О РЫЦАРСКОЙ ИНВЕСТИТУРЕ

NNDNN

Во имя Отца, и сына, и Святого Духа, аминь.

По мере своего развития обряд инвеституры (посвящения в рыцари) стал важным элементом, во многом способствовавшим формированию идеологии рыцарства и придавшим ей ярко выраженную христианскую направленность. Вместе с тем, в самом этом обряде слились воедино два очень разных элемента:

1) древний германский обычай посвящения юноши в воины – когда его торжественно препоясывали мечом, что служило для него символом совершеннолетия и

2) заимствования из литургической практики, которая сложилась при совершении обрядов коронации короля или императора. Первый элемент носит чисто светский характер, второй – характер церковный.

Постараемся разобраться с этими двумя элементами. И начнем, прежде всего, с древнего германского обычая опоясывания мечом. В качестве примера можно привести одно повествование о рыцарской инвеституре XII века:

Это рассказ Жана де Мармутье о посвящении в рыцари Жоффруа Рыжего (Красного) Анжуйского в 1128 г. в Руане, накануне его свадьбы с Матильдой, дочерью короля Генриха I Английского. Сперва молодой человек совершил ритуальное омовение, затем он был облачен в белую полотняную рубаху, расшитую золотом, и пурпурный плащ и предстал перед королем, в присутствии которого ему прикрепили к сапогам золотые шпоры, на шею повесили щит, украшенный изображениями львов, и король собственноручно опоясал его мечом, якобы выкованным легендарным кузнецом Велундом (Виландом).

Как мы видим, в данном случае нет ни малейшего упоминания о христианской Церкви, христианском духовенстве и вообще о чем-либо христианском. Обряд посвящения носит чисто светский характер. Так издревле германские народы посвящали юношей в воины. Еще Тацит в своей "Германии» пишет, что среди германцев вручение молодому человеку оружия означало, что данный молодой человек достиг совершеннолетия и стал вполне мужчиной, что он теперь такой же воин, как и остальные. Впрочем, дарили оружие и при вступлении воина – возможно, уже далеко не юного, – в новую дружину. В этом случае вручение оружия означало, что отныне воин – равноправный дружинник и, в каком-то смысле, новый член семьи. Одновременно вручение оружие несло в себе и элемент вассальной зависимости – получивший оружие всегда должен был хранить верность тому, от кого он его получил.

Только что приведенному описанию можно противопоставить другое – рассказ о посвящении в рыцари молодого человека в начале XIV века. Место действие – Рим, собор Святого Петра:

Накануне своего посвящения неофит должен был выкупаться в воде с розовыми лепестками, а затем, бодрствуя, провести ночь в церкви (этот обряд бдения над мечом в часовне или церкви сохранился в рыцарских Орденах по сей день) и наутро явиться к мессе, во время которой должны были исполняться вполне конкретные псалмы, после чего неофит выходил вперед и представал перед священником (или приором духовного Ордена), который наносил ему так называемый collee (или paumee) – легкий удар рукой по голове или плечу – и молился, чтобы Господь благословил нового рыцаря. С алтаря приносили меч, и этот священник (или приор) должен был благословить оружие и опоясать им неофита. Затем кто-то из присутствующих представителей знати должен был надеть новоиспеченному рыцарю золотые шпоры – единственное действие во время всего ordo (обряда), осуществляемое мирянином.

Сравнивая это описание обряда посвящения в рыцари с предыдущим, мы видим, что фактически обряд инвеституры превратился из светского в церковный. Впрочем, не совсем церковный – об этом мы чуть позже сделаем очень важную оговорку. Но во всяком случае, обряд посвящения в рыцари оказался тесно связан с Церковью и стал почти церковным обрядом. Леон Готье – французский историк XIX века, посвятивший свою жизнь исследованию феномена христианского рыцарства, – воспринимал обряд посвящения в рыцари так, как если он был для средневековой Церкви восьмым таинством. В этой точке зрения, несомненно, есть зерно истины. С какого-то определенного момента посвящение в рыцари стало как бы церковным посвящением, в ходе которого рыцарю сообщалась некая особая благодать Духа Святого, укрепляющая его к совершению рыцарских подвигов.

Каким образом произошла эволюция обряда посвящения в рыцари от чисто светского к церковному? С чем это было связано? Для того, чтобы ответить на эти вопросы, необходимо сказать несколько слов о чине коронации в средневековой Европе. Дело в том, что, во-первых, между чином коронации и обрядом посвящения в рыцари имеется множество сходных черт – каких, об этом будет сказано чуть ниже. Во-вторых, в чине коронации – как и в обряде посвящения в рыцари, – присутствуют те же два элемента: 1) светский и 2) церковный. Причем, как показывают исследования, изначально чин коронации носил чисто светский характер, а литургический элемент был добавлен в него несколько позже.

Самые первые сведения о церковном обряде про­возглашения правителем страны мы получаем из описания венчания на царство (коронации) Пипина Короткого в качестве короля франков в 753 г. Однако же ясно, что до того коронация являла собой процедуру совершенно свет­скую (во всяком случае, нехристианскую), которая формально закреп­ляла за выборным вождем право действовать как верховный прави­тель. Уже в X веке монах Видукинд, описывая коронацию Отгона I, смог установить различия между светской церемонией возведения короля на престол, которая происходила в атрии (atrium), закрытом внутрен­нем дворе у входа в церковь, и церковным обрядом венчания на царство, которое следовало за этой светской церемонией.

Таким образом, в истории обряда венчания на царство были две составляющих, светская и церковная, которые вскоре оказа­лись сплавлены воедино. Судя по всему, две составляющие имеются и в истории обряда рыцарской инвеституры: та, что является отголоском старинного германского обычая вручения боевого оружия и имеет ис­ключительно светские корни, и та, что заставляет вспомнить церковный ритуал освящения воинского меча. Описание литургических обрядов в книге Гиллельма Дуранда и в Римской литургической книге свиде­тельствует о соединении этих двух составляющих и о наполнении данного обряда как религиозно-христианским, так и общественно-свет­ским звучанием.

Логично предположить, что то же добавление религиозного христианского элемента произошло и с обрядом торжественного вручения оружия воину, но только несколько позже и под влиянием определенных исторических обстоятельств. Следует отметить, что и на Востоке, т.е. в Восточной Римской империи (Византии), откуда был заимствован чин венчания на царство, он изначально был чисто светским и происходил по древнеримскому обычаю в цирке (т.е. на ипподроме) имперской столицы Константинополя (Нового Рима, Второго Рима, Царьграда). И лишь начиная с VI или VII века венчание на царство восточно-римских императоров (царей, василевсов) начинает происходить в храме во время богослужения.

Имелась ли связь между венчанием на царство в Восточной Римской империи и чином коронации на Западе, легко узнать по некоторым формулировкам, использовавшимся при коронации европейских монархов. Так, например, при коронации королей Прованса и Бургундии на главу короля также возлагалась корона (венец).

Особую важным представляется возложение королевской ко­роны (царского венца). Ведь в этот момент священнослужитель сопостав­ляет функции короля (царя) и епископа. Для короля (царя) венец (корона) дол­жна означать, что он тоже участвует в сакральной деятель­ности, которую в другой сфере исполняют епископы. Воистину, говорит прелат, как в церкви епископы счита­ются пастырями душ, так и король вне ее должен считать­ся настоящим cultor [служителем] Бога и защитником цер­кви от всех ее противников. То есть к этому разделению обязанностей между церковью и королевской (царской) властью до­бавляется специфическая миссия короля (царя) по отношению к церкви — ее защита. Правда, не уточняется ни форма защиты, ни от каких врагов: то ли от внешних врагов ко­ролевства, зачинщиков беспорядков внутри страны, но вне церкви, то ли от раскольников внутри самой церкви, то есть еретиков. Это декларация общего характера, которая в принципе может включать все эти аспекты, но не уточ­няет ни одного из них.

Идея, связанная с возложением на христианского монарха короны явно заимствована с Востока. Достаточно вспомнить, что еще Константин Великий называл себя "епископом внешних дел Церкви». Эта идея, кратко выраженная Константином, впоследствии и послужила отправной точкой дальнейшей сакрализации императорской власти в Византии. И эта лишь одна параллель, а таких параллелей можно найти очень много.

Впрочем, между Западным и Восточным чином венчания на царство есть и свои различия. Так, например, на Западе было принято вручать королю меч, освященный в храме по особому чину. В чине коронации торжественное освящение меча и последующее его вручение епископом королю имело особый символический смысл. Освященный меч обязывал короля:

защищать Церковь и духовенство, которое не могло носить оружие и потому было беззащитно;

преследовать и истреблять врагов христианства – как внешних, так и внутренних (например, еретиков);

творить праведный (справедливый, нелицеприятный) суд и защищать вдов, сирот и обездоленных.

Примерно те же функции возлагались и на простого рыцаря, когда ему торжественно вручался освященный в храме меч. И здесь мы видим, в частности, связь между чином венчания на царство и обрядом рыцарской инвеституры:

Одной из наиболее поразительных характеристик древнего обряда освящения меча является прямое его родство со столь же древним обрядом коронации (венчания на царство), что становится очевидным при сопоставлении опи­саний этих обрядов. Впрочем, в подобном историческом контексте это представляется совсем не удивительным, поскольку древние правители одновременно являлись и военными предводителями в борьбе с неверными (язычниками). Гораздо интереснее и важнее то, что самые ранние описания чина венчания на царство (обряда коронации) значительно старше, чем описанный в книге из Майнца обряд рыцарской инвеституры. Данный факт представляется еще более важным, учитывая, что общими для обоих обрядов были не только обязанность посвящаемого (и коронуемого) защищать вдов и сирот и непременное освящение меча в церкви, но и молитвы о победе, в кото­рых, согласно ранним текстам, Бога просят благословить короля, а со­гласно более поздним - в аналогичных выражениях - распрос­траняют эту просьбу уже на все рыцарство в целом.

Есть и другие признаки существующей между этими двумя обрядами связи. Центральным элементом в светском обряде рыцарской инвеституры было, вне всякого сомнения, опоясывание мечом - гораздо более древний и значимый ритуал, чем нанесение collee или paumee (которое в действительности долго не практиковалось, например, в Германии и Польше). Этот ритуал остается в центре обряда посвящения и в более поздних литургических книгах, например в трудах Гиллельма Дуранда. Однако самые ранние сведения о достаточно сложном ритуале опоясывания мечом, более значительном, чем простое вручение боевого оружия, имеющиеся в нашем распоряжении, касаются не рыцарей, а правящих монархов. Так, например, Карл Вели­кий, сделав в 791 г. своего сына Людовика Благочестивого королем Аквитании, опоясал его мечом, а сам Людовик, в свою очередь, опоясал мечом Карла Лысого, когда тот стал королем (в 838 г.). Впоследствии опоясывание мечом было включено в канонический обряд венчания на царство.

Когда в XI веке власть королей стало ослабевать и Церковь стала возлагать королевскую функцию защиты Церкви и обездоленных на аристократию, естественно возникла идея каким-то образом облагородить аристократию и приобщить ее тому же духовному началу, что и королей. Для этого необходимо было придать обряду инвеституры тот же религиозный оттенок, что и чину венчания на царство. Тем более, что между ними изначально было довольно много общего – ведь король хотя и был первым лицом в государстве, однако по древним германским обычаям он рассматривался как военный предводитель, или "фюрст» (что на древнегерманском языке означало "первый» и в этом смысле соответствовало древнеримскому титула "принцепс»).

Описание в литургических книгах обряда инвеституры весьма походит на обряд венчания на царство, что представляется совершенно естественным. В ранее средневековье королевская власть многими воспринималась, скорее, как некий особый ранг или высшая ступень в иерархии светской власти, но отнюдь не как общественный институт, то есть король происходил из той же общественной группы, что и герцоги, маркграфы, графы и прочие могущественные сеньоры, считаясь всего лишь "первым среди равных» (лат.: primus inter pares). Не случайно знатнейшие феодалы именовались (скажем, во Франции или Англии) пэрами (pairs, от латинского: pares), то есть равными (правящему монарху), о котором в эпоху феодальной раздробленности сложилась даже поговорка, что он правит, но не царствует. Высокий титул, впрочем, облекал его владельца соответствующей властью, что, собственно, и символизировала церемония опоясывания мечом. Всю власть давал Господь, и меч правосудия заслуживал благословения Господня вне зависимости от того, был ли он вложен в руки короля или же в руки какого-то другого представителя знати. И действительно, в XI веке многие графы называли себя "графами милостью Божией» точно так же, как это делали и короли.

Таким образом, изначально обряд венчания на царство и обряд рыцарской инвеституры рассматривался в рыцарской среде как один и тот же, в сущности, обряд. Разница заключалась только в тех степенях, которые занимали в феодальной лестнице (светской иерархии власти) простой рыцарь и король: король находился на вершине пирамиды (впрочем, еще выше по статусу стоял Германский император), рыцарь – в нижней части пирамиды. Но несмотря на это, перед законами рыцарской этики и по существу своего рыцарского призвания они были равны друг другу. Разумеется, что когда в обряд коронации короля – а это происходило во многом под влиянием восточного христианства и практики коронации византийского императора, – все более значимое значение стала занимать церковная составляющая, тот же самый процесс воцерковления коснулся и обряда посвящения в рыцари.

Вместе с тем, между чином венчания на царство и рыцарской инвеститурой имелась и одно существенное различие. Так, если коронацию мог совершать только кто-либо из архиереев – будь то папа Римский или кто-нибудь из епископов, – то обряд посвящения в рыцари совершался уже самим королем, а, возможно, князем или герцогом, если они имели право на посвящение в рыцари аспирантов. Когда век рыцарства только начинался – это было в Григорианскую эпоху, то есть в XI веке, – в среде духовенства существовало стремление взять обряд посвящения в рыцари в свои руки. Однако Церковь так и не смогла достичь этой цели. Вышеприведенное описание, когда неофита в рыцари посвящает священник, можно считать, скорее, исключением из правила. Неофита в рыцари посвящал другой рыцарь – только более высокого ранга.

То, что духовенству так и не удалось занять ключевую позицию в обряде рыцарской инвеституры, объясняется несколькими причинами:

Во-первых, простых рыцарей было гораздо больше, чем монархов, и их посвящения происходили гораздо чаще. Одно дело связать с Литургией сравнительно редко совершавшийся чин коронации, и другое дело – связать с ней начало военной карьеры множества людей, часто не имевших ни земельных владений, ни какого-либо веса в обществе.

Во-вторых, обряд посвящение в рыцари упорно связывался самими рыцарями с принесением вассальной присяги своему светскому сюзерену. Обойти этот обычай или полностью изъять его из обряда посвящения в рыцари было очень сложно. И потому епископ или священник все равно вытеснялись в этом обряде на второй план.

В-третьих, рыцарство всерьез воспринимало теорию трех сословий и весьма ревниво относилось к вопросу своей независимости от духовенства. То, что обряд посвящения в рыцари совершался такими же рыцарями, только более высокого ранга, как раз и был выражением этой независимости.

Можно, в частности, привести и такое объяснение этому факту. Видимо, согласно тогдашним представлениям, присутствие епископа при коронации короля считалось совершенно необходимо. Без него совершение Таинства миропомазания и связанное с ним ниспослание на короля укрепляющей благодати Святого Духа просто не могло иметь места. Но после коронации король уже сам мог передать дарованную ему благодать подчиненным ему рыцарям через обряд посвящения. Ведь после коронации король сам по себе становился уже фигурой священной и в каком-то смысле обладал некоторыми священными функциями, которые ставили его наравне с архиепископом и другими иерархами Церкви. А значит обряд посвящения в рыцари, совершаемый королем, тоже являлся священнодействием, как если бы его совершило некое духовное лицо.

То обстоятельство, что король, князь, герцог, граф были наделены определенными сакральными функциями, позволяло им несколько варьировать сам обряд рыцарской инвеституры. Во многих источниках позднего Средневековья упоминаются три наиболее распространенных повода для посвящения в рыцари:

по случаю коронации или иного торжественного приема, устраиваемого королем или императором;

по случаю паломничества в Святую Землю для поклонения Живоносному Гробу Господня и участия в Крестовом походе;

в канун какого-либо крупного сражения или городского штурма, когда воины стремились стать рыцарями "ради умножения своих сил и добродетелей».

В последнем случае процедура рыцарской инвеституры была очень краткой и лаконичной, и именно в такой форме посвящение в рыцари получило наиболее широкое распространение начиная с середины XIII века. При этом, как правило, самый знатный рыцарь, обнажив свой меч, посвящал преклонившего перед ним колена аспиранта (соискателя) в рыцари одним или тремя ударами меча плашмя по плечам (а иногда - по плечам и голове), говоря, что посвящает его в рыцари во имя Отца, и сына и Святого духа, после чего произносил сакраментальные слова:

"Встань, рыцарь (имярек)!»,

а присутствовавшие при этом соратники восклицали:

"Да здравствует рыцарь!»

В Германии посвящающий иногда говорил посвящаемому, нанося ему удар:

"Лучше быть рыцарем, чем кнехтом (слугой)!»,

а иногда добавлял:

"Это последний удар, который ты должен снести, не ответив на него!»

Для всякого воина посвящение в рыцари было, пожалуй, событием в его жизни. Естественно, что этот торжественный момент был очень удобным случаем для наставления в рыцарских добродетелях.

Анонимный автор романа второй половины XIII века "Дурмарт Валлийский» описывает, как его герой посвятил в рыцари двадцать благородных молодых людей, которые удерживали мельницу неподалеку от Лимерика, сражаясь на стороне возлюбленной Дурмарта, королевы Ирландии, против короля-узурпатора Ноганса. "Господа мои, - сказал им Дурмарт, – теперь вы рыцари; а потому, кстати, расскажу-ка я вам кое-что о том, как надлежит вести себя истинным рыцарям. Рыцарь должен быть отважен, учтив, великодушен, верен и красноречив; он также должен быть свиреп но отношению к врагам, но откровенен и доброжелателен но отношению к друзьям. И если кто-то вам скажет, что этот вот чело­век, не сумевший удержать в руках свой щит или не нанесший ни одного удара в бою или на турнире, не имеет права называться рыцарем, то прежде всего посмотрите на себя самих: имеете ли вы сами право так называться? Лишь тот имеет право на звание рыцаря, кто с оружием в руках доказал, на что он способен, и тем самым заслужил похвалы лю­дей. Так стремитесь же отныне к свершению подвигов, которые будут стоить того, чтобы их помнили вечно, ибо для каждого нового рыцаря главное - хорошо начать».

С этой вымышленной речью можно сравнить рассказ французского хрониста Фруассара о словах, с которыми король Португалии дом Хайме I, когда нака­нуне своей победы над Кастилией при Альжубаротти (1385 г.) обратился к посвященным им в рыцари аспирантам - шестидесяти португальским и английским оруженосцам. "Сословие рыцарей, - подчеркнул дом Хайме в своем напутственном слове, обращенном к неофитам, – столь высоко и благородно, что всякий вступивший в него не должен совершать поступков низких, зловредных или трусливых, по обязан быть храбрым и гордым, подобно льву, преследующему свою добычу. А пото­му более всего я сегодня желаю, чтоб вы показали всю свою храбрость и отвагу, и именно поэтому я поставил вас в авангарде моего войска. Сра­жайтесь же так, чтобы с честью завершить эту битву, иначе окажется, что шпоры ваши неладно прикреплены к сапогам».

Неудивительно, что прошедшие инвеституру новопосвященные рыцари шли в бой с особым воодушевлением и дрались, как львы.

Говоря о религиозной, христианской составляющей рыцарства необходимо сказать кое-что и о Крестовых походах, участие в котором считалось обязательным для всякого рыцаря. Крестовые походы оказали на рыцарство глубокое и всеобъемлющее влияние, во многом определив его облик, идеологию и традиции.

Здесь конец и Господу нашему слава!