6. Вандальский Рагнарёк

Так были насильственно разделены два успевших тесно сблизиться народа Африки – вандальский и римский. Они даже начали говорить на одном языке, настолько переняв привычки и обычаи друг друга, что, сидя (или возлежа) в обеденном зале, называемом ими обоими одинаково, ели одинаковые кушанья, приготовленные по одинаковым кулинарным рецептам. Вспомним, что писал об этом Эдуард Гиббон: «После того, как три поколения вандалов прожили в достатке и в наслаждениях теплого климата, суровые доблести этого народа исчезли и он мало-помалу сделался самым сластолюбивым из всех народов земного шара (всецело уподобившись в этом афроримлянам – В.А.). В своих виллах и садах, достойных того, чтобы их называли персидским именем земного рая («пардес»-«парадис» - В.А.), вандалы наслаждались прохладой и роскошью, а после ежедневного пользования ваннами, садились за стол, за которым им подавали все, что можно было найти самого изысканного на суше и в морях. Любовь и охота были главными занятиями их жизни, а в свои свободные часы они развлекались пантомимами, бегами колесниц и театральными представлениями, заключавшимися в музыке и танцах…» («Закат и падение Римской империи»). Но внезапно все переменилось, как по мановению волшебного жезла злобного колдуна. Внезапно вандалы вновь стали германским «народом-мигрантом», обреченным, с чадами и домочадцами, скитаться в поисках пристанища (не считая тех, кто, вследствие безвыходности своего положения, пошел на императорскую службу). В то время как римляне, оставшиеся в Карфагене, сделали вид, что так и надо, как если бы не было столетия вандальского господства, хотя под властью вандалов в римской Африке царил мир, процветала торговля, в приморских городах возникли целые международные кварталы и вообще сложилась своеобразная, привлекательная во всех отношениях, смешанная культура.

Так доказала свое превосходство интеллектуальная концепция стратига Велизария, принесшая свои плоды. Великий афроримский мегаполис, не отданный, волей восточноримского военачальника, своему войску на поток и разграбление, как будто возродился к новой жизни.

«Даже деловой жизни не причинено было никаких помех, но в городе, захваченном войском, изменившем свое государственное устройство, пережившем перемену власти, ни одно помещение не оставалось закрытым, а секретари, составив списки, разместили, как полагается, солдат по домам, и те сами, покупая (слава Велизарию! – В.А.) на рынке то, что каждый хотел к завтраку (а также, надо полагать, к обеду и к ужину – В.А.) жили спокойно (и давали спокойно жить тем, к кому их определили на постой – В.А.). После этого Велисарий дал твердое обещание безопасности бежавшим в храмы вандалам и занялся восстановлением стен, которые оказались настолько заброшены, что во многих местах любой мог подняться на них и легко произвести нападение. Значительная их часть лежала в развалинах и карфагеняне говорили, что из-за этого Гелимер и не остался в городе». (Прокопий).

Благодаря этим описаниям, которые могли выйти лишь из-под пера очевидца, перед нами оживают картины жизни, отделенной от нас более чем пятнадцатью веками человеческой истории. Жизни в самодостаточном, однако же, открытом всему миру, космополитическом богатом мегаполисе, на фоне миллионного (или даже полумиллионного) населения которого несколько тысяч пришедших его «освобождать» восточноримских воинов не слишком бросались в глаза. Прежде всего – потому, что им было запрещено пускать в ход по любому поводу оружие и насиловать женщин. С другой стороны, в таком огромном городе победителям и не нужно было никого насиловать, местные представительницы прекрасного пола легко открывали свои сердца «освободителям». А если та или иная карфагенская красотка вдруг оказывалась слишком недоступной, или неприступной, можно было без труда, пользуясь услугами многочисленных карфагенских писцов, диктовать им хоть по дюжине любовных писем в день, пока сердце красотки не смягчалось. Писцы могли помочь и тем воякам Велизария, у которых за морем была зазноба. Ведь «для тебя, родная, есть почта полевая…». И везли императорские галеры по Средиземному морю (наконец-то ставшему для «ромеев» снова «нашим» и «внутренним») любовные послания, да и просто письма близким, на родину воинов Юстиниана – в Константинополь, Сирию, Ахайю, Анатолию, Египет, Палестину… Полевая почта VI столетия работала исправно…

Стоило смолкнуть лязгу оружия, как появились предсказатели, и в первую очередь – те, которым все было заранее известно. Как сообщает нам Прокопий: «…в Карфагене в древние времена дети, играя, произносили старинное прорицание, что гамма (буква «Г», по-гречески – В.А.) прогонит бету (букву «Б», опять-таки, по-гречески – В.А.), и что опять бета прогонит гамму. Тогда это дети произносили во время игры и оставалось оно неразрешимой загадкой, теперь же, напротив, все стало ясно. Ведь сначала Гизерих прогнал Бонифация, а теперь Велисарий – Гелимера. Была ли это народная молва или предсказание, но таким образом оно исполнилось...».

Дело в том, что имя Велисария начинается со второй буквы греческого алфавита, которую по Эразмовой системе следует произносить как «бета» («бета»=«Б»). Имя полководца, по Эразмовой системе, соответственно, следует произносить как «Белизарий». Но, поскольку мы цитируем Прокопия Кесарийского по тексту издания, использующего транскрипцию греческих слов по другой, Рейхлиновой, системе, в которой вторая буква греческого алфавита произносится как «вита» («вита»=«В»), имя восточноримского стратига передается не как «Белизарий», а как «Велисарий» («Велизарий»). По Рейхлиновой системе имя «последнего римлянина» Бонифация следовало бы произносить тоже не через «б», а через «в», как «Вонифатий».

Даже соперничество между двумя ветвями христианской веры, кафолической и арианской - главный бич Карфагена на протяжении последнего столетия –– казалось, улеглось чудесным образом, посредством вещих снов и благотворного воздействия святых, как бы без человеческих усилий, что было для сохранения мира, порядка и спокойствия на улицах города, пожалуй, не менее важно, чем поддержание строгим и справедливым полководцем императора Юстиниана дисциплины в рядах своих доблестных воинов. Главную роль в умиротворении сыграла одна из самых знаменитых и наиболее часто посещаемых церквей Карфагена – роскошная базилика святого Киприана, расположенная на морском берегу в предместье мегаполиса. Тацит Цецилий Киприан (Циприан) был отпрыском именитого афроримского сенаторского рода, одной из самых аристократических фамилий Карфагена, и отрекся от язычества в пользу христианства уже в преклонном возрасте. Введенный, так сказать, в курс дела опытным христианским учителем, Киприан, в 248 г., после смерти епископа Доната, сменил его на епископской кафедре Карфагена, откуда был вынужден бежать в период гонений, воздвигнутых на христиан римским языческим императором Децием (Декием). После гибели Деция (по воле Божьей, сбитого с коня и утонувшего в болоте) в битве с готами при Абритте и начала эпидемии чумы в 253 г., Киприан, однако, возвратился в Карфаген. Своими пламенными проповедями и посланиями он боролся за единство христианской церкви, пока не пал, уже в глубокой старости, жертвой очередных гонений на исповедников Христовой веры, воздвигнутых нечестивым императором Валерианом (поплатившимся за это позорной смертью в персидском плену). По повелению императорского наместника Максима престарелый Киприан «принял мечное сечение» 14 сентября 258 г.

Этот день, 14 сентября, всегда отмечался в Карфагене как праздник священномученика (лат. «Киприана» или «Циприана»). Имя Киприана было дано даже сильному морскому ветру, всегда начинавшему дуть в этот день. Хотя 14 августа описываемого нами года еще шла битва за Карфаген, карфагенские ариане, захватившие храм святого Киприана после овладения вандалами столицей римской Африки, и с тех пор отправлявшие в нем свои богослужения, празднично разукрасили церковь. Православные же христиане Карфагена обычно лишь оплакивали свою судьбу, отнявшую у них столь знаменитый храм. Но в ночь на 14 сентября 533 г. многим карфагенским православным во сне явился сам священномученик Киприан, призвавший их к спокойствию и заверивший верных чад кафолической церкви в том, что скоро все переменится к лучшему и они смогут вновь, как до прихода в Карфаген вандалов-ариан, славить Бога и его, Киприана, в посвященном ему храме.

Когда 14 августа пал в бою с воинами Юстиниана брат вандальского царя Аммата и военное счастье улыбнулось «ромеям» Велизария, карфагенские православные христиане, преисполнившись надежды на лучшее, бросились из города к морскому берегу. Ариане же, охваченные паникой (как сказал бы эллин-язычник), или гонимые страхом Божьим (как подобало бы сказать христианину), убежали из храма святого Киприана, оставив там все праздничные украшения. После вступления войск Велизария 16 сентября в Карфаген православные впервые за много лет отпраздновали день святого Киприана открыто и во всех церквях. С тех пор он отмечался ими 16 сентября, а не 14, как до освобождения от вандальско-арианского господства.

Итак, Карфаген вернулся, под защитой римского оружия, к прежним, довандальским, порядкам, к существованию в качестве римского колониального города, в котором христианство вот уже три столетия играло чрезвычайно важную роль. Между тем, вынужденному бежать из своей недавней столицы царю вандалов Гелимеру приходилось начинать все заново. Слишком поздно он вспомнил о многообразии методов, используемых его предком Гейзерихом для достижения успеха даже в ситуациях, когда ему не хватало до этого одних только военных средств. У Гелимера еще имелись деньги, коль скоро никто из хронистов или комментаторов не сомневается в баснословном богатстве вандальских царей, награбленном во всем Средиземноморье. Не был Гелимер и особенно ограничен в своих передвижениях. Ибо чрезвычайно осторожный Велизарий (имел ли он под своим началом пятнадцать, десять или всего пять тысяч боеспособных воинов – на этот счет источники значительно расходятся), не выходил за пределы контролируемой его флотом с моря узкой полоски ливийского побережья между местом высадки и Карфагеном, не пытаясь проникнуть в глубь африканского материка, где свобода маневра вандалов не была никем и ничем ограничена. Беда вандалов (даже ухитрившихся разрушить водопровод Карфагена) была, однако, не в отсутствии свободы маневра, а в недостаточности их военного потенциала.

Первое, что сделал их изгнанный из своей столицы царь, была попытка созвать всенародное ополчение. В отношении православных горожан, предпочитавших нежиться в лучах вновь воссиявшей славы римского оружия, Гелимер особых надежд не питал, и помощи от них не ждал. Но на плодородной ливийской равнине, расцветшей благодаря активному вывозу сельскохозяйственных продуктов при вандальской власти, дело обстояло несколько иначе. Местным землепашцам и виноделам, чье благосостояние, вследствие возросшего производства и экспорта их продукции при вандалах, под властью вандальских царей возросло, было несравненно легче прокормить господствующий над ними, весьма тонкий, вандальский правящий слой, чем кое-как сводить концы с концами в условиях ознаменованного приходом Велизария надвигающегося на Африку «светлого» будущего – возвращения довандальской эпохи господства ненасытной римской сенаторской аристократии и столь же ненасытной кафолической церкви в свои прежние африканские владения, после изгнания оттуда вандальских помещиков. Как бы то ни было, но Гелимеру удалось, убеждением ли, деньгами ли (а скорее всего – тем и другим), склонить ливийских поселян к вступлению в свое новое войско. Впрочем, на первых порах эти «свободные римские граждане», не желавшие возвращаться под «родную» власть Римской империи, не уходили, бросив свои поля и виноградники, в вандальский стан, ограничиваясь попытками осложнить, всеми возможными средствами, жизнь своим (восточно)римским «освободителям», чтобы у тех земля горела под ногами.

Ливийские селяне вели форменную партизанскую войну: перерезали «ромейские» коммуникации, устраивали засады на дорогах, нападая на любой восточноримский обоз или на небольшой отряд, который попадал в эти засады. И, хотя, вследствие этих «комариных укусов» Велизарий не нес больших потерь в живой силе, безопасность на дорогах и бесперебойность сообщения между новыми «ромейскими» гарнизонами оставляли желать много лучшего. Что все больше сказывалось на организованности и настроениях восточноримских оккупационных войск.

Если в устроенную никак не желавшими быть «освобожденными» и «воссоединенными» с «родной» империей «потомков Ромула» ливийцами засаду попадал отряд «ромейской» регулярной армии, происходила сцена, достойная вестерна (или истерна). Однажды, например, отважный Диоген, копьеносец «дукса» Велизария, посланный стратигом, во главе двадцати двух отборных щитоносцев, на разведку позиций Гелимера, остановился на ночлег в местечке, расположенном в двух конных переходах западнее Карфагена. Устрашенные хорошим вооружением «ромейских» конников, местные земледельцы побоялись напасть на них сами, но не преминули сообщить Гелимеру о прибытии к ним «освободителей». Гелимер выслал триста (?) вандальских конников, чтобы захватить Диогена «со товарищи» непременно живыми и выжать из восточноримских «языков» все, что его интересовало.

Под утро вандалы прибыли к месту ночевки Диогена, но, ввиду своего численного превосходства, решили не идти на риск ночного нападения, а дождаться рассвета, чтобы не поранить в темноте своих и не дать возможности части «ромеев» сбежать в сумятице ночного боя. Т.о. вандалы сами лишили себя шанса на победу. Поскольку Диоген и его щитоносцы спали глубоким сном (видимо, съев и выпив все, что нашлось у селян), причем, как подчеркивает Прокопий, совершенно нагими (видимо, по причине жаркой африканской ночи, а, возможно, присутствия представительниц слабого пола из числа местного «благодарного населения»).

Как бы то ни было, вандалы ограничились слабым оцеплением. Но один из щитоносцев, вышедший во двор (видимо, справить большую или малую нужду), услышав многоголосое перешептывание, а может быть, и лязг оружия, вандалов, вернулся в дом и разбудил начальника. Диоген не стал терять даром времени. Бесшумно встав, не зажигая огня, «ромеи» оделись, вооружились и закутались в широкие плащи, делавшие их фигуры трудноразличимыми в утренних сумерках. Выйдя во двор, они столь же бесшумно взнуздали коней, сели на них, собрались за запертыми на ночь широкими воротами и распахнули их, лишь придя в состояние полной боеготовности. После чего бросились вперед через открытые настежь ворота, прикрытые щитами, коля и рубя во все стороны, не тратя время на поджог «осиного гнезда». «Так Диоген бежал из рук неприятеля, потеряв только двоих из своего отряда, остальных ему удалось спасти. В этом сражении (не слишком ли громко сказано, уважаемый Прокопий? – В.А.) он получил три раны в затылок и в лицо, от чего чуть-чуть не умер, и одну рану в левую руку, из-за которой он больше не мог шевелить мизинцем» («Война с вандалами»).

Похоже, не позднее этого момента Велизарий узнал о подготовке Гелимера к новому «раунду» схватки за Африку, о том, что вандалы не отказались от борьбы, но собирают свои силы для реванша. В распоряжении стратига было совсем немного времени. Ведь «разведка доложила точно»: брат Гелимера Цазон, направленный на Сардинию против мятежного наместника Годы, получил от царя приказ, расправившись с Годой, поспешить, со своим экспедиционным корпусом, на ста двадцати вандальских кораблях, на помощь Гелимеру в Африку. До подхода вандальского флота с Сардинии, Велизарию было необходимо защитить лишенный, по милости Гелимера, водоснабжения, огромный Карфаген, который и без того было крайне сложно оборонять со стороны моря, по крайней мере, с суши. Поскольку вандалы не были мастерами осадной техники, «дукс» Велизарий надеялся, что для преграждения Гелимеру доступа в город достаточно будет восстановить городскую стену. Зная о пристрастии Гелимера к использованию конницы, восточноримский полководец приказал устроить перед стеной, над восстановлением которой усердно трудились как римские воины, так и карфагеняне, передовую оборонительную линию из палисадов и забитых в землю заостренных кольев (подобную галльской оборонительной линии под осажденной римским «дуксом» Цезарем Алесией).

Итак, на протяжении всей осени противники активно вооружались и готовились к предстоящим боям. Но не сидели без дела и дипломаты (о возможности использования которых Гелимер – как и о многом! – вспомнил слишком поздно). Посольство во главе со знатными вандалами Готфеей и Фускией прибыло ко двору царя испанских вестготов Февда-Февды-Тевдиса со значительным опозданием, ибо тот пребывал не вблизи Гадитанского пролива, где посольство ступило на землю Испании (это произошло в районе современной Тарифы), а внутри страны. Когда же вандальские посланцы, наконец, нашли его и стали предлагать военный союз против «ромеев», выяснилось, что Февда осведомлен о происходящем в Карфагене куда лучше послов Гелимера. Вестготский царь не без иронии сказал послам, что предложение ими военного союза могло бы быть расценено им как выгодное, если бы вандалы могли помочь вестготам в их борьбе с франками или остготами; но в настоящее время у вандалов, несомненно, достаточно дел у себя дома, в Карфагене. Примечательным представляется то обстоятельство, что явно завышенная самооценка вандалов помешала их послам поверить в возможность поражения вандальских войск под Карфагеном. Решив, что готский царь, большой любитель выпить, спьяну наболтал им невесть что, оскорбленные послы вернулись морем в Карфаген, где и попали в руки Велизарию. Впрочем, великодушный римский полководец, которому вандальские послы, мужи преклонных лет и уже не способные носить оружие, особых опасений не внушали, ограничился их допросом (без «пристрастия», т.е. без пыток), после чего отпустил незадачливых дипломатов с миром.

Авторами других посланий, пересекавших в те недели «маре нострум», были Цазон и Велизарий. Младший брат Гелимера быстро переправил свое войско из Африки на ста двадцати кораблях на Сардинию, высадившись в Каралах-Караналах-Каларии. Остгот Года, наместник вандальской Сардинии, провозгласивший себя царем острова (именуемого Прокопием «Сардо»), оказался захвачен Цазоном врасплох. Года явно не ожидал столь мощного и молниеносного контрудара вандалов. Но, обладая свойственной всем готам храбростью и мужеством, не бежал в горы, где стал бы недосягаемым для Цазона, предпочтя пасть, во главе своего войска (не дождавшегося обещанного «ромеями» подкрепления) в битве с братом карфагенского царя.

Сразу же после победы, одержанной им над Годой, Цазон, однако, получил известие о высадке войск Велизария на африканском побережье юго-восточнее Карфагена, и отправил на быстроходном паруснике Гелимеру послание, стремясь поднять дух своего царственного брата радостной вестью о победе на Сардинии. Послание Цазона гласило:

«Знай, что тиран Года, попав в наши руки, погиб, и остров (Сардиния – В.А.) снова, о владыка вандалов и аланов, находится в твоей власти, а посему устрой праздник победы. Что касается врагов, дерзнувших идти на нашу землю («ромеев» Велизария, высадившихся в Африке – В.А.), надейся, что их попытка будет иметь тот же конец, каким завершился их поход на наших предков (морской поход Василиска и Марцеллиана на Гейзериха – В.А.).

Столь точной передачей содержания послания Цазона Гелимеру мы обязаны Прокопию, описавшему также обстоятельства, при которых он смог ознакомиться с письмом, адресованным вандальским царевичем своему царственному брату. Это послание тоже приплыло по «маре нострум» и, поскольку люди Цазона не могли себе представить, что Карфаген может находиться под чьей-либо властью, кроме власти Гелимера, письмо Цазона угодило прямо в руки Велизария и его консилиария Прокопия. Посланцы были, разумеется, подвергнуты допросу и, ошеломленные молниеносной переменой военно-политической фортуны (а также, вероятно, видом пыточных инструментов – самого верного средства развязать им языки), выложили все, что знали. После чего были отпущены великодушным Велизарием, склонным, при случае, подобно Гаю Юлию Цезарю, проявлять к покорившимся врагам римское милосердие (лат. клеменция), на все четыре стороны.

Доставить в Новый Рим свою собственную победную реляцию, адресованную императору Юстиниану, Велизарий поручил купцу-иудею (?) по имени Соломон, обязавшемуся доставить в Константинополь на своем быстроходном судне также новейшую информацию о событиях на Сардинии, собранную греческим корабельщиком Кириллом и подтверждавшую все то, что показали на допросе посланцы Цазона. А именно: Сардиния опять в руках вандалов. Возможно, Велизарий задавал себе вопрос, чего ради Гелимер тратит столько сил, средств и времени, вербуя себе новых воинов среди ливийских поселян и мавров, коль скоро у него, благодаря флоту и победоносному войску Цазона, имеется возможность преспокойно править гористой Сардинией до скончания века (возможно – долгого, если будет на то милость Фройи). Ведь в качестве царя Сардинии он мог бы жить доходами с морского разбоя гораздо лучше, чем отсиживаясь в скудном Аврасии, где последнее слово всегда оставалось за дикими маврами.

Но Гелимер, вопреки всему, надеялся обратить ход истории вспять. От него не укрылась основная слабость войска Велизария, заключавшаяся в его разнородности. Экспедиционный корпус храброго стратига представлял собой «сборную солянку» из представителей разных народностей, продавших силу своих рук и свою кровь императору за полновесное жалованье. Входившие в него герулы (эрулы, элуры), воины раздробленного германского племени, чья большая часть проживала в северной Италии с остготами, отличались буйным, неистовым нравом, храбростью в бою, но были склонны к пьянству. Аналогичными свойствами славились гуннские «федераты» Велизария, чью высокую боеспособность познал на себе Гибамунд (заплативший за это ценой собственной жизни – не зря мудрый Екклесиаст сказал, что «знание умножает печали»). Вести переговоры с «римскими» герулами царь Гелимер, по трезвом размышлении, поостерегся, сочтя их слишком ненадежными партнерами. А вот с «римскими» гуннами он установил контакт, умудрившись достичь с ними не только крайне необычной, но прямо-таки уникальной в своем роде договоренности. Поскольку деньги гуннам предлагал не только Гелимер, но и сам Велизарий (от которого, разумеется, не укрылись переговоры тайных вандальских эмиссаров с его «массагетами»), архонт гуннских «федератов» дал представителям обоих противников, как вандальского царя, так и «ромейского» стратига, желавших, каждый, перетянуть его на свою сторону, одинаковый гордый и неожиданный ответ (не показавшийся, странным образом, Прокопию особенно удивительным). Гунны, сказал архонт, суть свободные, вольные внуки Аттилы, не обязанные верностью до гроба ни Константинополю, ни Карфагену, ни «ромеям», ни вандалам. Они сражаются ради добычи и жалованья. Поскольку же самую богатую добычу всегда получает победитель, они, гунны, в предстоящем сражении будут, до поры-до времени, сохранять вооруженный нейтралитет. Когда же в сражении наметится перелом в пользу вандалов или же «ромеев», они, гунны, присоединятся к победителям, чтобы помочь тем добить побежденных. Итак, тот, кто хочет иметь гуннов на своей стороне, должен постараться не жалеть в предстоящей битве ни себя, ни врагов. Аналогичным было, кстати, поведение маврусиев.

Чем ближе подходил час последней, решающей битвы за Африку, тем яснее проявлял Прокопий свои симпатии (или, по крайней мере – сочувствие) к вандальскому народу, которому, будучи историком и созерцателем событий на мировой арене не только в настоящем, но и в прошлом, мог безошибочно предсказать его судьбу. Судьбу быть в скором времени рассеянным, развеянным беспощадным ветром истории, подобно столь многим «народам-мигрантам» до него, включая даже народ гуннов, потрясавший, кажется, совсем недавно, при Аттиле – «Биче Божьем», самый мир в его основах… Естественно, впитавший греческую культуру ученый иудей (если верить Бертольду Рубину и Герману Шрайберу, склонным порой чрезмерно, на взгляд автора настоящей книги, уподоблять Прокопия Кесарийского Иосифу Флавию), понимал, что и этот «крутой поворот истории» - явление временное. Что подходит конец германскому периоду в мировой истории. Что наступает время восстановления «нормального порядка вещей» - возрождения в новом, еще небывалом, величии, мирового господства «вечного Рима» - венца процесса развития человеческой цивилизации (с точки зрения любого наследника античной культуры). Возможно, новый дух христианства, ожививший, казалось, гигантское мертвое тело Римской империи, внезапно заставил комментаторов происходящего возрождения мыслить, чувствовать и понимать по-новому, более человечно, более гуманно, чем их предшественники (вроде Корнелия Тацита, с бездушным педантизмом перечислявшего многие тысячи убитых варваров, закланных «ромулидами», или, если угодно, «энеадами», во славу римского величия)?

Из послания Гелимера Цазону, направленному из Африки на Сардинию, явствует, что разбитый и, главное, глубоко разочарованный в своих вандалах царь верил во враждебную судьбу, враждебные ему высшие силы. В своем послании он пишет не о Боге, не о Господе-Фройе – эквиваленте Фрауйи готской библии епископа Вульфилы, но о «небесах», о «небе». Это, возможно, свидетельствует о сложившемся у Гелимера убеждении, что отказ его пращуров от праотеческой религии германцев, в ходе длительной миграции по чуждому им миру накликали на них беду – уничтожение, гибель некогда столь великого и мужественного народа. То, что, по мнению автора настоящей книги, было не чем иным, как тщательно продуманной и молниеносно проведенной операцией, казалось Гелимеру, именно в силу его чуждости расчетливому мышлению «ромеев», велением враждебного ему рока, ниспосланного небом на вандалов. Вот что он сообщал, через гонца, Цазону на Сардинию:

«Отняв у нас тебя и самых славных вандалов (которых сам же Гелимер направил на Сардинию, будто забыв о своем собственном решении, при написании письма! – В.А.), он (враждебный рок – В.А.) похитил сразу все благополучие дома Гизериха. Не для того, чтобы вернуть нам остров, ты уехал от нас, но для того, чтобы Юстиниан стал владыкой Ливии. О том, что судьбой это было предопределено раньше, можно судить по случившемуся. Аммата и Гибимунд пали, так как вандалы смалодушничали; кони, верфи, вся Ливия и, более того, сам Карфаген уже в руках врагов. Вандалы бездействуют, променяв своих жен, детей, богатства на то, чтобы только не проявлять в (бранных – В.А.) трудах своего мужество (вот как глубоко проникла за сто лет червоточина в сердца вандалов, а ведь известно, что Бог обитает лишь в храбрых сердцах! – В.А.). У нас осталась только равнина Буллы, где нас удерживает одна надежда на вас. Перестань же думать (…) о Сардинии, оставь все заботы и со всем флотом возвращайся к нам. Тем, у кого самое главное подвергается опасности, нет нужды заниматься мелочами. Дальше мы будем вместе сражаться с врагами и либо вернем себе прежнее счастье, либо будем иметь то преимущество, что не будем врозь…» (Прокопий).

Последнее сражение, «вандальский Рагнарёк», произошло примерно в тридцати километрах юго-западнее Карфагена (точное место финальной битвы остается неизвестным до сих пор, как, впрочем, и места многих других битв мировой истории, к примеру - Куликовской). Расторопному Цазону удалось возвратить свой экспедиционный корпус с Сардинии в Африку всего за три (!) дня. Очередное подтверждение железной дисциплины и мореходных качеств «элиты» вандальского войска! Только вот пользы теперь от всего этого было чуть. Ибо Гелимер, радостно, в самых трогательных выражениях, приветствовавший возвратившегося брата, сообщив ему, теперь уже из собственных уст, о геройской гибели Амматы, не был вторым Гейзерихом. Очевидно, слишком мягкий по натуре (Гейзерих вряд ли стал бы тратить дорогое время на оплакиванье близких родственников), он был явно не тем предводителем, в котором столь остро нуждался вандальский народ в час решения своей судьбы. В остальном силы сторон были примерно равны, если верить подробному повествованию Прокопия, бывшего очевидцем «Рагнарёка». Обе армии были достаточно немногочисленными. У обоих полководцев были проблемы с надежностью некоторых из подчиненных им частей. И у вандалов, и у восточных римлян были свои слабые места. Но верх одержал уверенный в себе и более решительный «дукс» Велизарий.

«Вандальский Рагнарёк» вошел в учебники военной и всемирной истории под названием битвы при Трикамаре (населенный пункт с таким именем или хотя бы развалины такового не обнаружены до сих пор). Прелюдией к нему послужил ряд стычек между передовыми отрядами двух войск, изготовившихся к бою на берегах разделявшей их небольшой реки. Само сражение началось на следующий день, причем ход его был поначалу весьма успешным для вандалов, выстроившихся, на сытый желудок, в боевой порядок, и напавших на войска Велизария, когда те готовили себе еду. Странным образом, даже энергичный Цазон не воспользовался возможностью развить успех, дав, вследствие охватившей его необъяснимой робости, поднятой по тревоге коннице восточных римлян, подоспеть на помощь своей терпящей бедствие пехоте. Тем временем Велизарий вывел в поле свои главные силы. Гуннские «федераты», выжидали в равном отдалении от обеих армий, ибо, как уже говорилось выше, подкупаемые и переманиваемые на свою сторону, как Велизарием, так и Гелимером, решили сохранять нейтралитет и, после перелома в ходе битвы, присоединиться к победителям, т.е. принять участие в преследовании беглецов, но не более того. Тот факт, что Велизарий, будучи хорошо осведомлен об этом явно изменническом настрое «своих» гуннских «федератов», не предпринял ровным счетом ничего для того, чтобы отвести от себя сей Дамоклов меч, доказывает очевидную слабость его положения.

После двух неудачных попыток заставить конницу Цазона перейти речку, разделявшую главные силы противников, «дукс» Велизарий приказал перейти в наступление всей своей гвардии. Риск был большим, но, как оказалось, вполне оправданным. Цазон во главе своей отборной конницы, с боевым кличем «Фройя армес!» (что, как мы помним, означало по-вандальски: «Господи помилуй!»), бросился навстречу лучшему отряду Велизария. Бой был жестоким. Брат царя Гелимера пал смертью героя, как пал, несколькими месяцами ранее, Аммата. Гелимер, с начала битвы сам предводительствовавший своими войсками, неустанно побуждая их сражаться, не смог вынести повторного удара судьбы, отнявшего у него теперь второго брата. Он обратился вспять, спасаясь бегством по дороге в Нумидию, дав тем самым сигнал к бегству первым из не слишком стойких отрядов вандальского войска. Этого только и было надо гуннским «федератам» Велизария, хладнокровно ждавшим своего часа. Их предводитель поднял копье, и настал час гибели вандалов.

Как писал Прокопий: «Некоторое время вандалам оставалось неизвестно, что Гелимер бежал; когда же все узнали, что он исчез, а враги оказались уже на виду, вот тогда-то зашумели мужчины, закричали дети, подняли плач женщины. Никому не было дела до находящихся здесь сокровищ (за что, спрашивается, столько лет кровь проливали? – В.А.), никто не позаботился о плачущих любимых существах, но всякий старался бежать безо всякого порядка, кто как мог. Подойдя, римляне взяли обезлюдевший лагерь со всеми его богатствами и затем целую ночь, преследуя врага, избивали попадавшихся им мужчин, а детей и женщин обращали в рабство. В этом лагере римляне нашли такое количество добра, сколько никогда не случалось видеть в одном месте. Ибо вандалы издавна грабили Римскую державу и свезли в Ливию огромное количество богатств, и, поскольку земля их здесь была очень хороша, изобилуя плодами и всем необходимым для жизни, то сюда следует добавить еще и доходы, появлявшиеся от того, что они, получая все, что было в этой земле, не тратили денег на покупку продовольствия в другой стране, имея его здесь же. А владели они этими землями девяносто пять лет, в течение которых длилось господство вандалов в Ливии. Богатства, возросшие за это время до огромных размеров, в этот день вновь попали в руки римлян».

Все возвращается на круги своя… Но, странным образом, о победе православной веры над арианской ересью – ни слова…

Не удивительно, что, завладев столь богатой добычей, «ромейская» армия утратила всякую дисциплину, причинив немалое беспокойство своему полководцу-победителю. «Римский германец» Флавий Велизарий, во главе своих герульских и гуннских «федератов», усиленных не слишком многочисленной греческой конницей, разгромил армию германцев. Но, одержав эту победу над вандалами, победители сразу же превратились в тех, кем они были до этой победы – наемных воинов, солдат, продававших за деньги свою собственную плоть и кровь (или, проще говоря – собственную шкуру). Уже в силу данного обстоятельства, этой «горькой правды земли» (по выражению нашего великого поэта Сергея Александровича Есенина), между тогдашними армиями не существовало принципиальных различий в плане боевого духа, человечности (или бесчеловечности) и дисциплины. Прокопий, не имея причин бросать камни в собственный огород, тем не менее, со всей откровенностью описал незавидную судьбу побежденных.

Царь вандалов и аланов Гелимер избежал этой судьбы так ловко, что невольно возникает подозрение: да уж не наметил ли он заранее маршрут бегства, подготовившись к нему загодя? Даже, корабль, предназначенный для доставки царских сокровищ в вестготскую Испанию, стоял с поднятыми парусами на якоре в гавани Иппона Регия. Однако противные ветры, не давшие кораблю выйти в море, способствовали его захвату воинами Велизария. Сам же Гелимер в сопровождении нескольких ближайших родственников доскакал, наконец, до горы Папуа, расположенной в области дружественного Гелимеру племени мавров, чьим центром был древний город под названием Медей, в горной местности на границе с Нумидией.

Эти гора и город (и даже местность, в которой они могли располагаться) до сих пор не найдены. Слишком многое переменилось с тех пор в Северной Африке. Но если они действительно находились на границе древней Нумидии, можно предположить, что гора Папуа – это позднейшие Кабильские горы, Кабилия, самый высокий, достигающий высоты двух километров, горный кряж к северу от шоссе Константина-Сетиф. Возможно, под данное Прокопием (вряд ли видевшим гору Папуа воочию) описание подходит Джебель Джимиля (тысяча триста пятьдесят два метра в высоту). С точки зрения Гелимера, выбор убежища в указанном месте был удачным и потому, что оттуда царь-беглец мог, по тропе, проходимой для вьючных животных, добраться до побережья, откуда надеялся бежать морем в Испанию (царь вестготов Февда все-таки предпринял определенные попытки помочь вандалам в борьбе с «ромеями», даже захватив плацдарм на африканском берегу).

Войска стратига Велизария преследовали Гелимера по пятам. Одновременно «ромейский» полководец предлагал разбитому царю вандалов и аланов сдаться на почетных условиях и сохранить, по крайней мере, жизнь (царство-то все равно было безвозвратно потеряно). «Ромеи» даже попытались напасть на горные позиции мавров, но жители Медея без особого труда смогли отбросить две сотни «ромейских» герулов во главе с архонтом Фарой. Вследствие чего Гелимер мог на протяжении всей зимы оплакивать свой жалкий жребий. Последний Астинг впал в глубокую депрессию, утратив волю и способность принять хоть какое-нибудь решение. Он даже не пытался собрать свое рассеянное войско, чтобы снова бросить его на деморализованных «ромеев», занятых дележом награбленного (пардон, возвращением СВОЕГО). Мало того, Гелимер якобы попросил «ромейского» переговорщика, прибывшего в его убежище на горе Папуа, доставить ему хлеб и струнный музыкальный инструмент (если только это - не мелодраматический эффект, к которому прибег Прокопий, чтобы затронуть душевные струны своих чувствительных читателей).

Но, сколько веревочке ни виться… Голод и унижения, испытываемые Гелимером (а, главное, его семьей), заставили царя-беглеца, в конце концов, воспользоваться золотым мостом, построенным для него «дуксом» Велизарием, с должным почтением отнесшимся к потомку Евдоксии, «порфирородной» дочери римского императора. Доставленный в 354 г. в Новый Рим на Босфоре и проведенный, в триумфальном шествии стратига Велизария, на потеху императору Юстиниану I и константинопольской черни, «рекс вандалорум эт аланорум» Гелимер оказался достаточно стойким в вере, не изменив праотеческому арианству (хотя за переход в спасительное православие Юстиниан сулил ему высший сенаторский титул римского патриция). Вообще же столичные грекоримляне оказали царю вандалов и аланов, отдавшемуся под их покровительство с чадами и домочадцами, те же почести и то же гостеприимство, что пятью столетиями ранее римляне оказали царю свебов Марободу. Царь, пусть даже варварский, был все-таки царем. И, когда царь Гелимер простерся ниц перед царем царей Юстинианом, дружеские отношения между двумя монархами могли считаться восстановленными. Гелимер, окруженный своими близкими и получавший щедрое содержание от имперской казны, прожил до 553 г. в комфортабельной вилле на Босфоре, откуда мог, с безопасного расстояния, наблюдать за героической борьбой не на жизнь а на смерть, ведомой последними остготскими Амалами с восточноримскими «освободителями» за Италию, равно как (возможно, не без тайного злорадства) за трудностями борьбы восточноримских «освободителей Африки» с гордыми маврами Аврасийских гор и с собственными бунтующими «федератами» (включая оставшихся в Африке недобитых вандалов)...

Может быть, последний царь вандалов был в большей степени поэтом, чем «герконунгом»-воителем, о чем было известно и Прокопию, не случайно введшему в свое повествование эпизод о кифаре, выпрошенной Гелимером у герульского архонта Фары? Но песни, возможно, сочиненные Гелимером в уединении Кабильских гор, до нас, как это ни печально, не дошли. И потому о том, как бились и были побеждены последние вандалы, мы узнаем из написанного не на вандальском, а на изысканном, аттикизирующем, греческом, повествования Прокопия. Не только узнаем, но чувствуем при этом, что их борьба и гибель, Сумерки вандалов, их, вандальский, Рагнарёк, не оставили чуткого кесарийца равнодушным. Как и Гомера – судьба побежденных троянцев.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА

II в. до Р.Х. – Германские племена с территории современной южной Швеции и с нескольких островов на территории современной Дании по экономическим причинам покидают свои ареалы и, переправившись через Балтийское море, оседают в устье Вистулы (современной Вислы).

Ок. 120 г. до Р.Х. – Возникновение культового (религиозного) сообщества германских племен с центром на территории нынешней Силезии, вокруг горы Цобтенберг-Селенжа, и постоянно изменяющимися, вследствие миграции соседних племен,

границами.

103-101 гг. до Р.Х. – Вторжение кимбров и тевтонов на территорию современной Южной Франции завершается их сокрушительным разгромом римлянами Гая Мария.

72-58 гг. до Р.Х. – Успешное поначалу восстание галлов во главе с Верцингеториксом против Рима, подавленное Гаем Юлием

Цезарем с помощью германских наемников. Превращение Галлии в римскую провинцию.

12-9 г. до Р.Х. - Вследствие военных успехов Тиберия и Друза римская граница доходит до Дануба (Дуная). Миграция маркоманов во главе с Мар(о)бодом в Бойугем (Богемию, Чехию).

9 г. п. Р.Х. - Победа херусков во главе с Арминием над римским оккупационным войском Вара. Отказ Мар(о)бода присоединиться к борьбе против Рима. Междоусобная борьба германцев, в которой вандалы в основном поддерживают Мар(о)бода.

I в. п. Р.Х. - Пребывающие под кельтским влиянием вандалы-силинги и другие племенные группы остаются в Силезии. Более воинственные племена вандалов мигрируют через Бойугем и область среднего течения Дануба на Юго-Восток.

II в. п. Р.Х. - Великий исход готов из Прибалтики на Юго-Восток оказывает сильное воздействие на вандалов, вынуждая их мигрировать на территорию современных Чехии, Западной Украины и Словакии.

170-171 гг. - Вандальские племена во главе с царями Раем и Раптом появляются в Дакии (современной Румынии), расселяясь на севере Карпатского региона и в верховьях Тизии-Тисы.

Ок. 200 г. - Расцвет римской (Северной) Африки (Ливии). Карфаген и Лептис (Лепта) Магна (близ Триполи) становятся крупнейшими центрами торгово-экономической жизни.

278 г. - Римский император Проб (Пров) побеждает одно из племен силингов (на территории южной Германии).

Ок. 350 г. - Разгром готского царства Германариха (Эрманариха), с центром на Днепре и в Северном Причерноморье, кочевниками-гуннами. Остготы становятся данниками и союзниками гуннов. Вестготы мигрируют на Запад. Все племена-мигранты снова приходят в движение.

389 или 390 г. – Рождение Гейзериха, сына царя вандалов-астингов Годигисла, от наложницы не германского происхождения (вероятно, близ современного озера Балатон в Венгрии).

Декабрь 406 г.- Мигрирующие на запад вандалы и аланы пытаются перейти Рен (Рейн), обороняемый германцами-франками («федератами» Западной Римской империи). Гибель царя Годигисла в первой битве с франками. Победа вандалов над франками во второй битве, благодаря своевременной помощи аланов. Вандалы и аланы форсируют Рен во главе с царем Гундерихом.

406-409 гг. - Вандалы и аланы, при поддержке свебов, разоряют северную, центральную и, наконец, южную Галлию, после чего в октябре 409 г. уходят в Испанию, где воюют с вестготами и свебами. Почти полное истребление силингов.

410 г. – Разграбление Рима на Тибре царем вестготов Аларихом.

428 г. – Гибель царя Гундериха под Гиспалой (Гиспалом, современной Севильей). Его младший сводный брат Гейзерих, став царем, готовится к переправе в римскую Африку. Разгром вандалами напавших на них (по наущению римлян?) свебов.

Май-июнь 429 г. – Переправа вандалов и аланов из района Тарифы в Тингис (Танжер).

28.8.430 г. – Смерть блаженного Августина в осажденном вандалами Портовом городе (Г)Иппоне Регии.

435 г. - Договор с восточноримским полководцем Аспаром закрепляет за Гейзерихом его завоевания в (Северной) Африке.

Октябрь 439 г. – Гейзерих с налета захватывает Карфаген.

439-442 гг. – С помощью захваченного у римлян флота вандалы создают свою средиземноморскую державу (Балеары, Корсика, Сардиния, Сицилия, Северная Африка).

451 г. - «Битва народов» на Каталаунских полях с неясным исходом (близ современного Шалона-на-Марне во Франции). Западные римляне и вестготы во главе с Флавием Аэцием вынуждают гуннов и остготов во главе с «Бичом Божьим» Аттилой отступить.

453 г. – Смерть Аттилы и начало распада гуннской державы.

Май-июнь 455 г. – Разграбление Рима на Тибре вандалами, аланами и мавританскими наемниками Гейзериха.

460 г. - Гейзерих срывает римское вторжение в Африку, переманив на свою сторону большинство римских кораблей в районе современной Санта Полы.

467-471 гг. - Успешное отражение Гейзерихом нового, комбинированного, вторжения, флота и войск Западной и Восточной Римской империи, в Африку.

472 г. – Разграбление Рима на Тибре «сборной германской солянкой» патриция Рикимера.

476-493 гг. – Господство гунноскира Одоакра над «римской» Италией.

25.1.477 г. – Смерть царя Гейзериха, которого сменяет на престоле его сын Гунерих (умерший в 481 г.). Начало вооруженных столкновений с берберами (маврами) и гонений ариан на православных (кафоликов).

484-496 гг. – Правление царя Гунтамунда. Ослабление гонений на кафоликов.

491 г. - Захват италийским царством германцев-остготов Сицилии.

493-526 гг. – Убив Одоакра, царь остготов Теодорих Великий правит Италией, зависимость которой от (восточно)римского императора (с резиденцией в Константинополе-Царьграде) остается чисто номинальной.

496-523 гг. – Царь Тразамунд (женатый на Амалафриде, сестре царя италийских остготов Теодориха Великого). Пора наивысшего культурного расцвета вандальской Африки.

523-530 гг. – Царь Ильдерих. Терпимое отношение к православным ради достижения внутреннего мира. Возрастание мавританской угрозы. Свержение Ильдериха после разгрома вандальских войск маврами в 528-529 гг.

530-апрель 534 гг. – Правление царя вандалов и аланов Гелимера.

533 г. - Гибель братьев вандальского царя Амматы и Цазона в схватках с воинами экспедиционного корпуса восточноримского полководца Флавия Велизария.

Секретарь Велизария – Прокопий Кесарийский, описывает вандальскую кампанию.

542, 546 и 550 г. г. – Повторные захваты Рима на Тибре царем италийских остготов Тотилой (Бадвилой).

552 г. – Уничтожение царства остготов в Италии восточноримским военачальником Нарзесом (Нарсесом, Нерсесом).

553 г. - Смерть последнего царя вандалов и аланов Гелимера в почетной ссылке на Босфоре.

СПИСОК ЦАРЕЙ ВАНДАЛОВ-АСДИНГОВ

Висимар (330-е гг.), погиб в сражении с готами в Дакии.

Годегисл (? – 407) – при нем вандалы вторглись в римскую Галлию.

Гундерих (407-428) – младший сын Годигисла. При нем вандалы захватили римскую Испанию.

Гейзерих (428-477) – старший сын Годигисла, от наложницы. Создатель царства вандалов и аланов в Северной Африке: при нем вандалы в 455 г. разграбили Ветхий Рим на Тибре.

Гунерих (477-484) – сын Гейзериха, женатый на дочери западноримского императора.

Гунтамунд (484-496) – племянник Гунериха, внук Гейзериха.

Тразамунд (496-523) – брат Гунтамунда, внук Гейзериха.

(Г)Ильдерих (523-530) – сын Гунериха, внук Гейзериха.

Гелимер (530-534) – правнук Гейзериха, последний царь вандалов.

Кроме того, известен царь вандалов-силингов Фридубальд, плененный готами в 416 г.

КНИГА ПЕРВАЯ: ДОЛГАЯ, ДОЛГАЯ ДОРОГА (Читать ...)