Так оборвалась жизнь последнего Верховного Походного атамана всех казачьих войск, почетного кубанского, терского, донского и сибирского казака, храброго офицера и стойкого антикоммуниста. Всю свою жизнь он был верен древнему девизу рыцарей-иоаннитов, засвидетельствованному средневековым хронистом: "Когда же настанет наш час, умрем, как подобает рыцарям, ради братии нашей, дабы не было порухи нашей чести". Что, кстати, полностью соответствует повторенному командором Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского генералиссимусом Суворовым казачьему правилу: "Сам погибай, а товарища выручай!" и завету князя Киевского Святослава Игоревича: "Мертвые сраму не имут!"...

       Благодаря редкостным свойствам характера Гельмут фон Паннвиц завоевал сердца своих станичников, сохранив им верность до гроба. "Ибо нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя". Подружившись с казаками-пограничниками в самом начале своей жизни, он принес себя в жертву германо-казацкому братству по оружию, запечатлев его навечно ценой собственной жизни. И никакие "реабилитации" не нужны тому, чье доброе имя осталось навеки незапятнанным, кто прожил свою жизнь, как рыцарь без страха и упрека. А суд...Что ж, два тысячелетия тому назад к позорной смерти ("проклят всяк повешенный на древе") приговорили и Христа!
       
       Здесь конец и Господу нашему слава!

       ПРИЛОЖЕНИЕ 1

       "НЕДАВНЕЕ" /1/

       Н. Воробьев-Богаевский

       Перед нами штандарт полковой колышется,
       Вдохновитель кровавых сечь.
       Средь казачьих рядов кое-где слышится
       Офицеров немецкая речь.

       Двух различных народов негаданно вместе
       Боевые сошлись пути.
       Цвет тевтонского рыцарства счел честью
       С казаками бок о бок идти.

       Родовитая конница у Вождя не в почете
       (Не остыл еще Кайзера трон),
       Верит он лишь отборной партийной пехоте
       Без баронских, без графских корон.

       Вот одна из причин единения братского –
       Прочь от Фюрера, с глаз долой!
       Так стал Бисмарк-цу-Бисмарк односумом Сулацкова,
       Бисмарк сделался "в доску свой".

       С ним граф Эльц – "Каланча", фон дер Шуленбург – "Бома",
       Меттерних и добряк Альперин,
       Все лихие рубаки, в седле – как дома,
       Молодец к молодцу, как один.

       Глубоко презирали форму "фазанью" /2/,
       Пропагандный и лживый словарь.
       И в мечтах представляли свою Германию
       Не с Вождем, а как было встарь.

       Потому-то частенько им служила отдушиной
       Чарка водки в кругу казаков.
       И милее им был острый запах конюшенный
       Аромата берлинских духов.

       И десятками гибли (мир их славному праху!),
       Но в последний, мучительный час
       Набекрень залихватски ломали папаху,
       Не скрывая казачий лампас.

       Когда мертвого льва пинками злобными
       Всякий бьет, не жалея ног, -
       Мне б на мальчиков этих доски надгробные
       Возложить хотелось венок.

       И сказать только правду, как перед Богом:
       Были с нами они до конца:
       По тернистым к могиле брели дорогам,
       Не скрывая забралом лица.

       Вместе с нами в Россию новую верили,
       В разрушение царства тьмы.
       Пред безумным Вождем не лицемерили,
       И обмануты им, как и мы.

       И за то, что позором в дыму пожарища
       Не покрыли отцовский клинок –
       Я кладу на могилу боевого товарища
       Свой казачий русский венок.

       Под копытами стелется нива помятая,
       Колос валится золотой...
       Где-то там, вдалеке, вижу шашку поднятую –
       Это значит, команда: "Стой!"

       На холмах постовые наши маячат.
       Все спокойно. Чего же мы ждем?
       Стук копыт... Я гляжу - позади кто-то скачет,
       Комья грязи летят дождем.

       Плотный кузов... Дородно лицо молодое...
       Ладно пригнан зеленый мундир...
       Генеральских погон шитье золотое...
       Это ж Батька, наш командир!

       Это Гельмут фон Паннвиц, рыцарь без страха...
       Крест на шее, алый лампас...
       Прусский лоб прикрывает казачья папаха...
       Взгляд спокойный стальных серых глаз...

       А за ним – алый след башлыков над нивою
       Вьется лентою огневой –
       Старики-ветераны с седою гривою,
       Это личный его конвой.

       Кто-то, где-то, когда-то, отчистив от грязи
       Нашу летопись новых времен,
       Имя Паннвица впишет кровавою вязью,
       И его не забудет Дон.

       Это он отказался в Тристахе гордо
       Из советского плена уйти,
       Снова выданным быть британским лордам,
       Этим жизнь молодую спасти.

       Это он предпочел взойти на плаху,
       В безымянном истлеть гробу,
       Но до смерти не снять с головы папаху,
       Разделив с казаками судьбу.

       Спи, пруссак! Твое имя в российских пределах
       Не умрет, не истлеет оно!
       И в терновый венец героев белых
       Будет вечно он вплетено!

       /1/ Отрывок из поэмы "Недавнее" ветерана XV Казачьего Кавалерийского Корпуса Н. Воробьева-Богаевского, посвященной "Рыцарю без страха" генералу Гельмуту фон Паннвицу.

       /2/ "Золотыми фазанами" (нем.: Goldfasane) или просто "фазанами" (нем.: Fasane) в Третьем рейхе иронически именовались функционеры национал-социалистической партии за свои светло-коричневые мундиры с золотыми галунами и нашивками.


       ПРИЛОЖЕНИЕ 2

       КАЗАЧЬЯ ПЕСНЯ.

       Это своеобразное музыкальное произведение, исполнявшееся на мотив белогвардейского "Марша дроздовцев" времен "Первой Гражданской войны" в России (1917-1922), с которого большевики скопировали в 1922 г. свой гораздо более известный в советский период истории России "дальневосточный" марш "По долинам, по загорьям" ("По долинам и по взгорьям"), а белоказаки - свой собственный марш "С Иртыша, Кубани, Дона", оказалось настолько зажигательным, что распевалось не только казаками генерала фон Паннвица, но и было, под названием "Козакенлид" (нем.: "Kosakenlied", т.е. "Казачья песня") включено в германские солдатские песенники.

      1.Durchs Gebirge, durch die Steppe zog
        Unsre weisse Division
        Hin zur Kueste, dieser roten,
        Heiss umstrittenen Bastion.

      2.Durch den Schnee, so weiss, wie unsre Fahne,
        Folgten wir dem Ataman,
        Treu dem Schwur, das Vaterland zu retten,
        Partisanen von Kuban.

      3.Not und Leid und rote Fahnen
        Suchten heim das Vaterland,
        Das "Urrae" der Partisanen
        Aus den Steppen fast verschwand.

      4.Klingt es auch, wie eine Sage,
        Muss es doch die Wahrheit sein:
        Wladikawkas ist gefallen,
        Weissgardisten zogen ein.

      5.Und so jagen wir die roten Horden,
        Politruk und Kommissar!
        Erst wenn Russland frei geworden,
        Kroenen wir den neuen Zar!

        Перевод:

      1.Через горы. через степи шла
        Наша белая дивизия
        К побережью, к этому красному
        Бастиону, за который шли жестокие бои.

      2.Через снега, белые, как наше знамя,
        Следовали мы за атаманом,
        Верные клятве спасти Отечество
        Партизаны с Кубани.

      3.Нужда, страдания и красные знамена
        Обрушились на Отечество,
        Партизанского "Ура"
        Почти не стало слышно в степях.

      4.Пусть это звучит, как небылица,
        Но это все-таки правда:
        Владикавказ пал,
        В него вступили белогвардейцы.

      5.И так мы гоним красные орды,
        Политруков и комиссаров!
        Лишь когда Россия освободится,
        Мы коронуем нового Царя!