Весь 1915 г. военное министерство без устали издавало бесконечные циркуляры о необходимости экономить боеприпасы и пользоваться ими лишь при отражении неприятельских атак. Таким образом, становится совершенно ясно, что в пресловутом "снарядном кризисе» был виноват не только и не столько Сухомлинов. Как, впрочем, и не только и не столько Поливанов. Дело в том, что дефицит боеприпасов, "снарядный и патронный голод», по свидетельствам как очевидцев и современников, так и позднейших историков, был не специфически русской, а общей проблемой и головной болью армий всех воюющих стран на начальном периоде войны (в 1914-1915 гг.).

По мнению британского историка Д. Кигана, английская полевая артиллерия получала в эти годы "по десять 18-фунтовых снарядов на орудие в день, и это при том, что при артобстреле десять снарядов расходуются за минуту. Британцам удалось увеличить выпуск снарядов для полевой артиллерии с 3 тысяч снарядов в месяц в начале войны до 225 тысяч к апрелю 1915 г.; они нашли дополнительные источники, разместив заказы в Америке (до своего вступления в войну в 1917 году безмерно наживавшейся на военных поставках обеим противоборствующим сторонам – В.А.), но все равно были вынуждены ограничить расход боеприпасов фиксированным количеством снарядов в день».

Французские и германские войска испытывали не меньший "снарядный голод». Крайне интересным представляется в этом свете мнение чрезвычайно пристрастного и крайне враждебно настроенного к Сухомлинову советского партийно-ангажированного историка профессора Н.Н. Яковлева (того самого, которому академик Д.А. Сахаров дал пощечину за нелестные отзывы о своей жене в другой книге профессора, "ЦРУ против СССР») о ситуации, связанной с кризисом боеприпасов в русской армии. В своей написанной при поддержке андроповского КГБ "в пику» роману Солженицына "Август четырнадцатого», но, тем не менее, вышедшей далеко за рамки предъявленного к ней "социально-идеологического заказа» книге "1 августа 1914 года» профессор Яковлев подчеркивал:

"Сопоставление цифр поступления снарядов за год и расхода их – интригующая загадка...в деле артиллерийского снабжения хозяйничали чьи-то незримые руки. Кто-то был заинтересован в том, чтобы императорская армия терпела поражения из-за нехватки снарядов, в то время как тыловые склады забивались ими до предела. Не в ожидании ли того времени, когда в бой пойдет армия буржуазной (курсив наш – В.А.) России? Едва ли смелое допущение...».

Аналогичным образом обстояло дело и с обеспечением русской армии патронами. В Великую Отечественную войну Российская Империя вступила, имея запас в 3 миллиарда патронов. Свыше 1 миллиарда дали заводы к 1915 г. – между прочим, в соответствии с "Большой программой» якобы "продавшегося немцам» Сухомлинова. Тем не менее, в ходе боевых действий нередко возникали перебои и с патронами (хотя, конечно, большевицкие байки о нехватке в царской армии винтовок и наступлении второго и третьего эшелонов с голыми руками, в надежде вооружиться за счет своих убитых первого эшелона, не имеют ничего общего с действительностью, являясь "случаем так называемого вранья», говоря словами бессмертного булгаковского Фагота-Коровьева из "Мастера и Маргариты»).

Так что вполне можно согласиться с выводами ныне покойного профессора Н. Яковлева о "невидимой руке», хозяйничавшей на фронте и в тылу: "Сотни тысяч русских людей приносились в жертву корыстным интересам буржуазии. Это была национальная измена, выдача страны врагу». Русская буржуазия, выросшая в основном из купцов-староверов, и недоучившаяся, полуазиатская, либеральная интеллигенция ("образованщина», по выражению А. Солженицына) – вот кто, наигравшись во власть в стенах Государственной думы, отныне сами возжелали сами руководить Россией, любой ценой избавившись от так "мешавшего» им русского Царя. В аналогичной ситуации (во время войны России с Японией 1904-1905 гг.) В. Шульгин писал о народе, который "во время войны предал свою родину, который шептал гнусные змеиные слова "чем хуже, тем лучше», который ради "свободы» жаждал разгрома своей армии, ради "равноправия» - гибели своих эскадр, ради "земли и воли» - унижения и поражения своего отечества»...

"Не свободы они были достойны, а залпов и казней» - справедливо замечал в то время Шульгин, собственное грехопадение которого было уже не за горами. Ибо и он изменил Государю, и. как бы ему ни хотелось потом "пулемётов» при виде диких толп, ворвавшихся в Таврический дворец после подготовленного такими, как он сам, изменниками, падения монархии, никаким "пулемётствованием» спасти историческую Россия было уже не возможно. А начиналось все с клеветнической "кампании слухов». Ни в Германии, ни во Франции, ни в Британской империи подобные настроения в среде буржуазии и интеллигенции были просто немыслимы. И, наконец, о якобы "босоногом» (при Царе!) русском воине и о "сапожном кризисе» в войсках. Во время войны действующая армия получила 65 миллионов пар сапог (причем, в отличие от советской армии – не кирзовых, а кожаных). Износить столько пар обуви даже в военных условиях было просто нереально. Что же случилось? В своих мемуарах еще один "младотурок» (хотя и прозревший под конец жизни, судя по второй части его воспоминаний), генерал А. Брусилов (которому проще простого было бы свалить все лишний раз на "царского угодника Сухомлинова») дает на это недвусмысленный ответ: это случилось не потому, что сапог было заготовлено недостаточно, а потому, что все население России в тылу ходило в солдатских сапогах. Русский крестьянин, переодевшийся в военную форму, но не ставший от этого солдатом, по дороге на фронт просто-напросто продавал и пропивал казенные сапоги, зная, что в действующей армии получит новые – в лаптях в бой не пошлют. Для борьбы с этим злом сам Брусилов нашел гениально простой выход – все чины маршевых рот, прибывшие на фронт с недостачей в выданном им вещевом довольствии, получали по пятьдесят розог. Как говорится, "старинным казачьим способом», дёшево и сердито! Порка давала отличные результаты – православный русский воин сразу приобретал вполне уставной вид. Ситуация на всех фронтах в 1916 г. была для России более чем благоприятной. В этом мнении единодушно сходятся практически все историки Первой мировой войны (за исключением партийно-ангажированных. Широко известны слова У. Черчилля о ситуации в Российской империи: "Ее корабль пошел ко дну, когда гавань уже была видна. Она уже пережила бурю, когда все обрушилось на нее. Все жертвы принесены, вся работа завершена…Долгие отступления закончились; снарядный голод побежден; вооружение шло широким потоком; более сильная, более многочисленная, гораздо лучше снабжаемая армия держала огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми…Кроме того, никаких особенно трудных действий больше не надо было предпринимать; нужно было оставаться на посту…; иными словами, надо было удержаться; вот и все, что стояло перед Россией и плодами общей победы».

Генерал-квартирмейстер германской армии Э. Людендорф, оценивая обстановку на фронтах на конец 1916 г., писал: России удалось создать новые мощные формирования. Численность дивизий была сокращена до 12 батальонов, батареи – до 6 орудий. Новые дивизии формировались численностью меньше на 4 батальона, на каждую батарею приходилось 7-8 орудий (между прочим, в полном соответствии с "Большой программой», разработанной В.А. Сухомлиновым! – В.А.). В результате такой организации мощь русской армии значительно возросла».