Божии дворяне (Очерки орденской традиции в Христианстве)
Монголо-татары в Святой Земле.
К середине XIII в. в историю Переднего Востока вошла новая сила - "несущие смерть Чингис-Хана сыны", или, иначе говоря, монголо-татары, с которыми отныне пришлось иметь дело как мусульманскому миру, так и государствам крестоносцев. Предвестником их появления стало упомянутое выше вторжение хорезмийцев в Святую Землю. Фактором всемирно-исторического значения монголы стали впервые при Темуджине (умершем в 1227 г. ), подчинившем себе ряд азиатских народов (и потому принявшему титул Чингис-Хан, то есть Владыка владык). В Европе монголов нередко называли также татарами, по монгольскому племени “тата”, поставлявшему в войско Великого Хана не только самых храбрых, но и самых диких и жестоких воинов, спаянных, однако, железной дисциплиной.
Превосходно обученные, выросшие в седле татарские всадники, вселявшие страх во все народы средневековой Азии и Европы, на своих маленьких, мохнатых лошадках, побеждали народ за народом, страну за страной. Наряду с тяжелой конницей, вооруженной длинными пиками и короткими мечами, основную ударную силу татарской армии составляли конные лучники, чья меткость наводила ужас на врагов и не раз решала в пользу монголов исход решающих сражений.
В период своего расцвета Монгольская держава Чингис-Хана и его преемников простиралась от Тихого океана до Центральной Европы. Монголо-татарам же было суждено сыграть решающую роль и на заключительном этапе истории государств крестоносцев.
В результате развернутой Чингис-Ханом, а позднее - его сыновьями и внуками - политики чудовищной экспансии, завоеватели достигли даже Восточной Европы, опустошив Русь, Венгрию, Силезию и Польшу. В оборонительном сражении с монголо-татарами при Вальштатте, или Лигнице (Легнице) в 1241 г. , в котором погиб весь цвет силезской народности, сложили свои головы также силезские иоанниты, тамплиеры и тевтонские рыцари.
Как и многие другие народы, тесно связанные с природой, монголы обожествляли природу и были сильно привержены магии, однако не были чужды также почитания Всевышнего Бога и неземных сил. Так, их Верховное Божество именовалось Хурмуста (искаженное "Ахура-Мазда“, "Арамазд“ или "Ормузд“ – Благой Бог древних зороастрийцев Ирана).
Сам же Чингис-Хан, ведший свое происхождение от божественного "Солнечного Луча“, оплодотворившего его прародительницу через дымоход ее юрты (своего рода параллель с христианским представлением о Непорочном Зачатии), именовал незримое верховное Божество, которому поклонялся, "Вечным Синим Небом“ (Кок-Тенгри).
Монголы не были фанатиками, и их третий Великий хан Менгу, или Мункэ (1251-1259 гг. ) с одинаковой терпимостью и благосклонностью принимал участие в христианских, буддийских и магометанских празднествах. С христианством монголы впервые познакомились через секту несториан, распространившихся, через Персию, по всей Азии и проникших таким образом и в великое монгольское содружество народов. Христианство несторианского толка не позднее начала XIII в. было уже очень широко распространено, по крайней мере, среди двух монгольских народностей – караитов (на востоке Центральной Азии) и найманов (в ее западной части). Временами влияние несториан становилось настолько значительным, что проникало даже в правящее великоханское семейство, определявшее все и вся в империи потомков Чингис-Хана. Так, христианкой несторианского толка была сноха самого Чингис-Хана, Сорхахтани-беги – старшая и самая влиятельная жена Тулуя – любимого четвертого сына Чингис-Хана, мать будущих монгольских Великих Ханов – Менгу и Хубилая, из уважения к матери также доброжелательно относившихся к христианам.
Несторианами именовались последователи особого восточно-христианского вероучения, основанного Константинопольским Патриархом Несторием (умершим в 450 г. ), отлученным от православной Церкви за ересь на III вселенском Эфесском соборе 431 г. По учению Нестория, "во Христе следовало разделять человеческую и Божественную природу“, ибо он считал Иисуса "лишь человеком, ставшим Богом“; вследствие этого Несторий дерзал отказывать Пресвятой Деве Марии в наименовании Богородицы, именуя ее лишь "Христородицей“. В настоящее время последователями несторианского вероучения, некогда весьма широко распространенного, являются малочисленные сирийцы-айсоры (безо всяких оснований считающие себя потомками древних ассирийцев), проживающие, главным образом, в Северном Ираке.
На Западе сразу же осознали значение монголов для развития событий в тогдашнем мире. Римские папы пытались через миссионеров оказывать влияние на завоевателей мира. Но и светские христианские государи стремились, путем заключения союза с монголо-татарами против исламских государств, добиться облегчения положения Святой Земли, которую все еще надеялись отвоевать у сарацин. Поэтому и папа Иннокентий IV и святой король Людовик IX, начиная с 1245 г. , несколько раз пытались через миссионеров из монашеских Орденов доминиканцев и миноритов установить контакты с повелителем монголов. При этом послы, помимо дипломатических и религиозных поручений, естественно, получали и специальные задания в области разведки.
Почему же западные крестоносцы, короли и папы связывали с пришельцами из далекой Центральной Азии надежды на возможность сокрушить в союзе с ними мусульман?
Поводом к этим (как вскоре оказалось, тщетным) надеждам послужило событие, происшедшее в Средней Азии еще в середине XII в. В 1141 г. войска среднеазиатского мусульманского правителя, турка-сельджука, султана Санджара (вошедшего в историю под именем "последнего Великого Сельджука“) были разгромлены севернее Самарканда кара-китаями (именуемыми также кара-киданями, или просто киданями).
Кара-китаи, выходцы из Южной Маньчжурии, родственные по языку современным тунгусам-эвенкам, еще в VIII-X вв. основали в Восточной Азии обширное государство, именовавшееся в китайских летописях "Империей Ляо“ или "Великим Ляо“, которое подчинило себе к концу Х в. всю Маньчжурию, Северный и Центральный Китай до реки Янцзы и монгольские степи Центральной Азии. В начале XII в. Империя Ляо была разгромлена китайцами, вступившими для этого в союз с чжурчжэнями, другой народностью тунгусско-маньчжурского корня. Вытесненные китайцами и чжурчжэнями из Восточной Азии и Монголии, кара-китаи захватили территорию между Монгольским Алтаем и хребтом Алтын-Таг, проникли через горные проходы в Центральный и Западный Тянь-Шань, в прибалхашские степи, в бассейн Сыр-Дарьи и, разгромив, как говорилось выше, в 1141 г. мусульманские войска "последнего Великого Сельджука“, раздвинули свои владения до Аму-Дарьи. Так к середине XII в. в Средней Азии и на западе Центральной Азии возникло огромное кара-китайское государство Кара-Кидань во главе с "гурханами“, слухи о котором распространились по всей Азии.
Кара-китаи не были мусульманами. В то же время не существует никаких достоверных доказательств того, что они были христианами, или что среди них имелись более-менее многочисленные или влиятельные группы христиан, или что хотя бы один их киданьских правителей-гурханов в середине XII в. принял христианство. Во всяком случае, Елю-Чуцай потомок киданьской династии Великого Ляо, знаменитый "премьер-министр“ Чингис-Хана, судя по описаниям, был полностью китаизированным конфуцианцем. Но западно-азиатские христиане смешивали кара-китаев с караитами – монгольским племенем, чьи правители за несколько десятков лет до победы кара-китаев над сельджуками под Самаркандом действительно приняли христианство несторианского толка. Сходство между ними и, соответственно, путаница, усугублялись еще и тем, что христиане-караиты в XIII в. покорили кара-китаев и создали на их территории свое собственное государство, в свою очередь, покоренное Чингис-Ханом. В середине XII в. христианский правитель караитов именовался китайским титулом Ван-Хан (по-китайски "ван“ означало "царь“, "король“ или "князь царствующего дома“). Известие о том, что после разгрома мусульман-сельджуков под Самаркандом в Средней Азии возникло новое обширное не мусульманское, а враждебное мусульманам государство во главе с Ван-Ханом, было воспринято в христианской западно-азиатской среде как извести о победе, одержанной над мусульманами могущественным христианским "царем Иваном“ (которого крестоносцы-"франки“ именовали “Жаном“ или “Жеаном“, а крестоносцы германского происхождения - “Иоанном“ или “Иоганном“). Чуть позднее это путаное известие было приукрашено дополнительной легендой о том, что победоносный среднеазиатский царь-христианин был в то же время и священником (первосвященником или пресвитером).
Такой "царь-священник“ весьма напоминал упоминавшегося в Библии святого палестинского "царя-священника“ Мелхиседека, "царя Салимского“ (Иерусалимского), считавшегося прообразом Самого Господа Иисуса Христа и причастившего ветхозаветного патриарха Авраама хлебом и вином после победы над царями язычников, что как бы вводило его в орбиту борьбы между христианами и мусульманами за Иерусалим и всю Святую Землю. В первой же дошедшей до нас (1145 г. ) записи о "царе Иване“ германского епископа Оттона Фрейзингского, cреднеазиатский победитель мусульман был назван "царем-священником Иоанном“. Летописец при этом добавил, со ссылкой на письмо некоего сирийского католического епископа в Рим, что царь-священник Иоанн после победы над мусульманами якобы двинулся из Средней Азии на запад с намерением оказать помощь христианскому Иерусалимскому королевству, дошел до реки Тигр, но там остановился, не имея судов для переправы через реку. Чуть позднее большой популярностью среди крестоносцев и даже в самом Риме пользовалось фантастическое "Письмо (Послание) пресвитера Иоанна“, якобы отправленное им византийскому Императору Мануилу I Комнину (вольное переложение его содержания вошло в золотой фонд древнерусской литературы под названием "Повести об Индейском Царстве“). Когда же, в результате монгольских походов, были разгромлены в Средней и Западной Азии мусульманские государства и в Западную Европу проникли достоверные сведения о наличии среди монголо-татар христиан и об охотном зачислении монгольскими ханами христиан к себе на службу, "франки“ вспомнили о таинственном "царстве пресвитера Иоанна (или "попа Ивана“) далеко на Востоке“ и решили всерьез попытаться разыграть "монгольскую карту“.
Людовик IX направил в качестве посла к монголам фламандского монаха-минорита Вильгельма Рубруквиса, прибывшего после полного опасных приключений и лишений путешествия в 1254 г. ко двору Великого Хана и принятого самим Менгу. Он застал монгольского владыку пребывавшим в готовности напасть на магометанские государства Западной Азии, не изъявившие желания добровольно признать себя вассалами монголов, и уничтожить их. Друзья Менгу-Хана уже были его вассалами, своих врагов он намеревался истребить или превратить в своих вассалов.
Разгром карматов
В 1256 г. огромное монгольское войско под командованием Хулагу, брата Великого Хана, перешло в наступление на Запад. Первоочередной целью и задачей похода монголов был разгром опорных баз шиитов-ассасинов (подозревавшихся монголами в убийстве Джучи, второго сына Чингис-Хана), расположенных в Персии, и их главной крепости Аламут. Ассасины были членами тайного мусульманского гностического Ордена, выделившимся из измаилитского крыла шиитского течения ислама, так называемой секты карматов, пытавшихся добиться своих политических целей – господства на всем Востоке, а в перспективе и во всем мире - главным образом посредством интриг и убийств.
Карматы, внешне выдавая себя за правоверных мусульман, втайне проповедовали что все дозволено, все безразлично, расшатывая самые основы религии Магомета утверждениями, что все его заповеди являются чисто политическими правилами и поучениями под покровом аллегорий.
Багдадским халифам в свое время потребовалось целое столетие на уничтожение многочисленных шаек карматских анархистов. Когда их движение было, казалось, уже окончательно подавлено, один из карматских старейшин, так называемых "даисов“, по имени Абдалла, выдававший себя за правнука Али – мужа Фатимы, дочери пророка Магомета - бежал в Египет, где ему сопутствовал такой успех, что он, захватив власть, смог основать там упоминавшуюся нами выше династию Измаилитов, или Фатимидов, властвовавшую с 909 г. по 1171 г. и свергнутую Саладином. Измаилитские сектанты, возведя этого первого Фатимида на египетский престол, превратили его в свое покорное орудие, являясь на протяжении трех с половиной веков истинными хозяевами Египта и Туниса. Они повсюду основывали тайные ложи, под названием "собраний мудрости“, в которых имелось девять степеней посвящения. Обучение в ложах велось так, чтобы привести учеников к полнейшему скептицизму. Учение секты измаилитов сводилось к тому, чтобы "ни во что не верить и на все дерзать“.
Каирская ложа измаилитов распространяла свое тайное учение при посредстве "даисов“, имевших под своим началом "рефиков“ ("товарищей“). "Рефики“ и "даисы“ наводнили всю Азию. Один из "даисов“, Гассан ибн Саббах, основал новую ветвь этой секты – восточных измаилитов, которых и прозвали несколько позднее "ассасинами“. Это название произошло от их обычая приводить себя в кровожадный экстаз гашишем и другими наркотиками. В данном случае речь идет о первом исторически засвидетельствованном целенаправленном использовании галлюциногенных препаратов с целью массового зомбирования людей. От гашиша соплеменники стали называть их "гашишинами“ ("гашишим"), а "франки"-крестоносцы - искаженным словом "ассасины“.
Тайное учение ассасинов сводилось к теории полного нравственного безразличия, вседозволенности и к чистому атеизму. Однако во всей своей полноте оно открывалось лишь ассасинам, достигшим высших степеней посвящения в своей секте, в то время как основная масса их приверженцев, принадлежавших к низшим степеням, посредством туманного мистического вероучения держалась в состоянии беспрекословного, слепого повиновения вышестоящим. Владычество ассасинов опиралось не на обширные земельные владения или огромные массы войск, а на безусловную преданность и фанатическое презрение к смерти массы рядовых приверженцев секты - фидаинов ("борцов-мучеников за веру“). Укрытиями и военными базами им служили отдельные неприступные крепости, разбросанные по Ирану, Ираку и Сирии. Не открытая война, а тайные убийства упрочили власть этой секты. Среди жертв ассасинов числились главный визирь сельджукского султана Низам-аль-Мульк, маркграф Конрад Монферратский, сын Чингис-Хана Джучи и многие другие владыки Ближнего и Среднего Востока. Брат Конрада Монферратского, Райнер, сумевший на службе у византийского василевса Мануила Комнина дослужиться до важнейшего в Империи титула кесаря и получить в жены сестру василевса – Марию, платил ассасинам регулярную дань – плату за сохранение жизни. Король Английский Ричард Львиное Сердце лишь чудом избежал кинжала ассасина. Целый ряд ближневосточных правителей был вынужден регулярно вносить ассасинам плату за сохранение собственной жизни.
Как и для современных исламистских (и не только!) террористов, для ассасинов были характерны величайшее презрение как к жизни других, так и к своему собственному существованию – презрение, вытекавшее из систематически проповедовавшегося им учителями "уничтожения всякого страха и всякой надежды“. Эти свойства последовательно прививались вождями ассасинов той группе их последователей, которая специально предназначалась для осуществления убийств. При этом во многих случаях использовался и самый грубый обман. Но главное значение имело постоянно и обдуманно проводившееся давление на разум, непреодолимое для кандидатов в фидаины – детей и подраставших юношей, заботливо ограждавшихся отo всеx других впечатлений и влияний.
Глава секты ассасинов, именовавшийся "Горным старцем“ или "Старцем горы“ (Шейх-аль-Джбейль), имел обширный дворец, расположенный высоко в горах, где и воспитывал похищенных у родителей юношей-фидаинов, считавших себя его сыновьями, в слепом повиновении своей воле. В нужный момент их, по его приказу, усыпляли и переносили в "сады Джиннат“ ("райские сады“), где они могли предаваться всевозможным наслаждениям, обещанным Магометом в Коране правоверным мусульманам за гробом. Дивные благовония, самые лучшие вина и яства, мелодичная музыка, красивейшие женщины под видом райских гурий опьяняли чувства юных неофитов, разжигая в их душах сильнейшие страсти. Затем "Горный старец“ снова погружал их в наркотический сон, а при пробуждении вдохновенным голосом обращался к ним:
"Избранники Предвечного! Вас избрал Он служить орудием Его мести! Предайте себя всецело Его воле и старайтесь заслужить те благодеяния, к которым Он вас предназначил. Его отеческая благость уже дала вам возможность вкусить во сне от сих благодеяний. Те чистые наслаждения, которые во время сна опьяняли ваши чувства, те дивные ощущения, которые до сих пор поражают ваш дух – все это дает лишь самое несовершенное представление о том поистине невыразимом блаженстве, которое Он приготовил тем, кто умеет исполнить Его волю…Предвечный желает, чтобы люди были свободны, а они повсюду порабощены; Он желает, чтобы они были счастливы, а между тем вся земля находится во власти горстки тиранов, не признающих никаких законов, кроме своей прихоти…Идите! И пусть нечистая кровь их, пролитая вашей рукой, откроет Вам навек врата Царствия Небесного!“
Затем он вручал им кинжалы и посылал убивать. Чтобы втереться в доверие к будущим жертвам, фидаинам дозволялось для виду даже менять веру. Поступая в телохранители государя, обреченного "Старцем горы“ на физическое уничтожение, они, после многолетней верной службы, дослужившись до самых высоких должностей и нередко войдя в число приближенных, пользовавшихся полным доверием "предназначенного к ликвидации объекта“, получив соответствующий сигнал, в нужный момент убивали своего подопечного, не боясь при этом смерти – ведь, успев вкусить еще в этой, земной жизни "загробное блаженство“, фидаины не сомневались в том, что рай за гробом, молитвами "Горного старца“, им обеспечен.
Насколько слепо ассасины, проникшие в Палестину практически одновременно с первыми крестоносцами и укрепившиеся в сирийских горах, повиновались своим начальникам, наглядно демонстрирует следующий исторический анекдот эпохи Крестовых походов.
Генрих, граф Шампанский и король Иерусалимский, посетил однажды "Горного старца“ в одной из его крепостей, где на каждой башне нес охрану ассасин в белом одеянии.
"Государь“, - обратился „Горный старец“ к королю Иерусалимскому, - я готов побиться об заклад, что Ваши люди ни за что не сделают для Вас того, что мои люди охотно сделают для меня“. Произнеся эти слова, шейх подал знак рукой, и тотчас же двое из стоявших на башнях фидаинов в белых одеяниях бросились вниз и разбились насмерть о камни у основания крепости. Войдя в крепость, король Иерусалимский обратил внимание на торчавшее из стены железное острие. "Я покажу Вам, Государь, как здесь исполняют мою волю“, - сказал "Горный старец“. По его знаку несколько ассасинов один за другим бросились на это острие и погибли на глазах короля крестоносцев, который, наконец (хотя и не был слабонервной барышней и в своей жизни насмотрелся всякого!), не выдержав этого зрелища, попросил "Горного старца“ прекратить дальнейшие "опыты“.
Монголо-татары взяли крепость Аламут штурмом (по некоторым сведениям – измором). Ассасинов, под предлогом переписи, согнали в кучу и всех перерезали. Говорят, что при этом погибли тысячи ассасинов. Последнего "Горного старца" Рукн--эд-Дина (пришедшего к власти, перешагнув через труп родного отца Алла-эд-Дина), отправили в ставку Великого Хана монголов, но по дороге убили.
Конец багдадского халифа
Следующей целью монгольских завоевателей была столица абассидских халифов - город Багдад. К тому времени халифы багдадские практически утратили над мусульманским миром всякую реальную власть, кроме духовной, выполняя сначала при сельджукских султанах и азербайджанских атабеках, а позднее – при египетских султанах - роль, сравнимую с ролью средневековых японских микадо при воинственных сёгунах – носителях реальной власти. Тем не менее, халиф Багдадский имел свою собственную территорию, защищать которую от монголов (и от поддерживавших монголов вспомогательных армянских и грузинских военных контингентов - даже послом к халифу хан Хулагу направил не монгола, а своего союзника - армянского князя!) он вознамерился во главе своего собственного войска, попавшего в искусно расставленную монголами ловушку и практически уничтоженного до последнего человека. Сам халиф был, по приказу хана Хулагу, по одной версии зашит в мешок и забит до смерти палками, "дабы не проливать публично кровь владыки правоверных“; по другой - заперт в собственной сокровищнице умирать голодной смертью. Разрушение столицы халифов монголами вселило страх во весь магометанский мир и радость - в азиатских христиан. Торжествуя, они неустанно восхваляли падение "второго Вавилона“ (христиане называли Каир "первым“ а Багдад – "вторым Вавилоном“), и величали татарского хана Хулагу "вторым Константином“, отомстившим врагам Христовым за унижения и слезы христиан.
Первым среди государств, расположенных на восточном побережья Средиземного моря, в полной мере осознало важность вторжения монголов на Передний Восток для борьбы с исламом армянское христианское царство (королевство) в Киликии, давно тесно связанное с левантийскими государствами крестоносцев. Царь Хетум Армянский по собственной инициативе отправился с богатыми дарами ко двору Великого Хана монголов Менгу. Хетум получил от Менгу-Хана ярлык, утвердивший его во владении Киликийским королевством и одновременно провозгласивший его главным представителем христиан всей Западной Азии. Наряду с гарантией неприкосновенности жизни и имущества населения Киликийского царства, армянскому царю были выданы монголами тарханные (охранные) грамоты для церквей и монастырей, освобождавшие их от уплаты налогов и податей. Попытка царя Хетума заключить союз с монголами, с целью окончательного предотвращения исламской угрозы христианским государствам, нашла положительный отклик у всех христиан Ближнего Востока. Зять царя Хетума, князь Боэмунд Антиохийский, первым из правителей крестоносных государств присоединился к армяно-монгольскому союзу. Оба христианских государя со своими войсками присоединились к монгольской армии вторжения и приняли участие в походе хана Хулагу. В качестве награды за верность монголы возвратили Боэмунду Антиохийскому целый ряд отнятых у него прежде сарацинами городов и замков, в том числе Латакию, со времен Саладина находившуюся под властью магометан.
"Желтый Крестовый поход"
Совместный поход христиан и монголов против Северной Сирии начался в сентябре 1259 г.
После недолгого сопротивления ими был взят город Халеб (Алеппо). В соответствии с монгольской практикой, весь гарнизон и мусульманское население города были перерезаны. После алеппской резни по всей магометанской Сирии распространились страх и ужас. Султан Дамаска даже не осмелился защищать свой город от монголов и в панике бежал в Египет, а перепуганные горожане 1 марта 1260 г. добровольно открыли ворота завоевателям. Начиная с 635 г. , когда Омар, друг пророка Магомета, отвоевал этот город у Византии для мусульман, прошло 600 лет, в течение которых ни один христианский государь еще не вступал в Дамаск победителем. С падением Дамаска, казалось, наступил конец Ислама в Азии. В Дамаске, как и повсюду в Западной Азии, монгольское завоевание ознаменовало собой возрождение местного христианства. Начавшийся процесс был, однако, прерван и обращен вспять тремя событиями чрезвычайной важности. Первым из них была последовавшая в 1259 г. неожиданная смерть Великого Хана Менгу, вторым – военное столкновение между монголами и мамелюкским Египтом, неудачное для монголов, третьим - головокружительный взлет египетского военачальника кипчакского (половецкого) происхождения Бейбарса, ставшего султаном страны пирамид. После падения Дамаска монголы направили в Каир посланника с требованием беспрекословно подчиниться власти Великого Хана. Однако султан Бейбарс, выслушав монгольского посланника, велел обезглавить его вместе со свитой. Незадолго перед тем аналогичный поступок с монгольским посольством стоил царства и головы куда более могущественному мусульманскому государю – хорезмшаху Мухаммеду. Отныне война монголов с последней еще не покорившейся им великой исламской державой стала неизбежной.
Если бы не внезапная смерть Великого Хана Менгу, монгольская конница, насчитывавшая (по сведениям современников, как всегда, несколько преувеличенным) не меньше ста тысяч сабель, при поддержке крестоносцев, армянского войска и практически всех христиан Востока, воспрянувших духом в ожидании скорого крушения господства исламского Полумесяца, в короткий срок захватила бы Египет и подавила там всякое сопротивление власти монголов. Однако смерть Великого Хана в корне изменила ситуацию, и Хулагу отреагировал на нее, как в свое время Бату, полководец бывшего Великого Хана Угедея и покоритель Восточной Европы. Когда Бату-Хан в 1241 г. , опустошив Польшу и Нижнюю Силезию, получил известие о смерти Великого Хана и о созыве курултая, он немедленно повернул со своим войском назад в Монголию, чтобы успеть на совете ханов закрепить за свои завоевания за собой и своим родом в качестве удела. Так и Хулагу после смерти Менгу-Хана, также опасаясь за свою власть, с большей частью своих войск отступил на Восток. Оставшаяся в Сирии часть монголов, во главе с полководцем Китбугой, исповедовавшим христианство, сражавшимся под знаменем с изображением креста и повсюду возившим за собой христиианских священников-несториан, выступив в так называемый "Желтый Крестовый поход“, сошлась с египтянами в битве под Айн Джалутом, неподалеку от Наблуса (в 1260 г. ). Численное превосходство мусульман сыграло на руку мамелюкам. Монгольский полководец-христианин Китбуга был взят сарацинами в плен и, после категорического отказа отречься от Христа, обезглавлен. Вторая битва с мамелюками, также окончившаяся поражением монголов, лишила их власти над Сирией. Мамелюки, победе которых способствовали и происходившие во многих случаях нападения рыцарей Ордена Храма на отдельные монгольские отряды (чем при этом руководствовались тамплиеры, нам неведомо – возможно, желанием отомстить татаро-монголам за гибель своих собратьев по Ордену в битве с монголами под Лигницей?), окончательно присоединили Сирию к Египту, что ознаменовало начало конца существования христианских государств на Переднем Востоке. Если бы монголам удалось прорваться в Египет, то восточнее Марокко очень скоро не осталось бы крупных исламских государств. Магометане Азии были слишком многочисленны, чтобы, при тогдашнем уровне развития техники массового уничтожения (несмотря на имевшийся, в частности, у монголов, хотя и не только у них, богатый опыт в этой области!), истребленными поголовно, но, потерпев поражение от монголов, они наверняка утратили бы свое господствующее положение на Востоке навсегда (или, во всяком случае, надолго). Если бы победил христианин Китбуга, это послужило бы мощным стимулом развития симпатий всех монголов к христианству. Победа мамелюков при Эйн Джалуте превратила их Египетский султанат в сильнейшее государство Ближнего Востока на целых два столетия, вплоть до нашествия Тимура и возникновения Османской империи. Она положила конец влиянию местных азиатских христиан, усилила позиции мусульманской части населения, ослабила позиции его христианской части, и тем самым побудила осевших в Западной Азии монголо-татар к принятию ислама.
Тем временем положение "латинян“ в Святой Земле к тому времени становилось все менее предсказуемым. Между венецианцами и генуэзцами произошло очередное серьезное военное столкновение. Театром военных действий на этот раз стали прибрежные воды между Акконом и Тиром, а также сам город Аккон. В 1258 г. состоялось крупное морское сражение между флотами двух морских республик-соперниц. Генуэзскому флоту, насчитывавшему 48 галер, в этом сражении противостоял объединенный флот венецианцев и пизанцев, общей численностью 38 галер. В ожесточенной морской баталии генуэзцы потеряли 24 корабля и 1700 человек. Не менее ожесточенный характер носили уличные бои между венецианцами, пизанцами и генуэзцами в самом Акконе, в ходе которых пылкие итальянцы сожгли полгорода. В боях использовались даже камнеметные машины. При этом тамплиеры и тевтонские рыцари (на этот раз забывшие собственные распри и выступившие единым фронтом) поддержали венецианцев, а иоанниты - генуэзцев. В уличных боях верх одержала венецианская партия, и генуэзцам пришлось покинуть свои дома в Акконе. Они сдали свою недвижимость на хранение в акконский Дом иоаннитов и ушли из Акры. Перед уходом с генуэзцев взяли унизительную клятву не возвращаться в Аккон в течение трех лет.
Не менее ожесточенная борьба разгорелись и вокруг короны Иерусалимского королевства. Боэмунд VI, князь Антиохийский, от имени своего малолетнего племянника, короля Гугона II Кипрского, предъявил претензии на королевскую власть. Сирийские бароны, венецианцы, пизанцы, тамплиеры и тевтонские рыцари признали королем Гугона, в то время как иоанниты, генуэзцы и каталонцы отклонили его кандидатуру, заявив, что подлинным наследником является сын Конрада IV Гогенштауфена, Конрадин (внук Императора Фридриха II). Так бывшие заклятые враги Фридриха II, неожиданно для многих, стали поборниками Гогенштауфенов, а всегда поддерживавшие Императора Фридриха тевтонские рыцари – врагами его внука Конрадина.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.