Проходя селение Алом, я послал оттуда с гиляками одного казака и приказал ему следовать к мысу Екатерины, с тем, чтобы в случае каких-либо обстоятельств гиляки могли служить проводниками оттуда в реку Амур.

11 мая, не доходя 100 вёрст до Мариинского поста, я встретил следовавшего оттуда казака с известием от начальника поста, что все наши суда, возглавляемые В. С. Завойко, собрались в заливе Де-Кастри и на них нападает неприятельская эскадра, и что семейства перебираются из Де-Кастри в Мариинский пост. Получив это известие и имея в виду наши ничтожные силы, собравшиеся в Де-Кастри и состоявшие только из двух боевых парусных судов — фрегата "Аврора" и корвета "Оливуца", которые не могли бы оказать серьёзного сопротивления (между тем как в газетах писали, что для уничтожения наших судов должна собраться сильная паровая неприятельская эскадра, в несколько крат превышающая нашу), я сейчас же отправил командира "Надежды", мичмана Ельчанинова в Николаевское со следующими распоряжениями:

1) Капитан-лейтенанту Бутакову с двумя офицерами и с командой фрегата "Паллада" на гребных судах следовать немедленно к мысу Лазарева. Команда должна иметь патроны, по крайней мере, на 25 выстрелов и взять с собой возможно больше зарядов для орудия. Если, при следовании по лиману, льды не позволят итти на шлюпках, то Бутакову высадиться на берег и стараться поскорее достигнуть мыса Лазарева, где устроить батарею и, в случае нападения неприятеля, удерживать его там до последней крайности. При невозможности держаться против неприятельских сил заклепать орудия, зажечь всё имущество и отступить к селению Ули, от которого с проводниками достигнуть берега Амура;

2) Бачманову быть готовым в Николаевском, в случае покушения неприятеля проникнуть на гребных судах в Амур, напасть на неприятеля на наших вооружённых гребных судах и стараться остановить его движение;

3) Приготовления к постройке батарей на мысах Мео и Куегда остановить и немедленно поставить временную батарею на мысе Куегда для защиты Николаевского, и

4) Дать немедленно знать в Петровское командиру шхуны "Восток" Римскому-Корсакову, чтобы, в случае нападения на Петровское неприятеля, шхуну "Восток" и бот, пользуясь полной водой, ввести в устье реки Лач, сжечь всё в Петровском и, сосредоточив все свои силы, отразить неприятеля. Я боялся, чтобы неприятель, в случае какого-либо несчастья с нашей стороны, не узнал о возможности входа в реку лиманом и не проник бы туда на своих паровых и гребных шлюпках.

Сделав вышеупомянутые распоряжения, я с напряжённой поспешностью отправился в Мариинский пост, дабы узнать об участи нашей эскадры в заливе Де-Кастри. Прибыв в Мариинск к вечеру 11 мая, я нашел в нём до 200 жён и детей, прибывших туда из Де-Кастри с петропавловской эскадры. Почти всю команду Мариинского поста я нашёл или больной, или слабой, все же здоровые люди были заняты перевозкой прибывших семейств на озеро Кизи, которое только что вскрылось. Начальник поста Кузьменко донёс мне, что он ничего не знает о последствиях нападения 9 мая на нашу эскадру в заливе Де-Кастри; он не знал даже и того, в каком числе судов был неприятель. Из Мариинского поста я немедленно отправился по озеру Кизи к перевалу с этого озера в залив Де-Кастри, приказав Кузьменко сейчас же приготовить и, с первой возможностью, отправить два орудия с надлежащей прислугой и снарядами, занять пункт на озере Кизи, от которого начинается дорога в Де-Кастри; затем всех здоровых конных казаков послать занять дефиле {Дефиле — узкий проход в горах или речной долине. (Прим. ред.).}, лежащее на пути из залива к озеру Кизи, дабы отразить всякую попытку неприятеля с целью проникнуть из Де-Кастри к озеру Кизи; наконец, всех прибывающих к нему по возможности размещать и довольствовать.

Ночью с 11-го на 12-е число я прошёл на пароходе "Надежда" по озеру Кизи до перевала в залив Де-Кастри, и здесь нашёл несколько семей, ожидавших гребных судов, чтобы отправиться в Мариинский Пост. Распутица на берегу была в полном разгаре: вода, а местами снег и грязь были по колена и по пояс. Здесь я также ничего не узнал относительно нашей эскадры, ибо все прибывшие сюда вышли из Де-Кастри в то время, когда неприятель только показался. Оставив здесь пароход "Надежда" и приказав, чтобы он содействовал перевозке в Мариинский пост семейств, а оттуда орудий и казаков, я взял поручика Попова с подробными картами лимана и пошёл пешком в Де-Кастри, пробираясь туда по колено, а иногда почти по пояс в воде, снеге и грязи. Изнурённые и мокрые, мы только к вечеру 13-го числа добрались до залива Де-Кастри, где и нашли стоящей на якоре всю нашу камчатскую флотилию, состоявшую из фрегата "Аврора", корвета "Оливуца" и транспортов "Двина", "Иртыш" и "Байкал". Начальник Камчатки, адмирал Завойко, сообщил мне, что 9 мая английский пароходо-фрегат и бриг открыли нашу эскадру и, произведя рекогносцировку залива и обменявшись несколькими выстрелами с корветом и фрегатом, вышли из залива и направились к югу; поэтому надо предполагать, что это был только авангард их эскадры, посланной сюда для разведки о наших судах. Теперь следует ожидать появления неприятеля в больших силах. Между тем В. С. Завойко послал на вельботе к лиману мичмана Овсянникова, чтобы удостовериться, возможно ли в него войти. Судя по постоянно дувшим свежим северным ветрам, надо было полагать, что южная часть лимана была еще заперта льдом. Мичман Овсянников не возвращался, а между тем надобно было решить вопрос итти ли немедленно в лиман или ожидать здесь возможности входа в него. Для этого, а также и для подробного объяснения пути из Де-Кастри к Амурскому лиману, сейчас же были потребованы на флагманский корвет "Оливуца" все командиры. Мнение их было таково: ожидать в Де-Кастри возможности входа в лиман и, в случае нападения неприятеля, защищаться до последней крайности; при неблагоприятных же обстоятельствах взорвать суда. Выслушав это мнение, я предложил сейчас же следовать к северу и стараться скорее пройти к мысу Екатерины, где и ожидать возможности входа в лиман; потом итти к мысу Лазарева, у которого под прикрытием нашей батареи ожидать возможности следования в реку Амур; в случае же нападения неприятеля, согласно принятому уже решению, бороться до последней крайности и, при несчастьи, взорвать суда, а кто спасётся, тем от мыса Екатерины отступить на реку Амур к селению Алом с проводниками, которые там ожидают прихода нашей эскадры. Моё мнение было принято единогласно: на другой день вся наша эскадра снялась с якоря и направилась к лиману; в то же время прибыл мичман Овсянников и рассказал, что к северу льдов нет. На пути в залив Де-Кастри В. С. Завойко заходил в Императорскую Гавань, чтобы взять фрегат "Паллада", но Константиновская бухта, в которой стоял фрегат, была еще покрыта льдом, и потребовалось бы не мало времени, чтобы его вывести оттуда и приготовить к плаванию; между тем терять времени было нельзя, ибо с часу на час надобно было ожидать нападения неприятельской эскадры; кроме того фрегат "Диана" еще не приходил, а потому В. С. Завойко, подтвердив Кузнецову данные ему инструкции и снабдив его продовольствием, оставил фрегат "Паллада" ожидать там Е. В. Путятина.

Ясно, что после ухода нашей эскадры из залива Де-Кастри главное внимание с моей стороны было обращено на то, чтобы ожидаемый в заливе с часу на час в больших силах неприятель не имел возможности узнать об уходе нашей эскадры в Амурский лиман. Для этого необходимо было устранить всякую возможность захватить кого-либо из людей. В этих-то видах всё местное население из залива Де-Кастри было удалено; людям же, остававшимся на посту, было приказано с прибытием неприятельских судов отступить в лес, по дороге к — озеру Кизи, не уничтожая наших избушек при посте, дабы этим привлечь внимание неприятеля и принудить его сделать рекогносцировку, и тем, по возможности, задержать его в Де-Кастри. Если же неприятель пойдет далее вглубь страны, то, отступая, соединиться с казаками при дефиле и, защищая его, отступать к озеру Кизи, к нашим орудиям, находившимся на перевале к озеру.

Сделав эти распоряжения, я поспешил в Мариинский пост и оттуда в Николаевское, дабы принять меры к скорейшей перевозке имущества и артиллерии с мыса Лазарева и быть готовым к устранению различных неблагоприятных случайностей. Так как по Амуру еще никто не проходил и о следовании генерал-губернатора мы еще никаких известий не получили, то я отправил навстречу к нему мичмана Разградского с донесением от меня и от В. С. Завойко.

18 мая, по возвращении в Николаевское, я пошёл на пароходе "Надежда" в лиман, к мысу Лазарева, но у мыса Уса встретил сплошной лед. Здесь я нашёл стоявшие за льдинами гребные суда и шхуну-баржу "Лиман" с лейтенантом Бирюлёвым, который сообщил мне, что И. И. Бутаков с лейтенантом Шварцем и мичманом Ивановым и с 160 человеками пошли пешком к мысу Лазарева, взяв с собой 10-дневное продовольствие сухарей и 200 боевых зарядов для орудия. Бирюлёву было приказано после того, как лиман очистится ото льда, следовать к мысу Лазарева в распоряжение Бутакова и по прибытии на мыс немедленно сообщить мне о всем, что там делалось. Я пошёл обратно в Николаевское, откуда немедленно послал пароход "Аргунь" под командой Я. И. Купреянова в помощь нашим гребным судам к мысу Лазарева. За сим мы начали строить батарею на мысе Куегда и исправлять и вооружать оставленные в Николаевском гребные суда. В Петровское Римскому-Корсакову дано было знать, чтобы он при первой возможности прибыл в Николаевское.

Через несколько дней я получил донесение от капитан-лейтенанта Бутакова о том, что с величайшими затруднениями, по случаю распутицы, они 15 мая пришли к мысу Лазарева, на котором и начали строить батареи. 18-го числа пришёл туда В. С. Завойко со всей камчатской эскадрой, и Бутаков поступил в его распоряжение.

Снятие Петропавловского порта и сосредоточение всех наших морских сил в Николаевском, вопреки упомянутым доселе убеждениям относительно этого порта, последовало так: генерал-губернатор, получив известие из Петербурга о готовившемся нападении на Петропавловск и намерении уничтожить наши суда в Тихом океане при помощи собранных для этого больших неприятельских сил и о полном недостатке продовольствия в Петропавловске, не ожидая приказания из Петербурга, послал своего адъютанта есаула Мартынова курьером на Камчатку с приказанием контр-адмиралу Завойко снять Петропавловский порт, погрузить всё казенное имущество и семейства на суда зимовавшей там эскадры и с ней отправиться в устье Амура. Есаул Мартынов, следуя через Якутск и оттуда на собаках в Охотск по дикому побережью Охотского моря, где расстояние между жилыми пунктами доходит до 400 вёрст, переезжая по льду широкие заливы с опасностью при случайных ветрах погибнуть от вьюг, совершил весь путь от Иркутска до Петропавловска до 8 000 вёрст (8 500 км) в три месяца, со скоростью, до того времени еще небывалой. Скорость этого следования, энергические и быстрые распоряжения и действия, принятые в Петропавловске, а равно скорый выход оттуда, изо льдов, нашей эскадры и счастливый переход, сделанный ею в виду, можно сказать, в несколько крат сильнейшего неприятеля, спасли честь и славу нашего оружия, суда и команды наши и имущество порта. Это обстоятельство фактически оправдало мои мысли о том, что Петропавловск, как отрезанный морем от материка, не мог быть нашим главным портом на отдалённом востоке и что подобный порт мог быть только в Приамурском и Уссурийском краях, то-есть в местностях, непосредственно связанных с Восточной Сибирью внутренними путями, безопасными от нападения неприятеля с моря. Следовательно, все затраты, произведённые в Петропавловске с тем, чтобы сделать его главным портом, были совершенно напрасны, и если сосредоточенные в нём команды и суда наши были спасены в Приамурском крае, то это обстоятельство нельзя не приписать особому случаю. Оставлять эти суда и команды на Камчатке, при возможности разрыва с морскими державами, было весьма неосновательно и, по моему мнению, следовало бы еще весной 1854 года перевезти все из Петропавловска в Николаевское.

В. С. Завойко распорядился переброской порта великолепно: еще не разошелся лед в Авачинской губе, как суда наши были вооружены. Лишь только тронулся лед, они вышли в море, забрав с собой все семейства и всё имущество порта. Есаул Мартынов остался в Петропавловске начальником. Вскоре по уходе эскадры из Петропавловска туда явились англо-французы и, не найдя там ни судов, ни команд (кроме есаула Мартынова с несколькими жителями), сожгли казённые магазины и пошли в погоню за нашими судами в Японское море¹⁸⁰.

23 мая я получил уведомление из Де-Кастри, что через три дня после ухода нашей эскадры туда пришли неприятельские суда и высадили десант с целью захватить кого-либо, дабы узнать, куда ушли наши корабли. Не найдя в Де-Кастри ни одного человека, а равно и никакого имущества, кроме случайно оставленного мешка ржаной муки, которую неприятель рассыпал, неприятельская эскадра вышла из залива и направилась к югу, предполагая, как впоследствии оказалось, что наша эскадра не могла никуда уйти, кроме этого направления. Неприятель был твёрдо убеждён, что в лиман из Татарского пролива войти невозможно, из-за сплошной отмели, соединяющей Сахалин с материком. Этим обстоятельством оправдывался впоследствии начальник неприятельской эскадры.

27 мая я получил сведение с мыса Лазарева, что наши суда, стоявшие у этого мыса, под прикрытием воздвигнутой на нём батареи, готовятся итти в реку, что имущество фрегата "Паллада" грузится на шхуну-баржу "Лиман" и на транспорты, которые вместе с корветом "Оливуца" пройдут в реку свободно, и что фрегат "Диана" погиб в Японии. Вместе с тем я получил известие, что к мысу Лазарева с 150 человеками команды фрегата "Диана" пришёл на купеческом судне капитан 2-го ранга С. С. Лесовский, что адмирал Путятин выстроил в Японии шхуну "Хеда" и разместил команду фрегата на этой шхуне и двух зафрахтованных им для этой цели купеческих американских кораблях. На одном из этих кораблей начальником был С. С. Лесовский, а на другом Мусин-Пушкин, сам же адмирал Е. В. Путятин с капитаном 2-го ранга К. Н. Посьетом поместился на шхуне "Хеда". Степан Степанович из Японии пошёл прямо в залив Де-Кастри; там он получил известие, что все наши суда в лимане, и немедленно отправился туда же. По выходе из залива, не имея возможности продолжать путь далее из-за густого тумана и штиля, он встал на якорь за северным входным мысом. Неприятель в это время был в заливе и производил рекогносцировку; только благодаря упомянутой случайности С. С. Лесовский счастливо избежал неминуемого плена, Мусин-Пушкин же, отправившийся из Японии с остальной командой фрегата "Диана", не был так счастлив: он пошел из Японии в Петропавловск и, не найдя там наших судов, направился в Аян; на этом переходе около Сахалина он был взят в плен неприятельскими крейсерами. Адмирал Е. В. Путятин на шхуне "Хеда" пошел из Японии так же в Петропавловск и, не найдя там наших судов, направился в Татарский пролив; по пути он зашёл в Императорскую Гавань, где узнал, что наша эскадра ушла в лиман, и немедленно туда же последовал, счастливо избежав, благодаря туману, неприятельских крейсеров, блокировавших берега Татарского пролива. У одного из неприятельских судов шхуна "Хеда" в густом тумане прошла под кормой. Адмирал Е. В. Путятин с К. Н. Посьетом в исходе июня вошли в Амур и потом к Николаевскому.

Между тем раз открытое сообщение по Амуру убедило в необходимости пользоваться им навсегда. Это ещё более вызывалось и тогдашними военными обстоятельствами, и решением соединить в низовьях Амура все команды и суда наши, пришедшие из Камчатки и Японии. В Петербурге и в Иркутске осознали всю справедливость моих постоянных представлений, что всякие затраты на Петропавловск, Аян и т. п. пункты, совершенно отрезанные от Сибири, напрасны, и что только в Приамурском и Приуссурийском краях мы можем твердо встать на отдалённом нашем Востоке. Вследствие переписки с Пекинским трибуналом внешних сношений о непропущенном в Пекин нашем курьере, полковнике Забаринском, генерал-губернатор извещал китайское правительство, что весной 1855 года он снова с войсками поплывет по Амуру для защиты края от вторжения в него англо-французов и потому просил известить его о месте, назначенном для съезда уполномоченных, и ответ об этом прислать в Мариинский пост, на реку Амур (Кизи).

После этого был произведён второй сплав по Амуру, который был разделён на три отделения: 1-е отделение состояло из 26 барж, под начальством самого генерал-губернатора, который в этот раз спускался по реке со своею супругою Екатериной Николаевной; 2-е отделение — из 52 барж, под начальством командира 15-го линейного батальона подполковника Андрея Андреевича Назимова, и 3-е — из 35 барж, под начальством полковника М. С. Корсакова. С этим сплавом прибыли для защиты Приамурского края: 15-й линейный батальон и 14-й линейный полубатальон, всего 2 500 человек войска, а потому в Мариинском посту сосредоточилось более 2 700 человек. В составе сплава находилась также учёная экспедиция, снаряженная Сибирским отделом Географического общества на средства члена его Степана Федоровича Соловьёва, пожертвовавшего на исследование Амурского края полпуда золота. Эта экспедиция состояла из натуралиста Маака¹⁸¹, астронома Рашкова, топографа Зончевского и чиновника Кочетова. С этим же сплавом, под распоряжением чиновника особых поручений при генерал-губернаторе князя Михаила Сергеевича Волконского¹⁸², прибыли первые русские земледельцы — иркутские и забайкальские крестьяне, для поселения между Николаевским и Мариинским. К поселению их под руководством князя М. С. Волконского сейчас же и приступили; начиная от Николаевского, по правому берегу реки Амура, были основаны деревни: Иркутская, Богородская, Михайловская, Ново-Михайловская, Сергиевская и Воскресенская¹⁸³. Поселенцы получили от казны пособие и были освобождены навсегда от рекрутской, земской и подводной повинностей. Вместе с этим против Мариинского поста поселилась на острове Сучи сотня конных казаков, образовав станицу Сучи.

С прибытием в Мариинский пост генерал-губернатор и главнокомандующий всеми морскими и сухопутными силами, сосредоточенными на устье реки Амура, отправил ко мне в Николаевское мичмана Литке со следующим предписанием:

1) Амурская экспедиция заменяется Управлением камчатского губернатора контр-адмирала Завойко, местопребыванием которого назначается Николаевское;

2) Вы назначаетесь начальником штаба при главнокомандующем всеми морскими и сухопутными силами Приамурского края¹⁸⁴;

3) Все чины, состоящие в Амурской экспедиции, поступают под начальство контр-адмирала Завойко, и

4) Главной квартирой всех наших войск назначается Мариинский пост.

Вследствие этого, мне предписывалось, впредь до прибытия в Николаевское, сдать экспедицию старшему после себя, а самому немедленно следовать к месту назначения, в Мариинский пост. О всех этих распоряжениях вместе с тем сообщалось В. С. Завойко. Ему предписывалось, сдав эскадру командиру фрегата "Аврора" Изыльметьеву, следовать в Николаевское и вступить в начальствование. Капитану Изыльметьеву предписывалось со всеми судами, как можно поспешнее, следовать в Амур. Контр-адмиралу Завойко вменялось в обязанность всеми средствами способствовать в этом капитану Изыльметьеву. Командиру шхуны "Восток" Римскому-Корсакову, согласно моим распоряжениям, предписывалось готовить гребную флотилию на случай нападения неприятеля на таких же судах.

Вследствие этих распоряжений главнокомандующего я с женой и с нашей малюткой отправились в Мариинский пост и поселились в двух маленьких комнатах. Дежурным штаб-офицером был тогда князь Александр Васильевич Оболенский. Начальником сухопутных войск, сосредоточенных в низовье Амура, был назначен полковник М. С. Корсаков, а начальником казаков — адъютант генерал-губернатора подполковник Сеславин. При штабе было несколько чиновников и офицеров, в числе их: Якушкин и Федор Александрович Анненков.

Вступив в свою новую должность — начальника штаба, я представил генерал-губернатору отчёт о действиях Амурской экспедиции с июня 1850 года по июнь 1855 года, то-есть за пять лет. Из отчёта было видно, что эта экспедиция, принимая в расчёт и всё казённое довольствие, стоила казне всего 64 400 рублей серебром, то-есть около 12 500 рублей в год {Жалованье и довольствие одного камчатского губернатора стоило гораздо дороже, не говоря уже о том, что на Камчатку вместе с Аяном была брошена не одна тысяча рублей.}. Во всё время, собственно в Амурской экспедиции, умерло 12 человек и не потеряно ни одного человека. Вот что стоило России утверждение её в Приамурском крае! Представляя этот отчёт и имея в виду, во-первых, что в низовье Амура должно зимовать более 7 000 человек, а во-вторых, дальнейшие мероприятия по отражению неприятеля и дальнейшему устройству края, столь близкого моему сердцу, я представил генерал-губернатору следующее мнение:

1. При сосредоточении ныне в устье реки Амура команд, семейств, имущества Петропавловского порта и всех наших судов, а равно и команд японской экспедиции, война с внешним врагом здесь кончена, ибо неизвестность для него входа в лиман с юга и плавание по лиману, наполненному банками и мелями, с неправильными быстрыми течениями, наконец, гористые, лесистые, пустынные и бездорожные прибрежья Приамурского и Приуссурийского краёв представляют для неприятеля, нападающего с моря, непреоборимые препятствия. Он окажется вынужденным только блокировать берега Охотского моря и прибрежья Татарского прилива и этим принесёт нам только пользу, закрепляя таковым своим действием Приамурский и Приуссурийский края с островом Сахалином за Россией. За сим здесь остаётся для нас один неизбежный, внутренний враг — мороз и неблагоприятные условия для здоровья зимующих в пустыне людей. Чтобы выдержать борьбу с возможно меньшей потерей людей, необходимо сейчас же принять энергические меры, как для просторного размещения людей на зиму, так и для изобильного их довольствия и снабжения одеждой, соответствующей климатическим условиям. Между тем в этом отношении при сплаве сюда людей многое было упущено; почему, по моему мнению, в настоящее время необходимо сделать следующее распоряжение: а) для наблюдения за неприятелем в заливе Де-Кастри расположить сотню казаков с двумя горными орудиями, всех же остальных людей обратить для постройки просторных помещений на зиму; б) для пополнения продовольственных запасов и одежды сейчас же вступить в сношение с маньчжурами, обитающими по реке Сунгари и более или менее нам знакомыми; в) для того же, чтобы упрочить сношения с маньчжурами, сейчас же поставить пять или шесть постов (между Мариинским постом и устьем реки Сунгари и, наконец, г) принять меры, чтобы туземцы доставляли нам рыбу и дичь.