы хотел разрешить своё дилетантское недоуменье: почему столь порадовавшая меня 2-я глава предпослана рассказу именно о Невской битве? Разве остатки меченосцев, объединившихся с тевтонцами, участвовали в ней? Разве епископ Альберт или кто-то другой из персонажей 2-й главы имеет к этой битве отношение?

Хотя, конечно, косвенным образом к бесславному походу шведов имеют отношение все деятели той эпохи вплоть до Папы римского, ибо этот «визит» (по странному определению Шестакова) был, безусловно, частью общего «давленья на восток», приравненного к Крестовому походу, благословлённого и инспирированного Ватиканом. С другой же стороны (в прямом и переносном смысле слова) даже Батый имеет отношенье к этому сраженью, поскольку именно победоносное ордынское вторженье как раз давало шведам основание рассчитывать на то, что покорённая монголами страна особого сопротивленья не окажет.

Но всё-таки – откуда вдруг такая непоследовательность у столь добросовестного автора, как Шестаков? Или – не столь уж добросовестного? Или я попросту чего-то не улавливаю…

На мой непросвещённый взгляд , коль скоро речь идёт о ШВЕДСКОМ – как ты его ни называй – вторжении, походе, да хоть визите доброй воли, но именно о ШВЕДСКОМ предприятии, то и предварять рассказ о нём следует живописанием не обще-прибалтийских, но именно шведских реалий. Что, например, подвигло конкретно шведских рыцарей, а не, допустим, датских, на этот смелый шаг? И в этой связи, не следовало бы внимательнее приглядеться к такой незаурядной личности как Биргер Магнуссон из рода Фолькунгов?

Но к этим мы подробностям вернёмся в дальнейшем изложении… Пока же обратимся к господина Шестакова сочинению.

Всю предысторию сраженья на Неве он сводит к озвучиванию в очередной раз общеизвестных сведений, а именно: «конфликт между Швецией и Новгородом начался в середине 12-го века, когда шведы приступили к завоеванию племён, населявших территорию современной Финляндии. Установив своё господство над племенем суоми в юго-западной части страны, шведы в 40-х годах 12-го века перенесли боевые действия на внутренние области южной Финляндии, населённые емью.» Затем 100 лет ничего интересного и достойного внимания нашего историка как бы не происходило, а «в начале июля 1240-го года несколько шведских судов вошли в Неву. (…………….) Шведы высадились и разбили лагерь у впадения в Неву реки Ижоры.

Здесь 15-го июля 1240 г. произошла Невская битва, <о которой> ……мы знаем из «Жития князя Александра» и нескольких русских летописей».

Западные источники об этом событии глухо молчат, из чего читателю предлагается сделать вывод о незначительности этой пограничной стычки.

Дальнейший текст 3-й главы представляет собой разбор имеющихся скудных (по мнению автора) сведений и их опровержение посредством осмеяния, граничащего с ёрничеством.

А между тем, для умеющего читать и думать и одного лишь «Жития» достаточно, чтобы вполне составить представление, как о сражении, так и о том, что ему предшествовало. Но это, если читать его («Житие») полностью и непредвзято (а лучше – и на языке оригинала, где текст звучит особенно красиво, связно и абсолютно логично), а не «избранные места», представляющиеся Шестакову и солидарным с ним адептам «исторического материализма» набором забавных нелепиц.

Но, находясь на чужой территории (я имею в виду «территорию» А. Шестакова), я вынужден играть по чужим правилам и анализировать те самые «избранные места». Зато же я имею право использовать такие же приёмы «исторической реконструкции», что и ниспровергатели «культа личности» Святого Александра.

А. Шестаков пишет:

«Итак, «Житие» начинается с того, что «некто знатный Андреяш» приходит, желая посмотреть на Александра в расцвете сил». (…………) Девятнадцатилетний Александр ещё ничего не совершил. Спрашивается, откуда Андреяш мог вообще что-либо узнать об Александре?»

(Для начала, «Житие» начинается не с этого, а с сообщения автора о том, что излагает он только то, что слышал «от отцов своих», тогда как сам он «был свидетелем зрелого возраста его» (Александра). То есть, он – младший современник князя, лично его знавший. Следовательно, его свидетельства достойны доверия как минимум. Мне вообще непонятно, почему любым домыслам Шестакова должно безоговорочно верить, а прямым завереньям учёного монаха – нельзя… Но это, что называется, так, в скобках.)

А кто же этот «некто… Андрияш»? Согласно «Житию», это - «один из именитых мужей Западной страны, из тех, что называют себя слугами Божьими». То есть, высокопоставленный рыцарь Тевтонского ордена. В подтверждение могу сослаться на познавательнейшую книгу исторического писателя В. Акунова «Тевтонский Орден - псы-рыцари или Божьи дворяне?» Название говорит само за себя. Надеюсь, других доказательств принадлежности данного рыцаря к данному ордену не требуется.

(Замечу в скобках, пафос этой книги мне чужд, ибо она собою представляет безоглядную глорификацию (вот прицепилось же дурацкое словечко!), апологию всех и всяческих духовно-рыцарских сиречь военно-монашеских орденов, в числе которых В. Акунов называет даже опричнину Ивана 4-го, ставя этот репрессивный орган в один ряд с тамплиерами и иоаннитами, чем, конечно же, не оказывает чести ни тем, ни другим. Но даже это, как ни странно, не делает сей труд менее интересным…)

«Андреяш», как нетрудно догадаться, - славянизированная форма немецкого имени «Андреас». Известен ли нам какой-нибудь рыцарь Андреас, занимавший в те годы высокое положение в Тевтонском ордене? Известен. Это Андреас фон Фельфен (Andreas von Velven, «Андрей Вельфен» у Карамзина), вице-ландмейстер Ливонского отдела Тевтонского ордена. До своего вступления в эту должность он был комтуром (командором) Риги. Именно он командовал войсками ордена во время «Ледового побоища», Его путешествие на Русь в составе орденского посольства к Александру (около 1239-го года), «историками не было ни доказано, ни опровергнуто» (Википедия).

И вот здесь я намерен (имею на то полное право) применить излюбленную тактику или «логическую» схему наших высокообразованных реконструкторов истории:

ЕЖЕЛИ ЧТО НЕ ДОКАЗАНО, НО И НЕ ОПРОВЕРГНУТО, ОНО, СТАЛО БЫТЬ, ВПОЛНЕ ДОПУСТИМО. А РАЗ ОНО ДОПУСТИМО, ТО, ЗНАЧИТ, ОЧЕНЬ ДАЖЕ ВОЗМОЖНО. А КОЛИ ВОЗМОЖНО – ТАК ВЕСЬМА И ВЕСЬМА ВЕРОЯТНО. НО!! ЕСЛИ УЖ ОНО НАСТОЛЬКО ВЕРОЯТНО, - ТОГДА ВСЁ!! ЭТО – НЕПРЕЛОЖНЫЙ ФАКТ!

Итак, «Андреяш» не только мог «что-либо узнать об Александре», но и вполне мог оценить (НЕ мог НЕ оценить) «несравненность» (ещё один удивительный неологизм Шестакова) гениального юноши. А если некто особо дотошный всё-таки спросит меня, откуда, мол, ты это взял, я, ничуть не смутившись, отвечу: ИЗ ХРОНИК АКАШИ, только из настоящих, несущих истинное мистическое знание, закодированное в нефизической сфере бытия, а не из ЮТЮБ-овской свалки отрывочных сведений обо всём и ни о чём!

Далее А. Шестаков иронизирует по поводу восторженного отзыва «Андреяша» об Александре, который тот озвучил в кругу «своих». «Интересно, - вопрошает комментатор, - откуда автор («Жития» - А. Ш.) узнал о том, что именно рассказал своим Андреяш?»

А откуда, интересно, известно господину Шестакову, что, если в 13-м веке не было интернета, то сказанное в Ливонии не могло дойти до Великого Новгорода? Неужто же всерьёз он полагает, что средства массовой информации изобретены только пару столетий назад?

Так что, недоуменье комментатора по поводу информированности автора «Жития» само по себе вызывает недоуменье и порождает сомненья в его (комментатора) добросовестности и проницательности. А самый этот вопрос следует отнести к разряду ничтожных придирок.

По тому же разряду проходит и следующий «аргумент» Шестакова: какая, мол, глупость, что «узнав о «мужестве» Александра, «король римской веры» решил завоевать его землю. (То есть, этот «король» хочет напасть не потому, что страна богатая или её население придерживается другой веры, а потому, что её правитель «мужественен» ?!)»

«Где тут здравый смысл?», - как бы вопрошает «исследователь».

Ну, для начала, король этот – не безымянный сказочный персонаж, на что намекает наш автор, заключая сей титул в кавычки, а совершенно реальный король Швеции Эрик Эриксон по прозвищу Шепелявый. («…конунг нетвердо владел языком, был шепеляв, да к тому же и хром». (Рифмованная «Хроника Эрика»)). Был он, к тому же, и не весьма дееспособен. Решений никаких не принимал. Реальная власть находилась в руках его ярла Ульфа Фаси, двоюродного брата Биргера Магнуссона, который, к тому же, был женат на сестре Эрика.

То есть, решение напасть на страну «потому, что её правитель “мужественен”» приняли эти два очень влиятельных в королевстве Шведском кузена.

Само собой, не только ради мужественности (вернее, гениальности) Александра предпринят был этот поход. Но не в малой мере и по этой причине тоже.

Адепту исторического материализма никак невозможно постичь менталитет средневекового рыцаря. (Да, и любого рыцаря вообще!) Ещё незабвенный Высоцкий, которого, по-видимому, ценит Шестаков, в самый разгар «развитого социализма» с горечью отмечал, «что слово “честь” забыто». А вот для Биргера и Александра оно было исполнено непререкаемого смысла. И монахи-крестоносцы ходили в Палестину не только за сарацинским золотом, И даже вовсе не за ним… «Освобождение Гроба Господня» для них не было пустым звуком и поводом тупо пограбить, понасиловать и, разумеется, поубивать – как же без этого?! («Жил на свете рыцарь бедный…»)

По возрасту Биргер мог бы быть старшим братом Александра. Характером же, поступками и, так сказать, карьерой он более напоминает Ярослава. Такой же прирождённый воин с неутолимой жаждой власти и неутомимый в нескончаемой борьбе за власть.

Ярослав Всеволодович после многолетних битв и интриг садится на Великий СТОЛ владимирский, а Биргер (так и подмывает сказать – Магнусович), расправившись с конкурентами, становится регентом при малолетнем сыне Вольдемаре, которого сам же и посадил на преСТОЛ, и в этом качестве правит Швецией 16 лет (до самой своей смерти в 1266-м году). Он - основатель Стокгольма и новой династии.

Во всех смыслах – выдающийся человек!

В 1240-м ему нет и 30-ти лет – самый расцвет. Он – зять (муж сестры) Эрика Шепелявого и (если не считать этого недееспособного монарха), после своего двоюродного брата Ульфа Фаси, - второй человек в свейском королевстве. Сравнительно недавно (в 1237-м году) он по призыву Папы Григория 9-го возглавил удачный Крестовый поход против язычников финского Тавестланда. Он участвовал во многих битвах и пока что не проиграл ни одной. Его карьера на подъёме. Он, как бы сегодня сказали, сверхзвезда.

И вот, из надёжных источников, близких к высшему руководству Тевтонского ордена, становится известно, что в Новгороде князем стал юноша необычайных дарований. Он и красив, как библейский Иосиф, и мудр, как Соломон, и «сила … его» - «часть от силы Самсона». Неизвестно, точно ли цитирует составитель «Жития» Андреаса фон Фельфена, якобы сказавшего: «Прошел я страны, народы и не видел такого ни царя среди царей, ни князя среди князей» или же это – знаменитая «глорификация»... Но общий тон характеристики, данной ландмейстером Александру, определённо мог быть именно таким. (А коли мог – стало быть, БЫЛ! Таковы правила здешнего «исторического материализма», которым я покорно подчиняюсь…)

Далее, следуя обрисованной мною выше излюбленной формуле «исторических реконструкторов» (когда не опровергнутое постулируется как неопровержимое), я с огромной долей вероятия предположу, что Биргер возревновал к Александру и восхотел выяснить, кто же из них двоих доблестней. А поскольку слово «честь» в 13-м веке было не то, что не забыто, но, напротив, являлось ключевым для каждого, именовавшегося рыцарем, роковой для шведов «рейс» неотвратимо начался.

«Какой-то рыцарский роман…», - с презреньем отмахнётся «серьёзный исследователь».

«А если бы и так – что за беда…», - с похвальным легкомыслием отвечу я. – «Вся русская история – что это? Разве не «сплошь поэзия» (по Пушкину)? Поэзия. А вся английская тогда – не сплошь шекспировская драма? Германская – не сплошь ли героическая сага? Ну, а французская – не сплошь любовный приключенческий роман? Да, да и да! И получается, история любого государства, - не только лишь российского, – есть тот или иной литературный жанр…»

Конечно же, такие утверждения условны и вроде бы, надуманны. Но, по любому, вся история - литература. Для одного «историописателя» (по выражению энциклопедиста Татищева) – научная, а для другого (например, сентиментального романтика Карамзина) – художественная. Ну, а литература – вещь интимная, сугубо личная, у каждого писателя своя. Вот и выходит: сколько историописателей – столько и историй… И, спрашивается, какая из них истинна?

Вот вам, пожалуйста, свежий пример:

«…новгородская морская стража увидела в Финском заливе множество шведских судов…………..», - пишет В. Пашуто.

«….в начале июля 1240-го года несколько шведских судов вошли в Неву.», - пишет А. Шестаков.

Загадка дня:

Сколько шведских судов вошло в Финский залив?

Ну, я не спорю, геополитические интересы Швеции в регионе и весь контекст Крестового похода, - вот настоящие причины злополучного «визита». А рыцарские побужденья Биргера? Так… Пресловутая «роль личности в истории», которая, как доказал «истмат», весьма невелика (если, конечно, речь не идёт о роли личности И. В. Сталина!).

Но «ты это отступление, читатель, пожалуйста, забудь, да поскорей», как сказано в одной изрядно легкомысленной поэме прошлого века. (1)

Выше я выразил намеренье анализировать лишь те фрагменты «Жития», которые господин Шестаков избрал объектом своего сарказма. Но этого, как оказалось, совершенно недостаточно, поскольку наш исследователь, «доказав», как он считает, несерьёзность этого источника («Жития») в вопросах о причинах и предыстории сраженья (какая, мол, «мужественность Александра?», какой, мол, «знатный Андреяш?», откуда, мол, «автор мог знать?» что-то, чего не знает Шестаков…), - так вот, «доказав» это, он завершает свой «анализ» канонического православного текста небрежным замечанием, что, мол, исследовать этот текст дальше – ниже его (Шестакова) достоинства. Он пишет:

«Ну и далее всё в том же духе: тут и «королю возложил печать на лицо», и «королевича тащили под руки», и враги «перебиты ангелом Божьим» и т. д. и т. п.»

За этой речевой фигурой – «и т. д. и т. п.» - упрятано отсутствие собственных аргументов и нежелание вникать в аргументацию оппонента. В данном случае, использование этой уловки равнозначно вердикту: «всё остальное – такая же чушь». Но я так не считаю, ибо для меня этот текст – никакая не чушь и не бездоказательная «глорификация», а, напротив, вполне достоверный источник и повод поразмышлять о вещах, выходящих за рамки «т. д. и т. п.».

К вопросу об Ангеле Божьем мы с помощью Божьей ещё обратимся. Пока же попробуем разобраться с «королём» и «королевичем».

Эрик Шепелявый, единственный настоящий король, имевший отношение к Невской битве, сам в ней не участвовал и жертвой александрова копия стать не мог. Наследника мужского пола он не имел, так что раненый боец, которого «тащили под руки» на корабль, и которого пытался пленить Гаврило Олексич, определённо не носил титул «королевича».

Так что же это за таинственные персонажи?

Выдумка «глорификатора»? Отчасти, это, вероятно, так. Только не выдумка, а преувеличение, гипербола. Произвести поверженного вождя вражеского войска в короли – значит ещё более прославить подвиг победителя. А это, собственно, и есть сверхзадача биографа-апологета, каковым, бесспорно, является автор «Жития».

Шведское войско возглавлял Ульф Фаси. Но о каком-либо его ранении в Невской битве сведений нет.

Сам же факт возложения Александром печати на лицо некоего воина никем (даже Данилевским!), вроде бы, не оспаривается. Но если бы речь шла о рядовом бойце (пусть хоть и рыцаре), этот эпизод навряд ли мог стать частью жизнеописания Святого.

Тогда – о ком же речь?

Спор об участии Биргера Магнуссона в Невском сражении ведётся постоянно и конца ему не видно. Все аргументы ЗА и ПРОТИВ давно озвучены, и повторять их, вроде, смысла нет. И всё же я, как сентиментальный романтик, вослед Карамзину упорно выступающий ЗА, считаю нужным исследовать первейший аргумент противников самой возможности поединка Александра с Биргером.

А аргумент этот такой: нет никаких сведений о том, что Биргер в 1240-м году вообще отлучался из Швеции. Значит, в сражении он не участвовал, и, следовательно, возложение Александром печати «острым копиём» на чьё-либо чело – досужая выдумка летописца.

Но, господа! Нет также сведений каких-то и о том, что Биргер в том году из Швеции НЕ отлучался. К тому же, в западных источниках нет сведений о Невской битве ВООБЩЕ! Но битва-то была. Никто из постсоветских «историописателей», надеюсь, это не оспаривает? (Даже Данилевский!) Следовательно, отсутствие либо наличие сведений о пребывании этого воителя на родине в тот год никак не исключает самую возможность возложения на его чело печати «острым копиём» русского полководца.

Дальше хотелось бы спросить любителей везде искать логику и здравый смысл: Зачем автору «Жития» выдумывать какой-то поединок, факт которого настолько просто опровергнуть даже 780 лет спустя? А уж тогда-то, по свежим следам, живые свидетели событий схватили бы фальсификатора-глорификатора немедля за руку. Не проще ли было бы ему (глорификатору) назначить жертвой «острого копья» какого-то реального участника сраженья, к примеру, Ульфа Фаси? Уж коли врать – так хоть стремясь к какому-то правдоподобью…

Но нет. Он жертвой назначает «короля»!

Так кто же это?

Методика новейших реконструкторов истории предполагает, что факт, НЕ доказанный – не есть НЕДОКАЗУЕМЫЙ , и, следовательно, факт НЕ опровергнутый – есть НЕОПРОВЕРЖИМЫЙ факт.

И на этот раз я с радостью приму такую логику. Итак:

Раз Биргер МОГ участвовать в сраженье, то запросто МОГ получить «печать» от Александра. А раз «печать» ту получил «король», то, Биргер, стало быть, «король» и есть! По-моему, безупречно…

И – более того – он же и есть тот самый «королевич», которого «тащили под руки»!

Действительно, при эксгумации на черепе Биргера нашли глубокий след от удара копья недалеко от глаза. Придись удар на пару сантиметров выше, исход был бы смертельным. Так что, нок-аут получился тяжелейший, и самостоятельно передвигаться пострадавший не мог. Его «тащили под руки». (Согласно «Житию» - «влекли», а не «тащили».)

Но почему «король» стал «королевичем»?

Причин тому иметься может быть немало.

К примеру, летописец мог просто допустить оплошность и перепутать два однокоренных слова.

Или же составителем могли руководить соображенья эстетического свойства. Ведь в тексте оба слова стоят почти что рядом, и, чтобы избежать тавтологии, историописатель 13-го века одно из них немного изменил.

А может быть, он (составитель) не слишком разбирался в шведской политической ситуации, в её реалиях и терминах. К моменту составления «Жития» Биргер был регентом при короле, своём несовершеннолетнем сыне (или побывал в этом качестве, если «Житие» составлено после его смерти). Регент при малолетнем короле – король de facto. И в то же время, он - de jure – не король. Но составителю не обязательно вдаваться в эти тонкости. Ведь он описывает битву, произошедшую тогда, когда ещё ни регентом, ни ярлом Биргер не был. Вот он и назначает своего героя то «королём», то «королевичем», то есть будущим королём…

И, наконец, не надо забывать, что «Житие» до нас дошло в 14-ти вариантах (различных списках, переводах и редакциях). Кто поручится, что за 780 лет текст был ничуть не искажён?

Итак, с одним из «неопровержимых» аргументов новейших деглорификаторов Святого Александра мы, с Божьей помощью, разобрались. Ни в «короле», ни в «королевиче», ни в «возложении печати на лицо» нет на поверку ничего бездоказательного, невозможного, наивного и недостойного вниманья.

Осталась самая «уязвимая» цитата из «Жития», вызывающая презрительную гримасу на лице «серьёзного исследователя», прошедшего классическую школу научного атеизма. Вот она:

«…на противоположной стороне реки Ижоры, где не могли пройти полки Александровы, здесь нашли несметное множество убитых ангелом Господним.»

Благословясь, начнём.

* * *

Вообще говоря, в Невской битве помощь свыше Александру пришлась очень кстати. Эта битва для шведов не кончилась таким катастрофическим разгромом, каким для тевтонцев - Ледовое побоище. Если план Александра заключался в том, чтобы лобовым ударом конницы обратить в бегство главные силы противника, а фланговым рейдом пехоты уничтожить корабли и, отрезав отступающих от реки, окружить и добить разбитое войско, то этот план не сработал.

Отважный новгородец Миша, на чью дружину была возложена важнейшая задача захватить шнеки, несмотря на весь героизм, сумел потопить только три корабля.

Хоть в центре княжеская дружина смешала строй противника, а Александр в поединке поверг вражеского предводителя, шведы не побежали, а стойко оборонялись. Они вынесли из боя и «увлекли» на корабль своего раненого вождя. Гаврило Олексич, которого за его отчаянные действия (верхом ворвался на корабль!) можно назвать «русским берсерком», не смог пленить его и даже был сброшен в воду телохранителями.

Опытные шведские воины оказались тем ещё «крепким орешком». Погрузившись на оставшиеся шнеки, они начали переправляться туда, «где не могли пройти полки Александровы». У русских не было судов, и воспрепятствовать этой переправе им было невозможно. Несмотря на потери, понесённые в результате внезапного нападения, шведы всё ещё сохраняли численное превосходство и, перестроившись на другом берегу, вполне могли надеяться на реванш.

Но здесь Ангел Господень их настиг. Недаром же святые Борис и Глеб перед сраженьем обещали помочь своему родичу Александру.

Для комментатора, воспитанного и возросшего на историческом материализме, подобная «поповщина» - прямое доказательство бессмысленности и вздорности комментируемого источника.

Для верующего человека нет ничего фантастического в том, что Господь посылает ангела в помощь своему избраннику.

Но, если я во что-то верю, а кто-то не верит, это ровным счётом никого ни к чему не обязывает. Поэтому, находясь на чужой территории, я не считаю возможным свести дискуссию едино токмо к пресловутому вопросу веры. ..

Кроме того, Господь не так уж щедр на абсолютно НЕОБЪЯСНИМЫЕ проявления Своего Всесилия. Часто Божественное вмешательство (ЧУДО) реализуется через посредство тех или иных физических объектов или действий.

Евреи, например, блуждали по пустыне сорок лет без всяких продовольственных запасов. То, что они не умерли от голода, бесспорно, чудо. Господь их не оставил, дав им пищу. Однако же, скитальцы питались не непосредственно Духом Святым, а вполне материальной субстанцией – манной Небесной, о природе которой упрямые учёные не устают ломать свои натруженные головы.

Поэтому и шведы избиты были, может быть, не огненным мечом Архангела, а вполне земным оружием. К примеру, стрелами и топорами засадного отряда ижорских пограничников (морская стража), который гениальный 19-летний полководец заранее разместил на том берегу. Тогда, выходит, вся предшествующая битва имела целью вынудить утомлённого противника переправиться через реку, чтобы как раз и угодить под неожиданные топоры и стрелы, после чего ни о каком «реванше» быть речи не могло!

Как вам такой сюжетный поворот?

А что? И летописец в целом прав, и материалисты сыты.

Или другая версия. Исторический писатель М. И. Хитров в книге «Александр Невский - Великий князь» (Лениздат, Санкт-Петербург, 1992) пишет:

«Победа русских была столь неожиданна и решительна, что они, в чувстве смирения, не осмеливались приписать ее своей храбрости и были уверены, что вместе с ними ангелы Божии поражали неприятелей.»

Хотя, по правде говоря, обе эти логические спекуляции мне не по душе. Не нравятся мне «сытые материалисты». Ангел Господень – это впечатляет. А «план Б» или смиренная скромность победителей - не особо.

К тому же, первая версия (засада на другом берегу) уязвима в том смысле, что по общепринятой схеме сраженья отступающие шведы отходят за Неву, тогда как «несметное множество убитых ангелом Господним» находят «на противоположной стороне реки Ижоры»… В том, что Ангел способен истребить кого угодно, сомненья нет, но что же это за «несметное множество убитых», кто эти убитые за Ижорой, коль скоро шведы ретировались совсем в другое место? Такая неувязка…

Но, знаете, пока я создавал этот текст, приёмы и методология «исторического реконструирования» настолько въелись мне в печёнку (пардон, проникли в подсознание), что разрешить подобное противоречье мне не составит ни малейшего труда. Достаточно всего лишь предположить (а это – самый действенный приём), что общепринятая схема не вполне соответствует действительности (А что? Ведь шведы высадились у впаденья – под прямым углом – Ижоры в Неву, и нет неопровержимых доказательств того, что лагерь их был расположен тылом именно к Неве, а не к её притоку…), как ретирада за Ижору становится и допустимой, и понятной!

Но я не буду упражняться дальше в такого сорта подтасовках. Оставлю это остроумное занятье Данилевскому и иже с ним.

Замечу только, что не стал бы летописец выдумывать подобный эпизод. Придуманное чудо – чтобы в него поверили – должно было бы свершиться в каком-либо правдоподобном месте, (хоть на противоположной стороне Невы), а не там, где по идее противника быть не могло. Такая выдумка лишь порождает вопросы без ответов, а, значит, недоверие ко всему рассказу. И автор «Жития» это прекрасно понимает. Но, тем не менее, идёт на риск быть обвинённым в глупом измышлении. Зачем?

Здесь объяснение одно: это не выдумка! Чудо действительно имело место!

И всё-таки - КТО эти убиенные? История молчит. Я же, вступая на привычную уже тропу догадок, домыслов и допущений, готов предположить, что шведам шло на помощь подкрепление, о коем даже мы с высот нашего ретроспективного всеведенья не знаем ничего… Оно-то (подкрепленье) и было перебито Ангелом Гомподним.

* * *

МОМЕНТ ИСТИНЫ

Это – не название 4-й главы господина Шестакова сочинения. Ознакомиться с тою главой читателю, вероятно, ещё предстоит, и интересанты смогут это сделать в следующей книжке «Рейтара». Я же, как и обещал, читать дальше сие сочинение не буду («Богородица не велит…»)

«Моментом истины» я озаглавил заключительную часть своего опуса.

«Как это – заключительную, – спросит, возможно, меня увлёкшийся читатель, - когда впереди ещё так много интересного? Ледовое побоище, великое княжение, сношения с Ордой, интриги новгородские, смерть героя, канонизация… И обо всём этом дотошный Шестаков, конечно же, напишет, и в каждом эпизоде Александр Невский будет им выставлен «трусом, предателем, врагом», ну, в лучшем случае, ничем не примечательным князьком, «нечаянно пригретым славой»… А значит, все эти измышления надо опровергать и разоблачать с позиций объективности, здравого смысла и исторической справедливости…»

Всё так. Но у меня нет больше сил на это. Ведь вся господина Шестакова «исследовательская детель» - банальная (и не весьма искусная) техническая компиляция сто раз озвученных и пережёванных инсинуаций, изобретённых прежними, куда как более оригинальными «авторитетными специалистами» по части исторических фальсификаций-«реконструкций». На этом Шестаков собаку съел. Он компилирует на автомате. Похоже, у него имеется некая компьютерная программа «Компилятор». Ему достаточно ввести ключевое слово, например, «Невская битва» и нажать «Enter». И всё. Органчик заиграл.

Мне же, многогрешному, приходится всякий раз включать мозги заново, вживую, самому окунаясь в это… пардон, в эту проблему. Готовых паттернов у меня нет, а если б были, пожалуй, я не стал бы ими пользоваться, ибо в такого рода «спорах» истина уж точно не рождается. Есть, правда, Карамзин, Костомаров, Гумилев, но лишь одними ссылками на этих славных мэтров я ничего не докажу.

Кому не докажу?

Естественно, не Шестакову с Данилевским: они, что называется, упёртые и всё уже сто лет назад решили для себя.

Себе мне тоже нечего доказывать: я ведь ничуть не в меньшей степени упёртый, поскольку – верующий христианин, и для меня канонизированный Православной церковью Святой, что называется, и в Африке Святой, и никакие «оправдания» ему не надобны.

С этим всё ясно.

Но остаётся множество людей «не в теме», взыскующих истины везде, где она им ни померещится, привыкших доверять «авторитетам». Для них самоприсвоенное компилятором звание «историк» звучит, как волшебный пароль, практически является «доказательством непреодолимой силы» правдивости инсинуации. На этих-то образованцев, блуждающих в потёмках исторических спекуляций, и нацелена вся шестаковско-данилевская «детель».

Уж очень соблазнительно профанов залучать!

Зачем это надо? Известное дело.

Какой же серьёзный учёный без собственной школы? А ведь больше всего хочется прослыть «серьёзным» или «крупным»! На худой конец, «известным»… Ну, пусть и не учёным, так хоть «популяризатором истории», журналистом, но известным своим «оригинальным, смелым, новаторским взглядом на русскую историю, на некоторых её персонажей, к которым, по укоренившейся рутинной традиции, нет и быть не может никаких вопросов». (2)

Это ж так греет…

Вот здесь-то обольщённые профаны ой как в жилу!

Глядишь – брошюрку помогут издать… Или там, отзыв восторженный тиснут. Вроде такого:

«Ой, ну надо же… А мы-то ничегошеньки не знали-ведали! И какую ж нам лапшу всю дорогу вешали… Мол, Невский – то, Невский – сё… Герой… Святой… А он-то – вон кто оказывается! Да, если б не Шестаков! Вот так бы и сгинули в тёмном невежестве… Спасибо, гуру!»

Так что, за эти заблудшие души, возможно, и стоит бороться… А может, и не стоит.

То есть, моё христианское самоотвержение так далеко не простирается. Наверняка найдётся православный учёный, настоящий историк-профессионал, трактующий свой предмет с позиций духовности. Дай ему Бог окончательно разогнать морок невежества и пошлой конъюнктуры, наводимый «школой» Данилевского-Шестакова!

Я же – человек со стороны, обычный прихожанин, и профессия моя – отнюдь не исторический писатель, а писатель просто. Но, как просто русскому писателю, мне полагается по званью иметь обострённое чувство ответственности, долга, справедливости и – даже! - подумать только – СОВЕСТЬ!...

Вот почему, когда глаза мне резанул цитированный в самом начале эпиграф из В. С. Высоцкого, высокие чувства взыграли и «ярость благородная» (совсем не в духе христианского смирения и всепрощения, каюсь) повелела мне дать отповедь клеветнику.

Надеюсь, это, в какой-то мере, удалось. Теперь я удаляюсь по своим писательским делам.

Feci quod potui faciant meliora potentes.(3)

Но напоследок я скажу. Я скажу, откуда растут уши, ноги, органеллы и метохондрии всех этих «ниспровергателей культа личности» Александра Невского.

С лёгкой руки гениального Гоголя по страницам русской литературы мечется один удивительный персонаж. То есть, в нём самом ничего особо выдающегося нет – кого на Руси удивишь тупостью, хамством, невежеством, наглостью? Уникальна фамилия молодчика – Неуважай-Корыто.

Многие – Тургенев, Чехов, Булгаков – каждый по-своему воспели этого героя всех времён. Но первым его почитателем стал великий М. Е. Салтыков-Щедрин. Послушаем классика:

«Мне показалось, что передо мною стоит громадных размеров дятел, который долбит носом в дерево и постепенно приходит в деревянный экстаз от звуков собственного долбления.»(4)

Никого не напоминает? Нет? Тогда ещё одна цитата:

«Но Неуважай-Корыто с суровою непреклонностью положил конец колебаниям, "ни в
каком случае не достойным науки".
- Напротив того, - отдолбил он совершенно ясно, - я положительно утверждаю, что и Добрыня, и Илья Муромец - все это были не более как сподвижники датчанина...»(5)

Уже теплее. Хотя, по правде сказать, к исследуемому мной произведению и его автору (это я про Шестакова, если помните такого…) эти блистательные тексты имеют отношение весьма опосредованное. Так, лёгкая ассоциация, не более.

К тому же, эту жёсткую полемику Щедрин вёл – не поверите – с В. В. Стасовым, великим русским музыкальным критиком! «Такие у поэзии ремёсла»…(6)

Предмет же той полемики ни малейшего отношения к Невской битве не имеет, и мы в него не будем более вдаваться. Нам интересен, главным образом, Неуважай-Корыто. Причём теперь уже не как литературный персонаж и назидательный пример, а как абсолютно реальная историческая личность, культуртрегер, знаменитость и властитель дум.

Послушаем же этого Неуважай-Корыто, развившегося и разросшегося до конечной, совершенной, высочайшей формы и степени:

«Первую, так называемую "великую победу" Александр, согласно "великорусских писаний", заимел 15 июля 1240 года. В тот день во главе собственной дружины он напал на шведов, высадившихся на берег Невы, и "разбил их в пух и прах". Казалось бы, действительно, стоит возгордиться "величайшей победой" князя. Ан, нет! Совесть не позволяет. Словом "битва" такую мелкую стычку никто не величает. С обеих сторон в той драке приняло участие не более 300 человек. И Александр в той стычке не победил с тем блеском, как нам сказывали.»(7)

Вот так. Безапелляционно и лапидарно. Учитесь, бледные, унылые, трусливые эпигоны! Рискните повторить подвиг учителя!

Да, где ж вам… Виссарион-то – «неистовый»! В смысле, невменяемый. На всё-то ему забить и положить. Таких нынче охотно в дурку определяют… Ему же, вроде, того и надо – кайф ловит… В лучах купается…

Но вам-то, эпигонам, такое зачем? Ни к чему совершенно. Не маргиналы ж как-никак! Оно, конечно, слава бы неплохо… Но дурка? Увольте! Ни комфорта, ни гонорара, ни званий почётных… Мы ж ведь серьёзные учёные, историописатели, будь он неладен, Татищев этот…

Уж лучше мы будем, поэтому, просто гадить себе потихонечку. Внушать нежно самим себе и непритязательным нашим последователям, взыскующим «правды истории», удобные умиротворяющие мыслишки и ощущения, от которых приятнейшим образом чешется эго. Что, мол, не было героя никакого, а уж святого – так и вовсе быть в природе не могло. Что было? Так, какой-то мелкий злобный эгоист. Ничуть не лучше нас с вами. С такими же убогими страстишками и вожделеньями. Карьера, власть, достаток, - вот и всё. И ради этого он шёл по головам, обманывал и предавал…

Всё, как у нас. Совсем как мы. Ничуть не лучше.

До чего ж успокоительно…

* * *

Врёшь! Врёшь, мерзавец! Не бывать по-твоему..

Даже в моменты слабости, сомнений и затемнений (а без таких моментов человека не бывает!) он остаётся гением, героем, избранником Судьбы и Небес!

А ты… Даже когда со сладострастным урчаньем перечитываешь очередной свой пасквиль «исторический» и в уши твои бальзамом льётся похвала единомышленников, ты остаёшься – чем? Да, тем же самым: унылым, тусклым и второстепенным Неуважай-Корытом…

* * *

И наконец, ответ на самый роковой и неразрешимый вопрос последних 780-ти лет русской истории: сколько же шведских судов новгородская морская стража увидела в Финском заливе в начале июля 1240-го года?

Никто не отрицает, что шведы прибыли «с визитом» на шнеках. Шнек – младший брат великого драккара. Его основное отличие – меньшая вместимость. В боевом походе шнек берёт на борт 100 воинов.

Никто также не отрицает (кроме Белинского), что «с визитом» на Неву прибыло минимум 2500 шведских «визитёров».

Делим 2500 на 100 и получаем 25.

Итак, в начале июля 1240-го года в Неву вошло приблизительно 25 шведских судов.

Это «множество» (Пашуто) или «несколько» (Шестаков)?

Конечно, не Великая Армада и, тем более, не Черноморский флот, но вполне себе внушительная эскадра. Сегодня сказали бы о бригаде морской пехоты. В масштабах же 13-го века речь идёт о небольшой армии, как бы по этому поводу ни неистовствовал многострадальный Виссарион.

Вот, собственно, и весь момент истины.

ПРИМЕЧАНИЯ

• В. В. Акунов, А. Р. Шавердян «Поэма о стройотряде (Энциклопедия жизни совковой)», Москва, 20-й век.
• В кавычках – не цитата из хвалебной рецензии на некое, ещё не созданное, господина Шестакова сочинение, а моя фантазия на тему таковой (вполне, однако же, возможной) рецензии. (А. Ш.)
• «Я сделал всё, что смог, кто сможет, пусть сделают лучше» (лат.)
• М. Е. Салтыков-Щедрин «Дневник провинциала».
• Там же.
• В. В. Акунов, А. Р. Шавердян «Поэма о стройотряде (Энциклопедия жизни совковой)», Москва, 20-й век.
• Белинский В. Г. – «Страна Моксель, или Открытие Великороссии»; Киев, 2009.
• См. также статью на сайте www.imha.ru/: Александр Ярославич Невский, Великий князь Владимирский, Святой.