ВАНДАЛЬСКИЕ БЛУЖДАНЬЯ ПО ЕВРОПЕ

Разгромленные римским полководцем Гаем Юлием Цезарем в Галлии германцы племенного союза свебов, или свевов (включавшего, наряду с другими племенами, и вандалов) во главе с Ариовистом, в своем «гиблом» (если употребить выражение из трагедии Эсхила «Персы») бегстве увлекли за собой и сопровождавшие их народы-союзники - племена, присоединившиеся к дальнему походу свебов на желанный Запад, уверовав в гений своего вождя Ариовиста. Подобно тому, как археологи могут сегодня проследить путь вандалов к району стратегического сосредоточения и развертывания рати Ариовиста в устье Мена (нынешнего Майна), по артефактам, найденным в захоронениях, они могут удостовериться и в последствиях тяжелейшего шока, поразившего вандальских «вооруженных мигрантов» в результате нанесенного им римлянами поражения.

Умбон парадного щита вандальского князя, покрытый позолоченной серебряной фольгой с изображениями священных животных

Тот, кто испытывает шок, теряет способность ориентироваться, подобно человеку, ошеломленному т.е., буквально, оглушенному сокрушительным ударом по шлему (понимай - по голове, покрытой этим шлемом), СБИВШИМ ЕГО С ТОЛКУ (в буквальном смысле слова). После жестокого разгрома Цезарем германцев, их единый, великий поход сменился многочисленными, разрозненными, одиночными, не согласованными операциями. Главная, общая цель - захват земель на Западе (естественно, не политическая, но от того не менее совершенная, в качестве практического решения) - теряется ошеломленными германцами из виду, застилается, словно туманом, целями частными, мелкими, зато кажущимися более близкими, достижимыми и соблазнительными (например, присоединиться к победоносным римлянам в деле покорения теми последних галльских кельтов, еще сопротивляющихся Цезарю). Вместо захвата земель в Галлии германцы отныне готовы довольствоваться военной добычей, предпочитая возможность кратковременного обогащения долгосрочному, на века, решению своей главной проблемы. Бургунды и вандалы примыкают к Цезарю, предоставляя ему в помощь воинские контингенты для окончательного подавления сопротивления отважного кельтского вождя Верцингеторикса (Верцингеторига), ведущего упорную многолетнюю борьбу против римских захватчиков:

«Так как Цезарь знал о численном превосходстве неприятельской конницы и, будучи отрезан от всех дорог, не мог получить никакой поддержки ни из Провинции (нынешнего Прованса, Южной Франции - В.А.), ни из Италии, то он послал за Рейн к покоренным  в предшествующие годы германским племенам (точнее говоря - не покоренным, а разбитым и отброшенным за Рен, здесь Цезарь явно выдает желаемое за действительное, откровенно льстя римскому самолюбию - В.А.)гонцов, чтобы получить от них конницу и легковооруженную пехоту, сражающуюся в ее рядах (...) Самый город (непокорных галлов - В.А.) Алесия (Алезия - В.А.) лежал очень высоко на вершине холма, так что его можно было взять, очевидно, только блокадой....После начала (римлянами осадных - В.А,) работ завязалось кавалерийское сражение на равнине, которая, как мы выше сказали, простиралась на три мили между холмами. С обеих сторон идет очень упорный бой. Когда нашим стало трудно (под натиском галлов, пытавшихся прорвать кольцо римской осады - В.А.), Цезарь послал им на помощь германцев (...) обращенные в бегство враги затруднили себя своей многочисленностью и скучились в очень узких проходах, оставленных в ограде (для совершения вылазок - В.А.). Тем ожесточеннее их преследовали германцы вплоть до их укреплений (быстро возведенной галлами стены из глины и связок хвороста - В.А.). Идет большая резня. Некоторые (галлы - В.А.), бросив коней, пытаются перейти через ров и перелезть через ограду (...) Но и те галлы, которые были за укреплениями, приходят в не меньшее замешательство: им вдруг начинает казаться, что их атакуют, и они все кричат: «К оружию!» Некоторые со страха вламываются в город. Тогда Верцингеториг приказывает запереть ворота, чтобы лагерь не остался без защитников. Перебив много врагов и захватив немало лошадей, германцы возвращаются в лагерь.» (Записки о галльской войне»).

По прошествии нескольких недель, после вызванного недостатком съестных припасов для галльского гарнизона изгнания из Алесии всех «лишних едоков» - «негодных для войны по нездоровью или по годам» (как пишет Цезарь), или, выражаясь современным языком, некомбатантов - и их жалкой смерти перед римскими позициями от голода («Когда они дошли до римских укреплений, то они со слезами стали всячески умолять принять их в качестве рабов, только бы накормить; но Цезарь расставил на валу караулы и запретил пускать их» - со всей прямотой римлянина и без тени сожаления пишет доблестный автор «Записок о галльской войне»), когда борьба достигла пика своего ожесточения и в тылу у римлян появилось войско галлов, спешившее, прорвав кольцо римской осады, прийти на помощь гарнизону Алесии, на равнине под стенами галльской твердыни разыгралась решающая битва:

«Так как галлы были уверены в своем боевом перевесе и видели, как тяжко приходится нашим от их численного превосходства, то и те, которые находились за укреплениями, и те, которые пришли к ним на помощь, поднимали повсюду крик и вой для возбуждения храбрости в своих. Дело шло у всех на виду, ни храбрость, ни трусость не могли укрываться, и потому жажда славы и боязнь позора вызывали в обеих сторонах геройский пыл. С полудня почти вплоть до захода солнца сражение шло с переменным успехом, пока наконец германцы (римские союзники - В.А.) в одном пункте не напали сомкнутыми рядами на неприятелей и не опрокинули их. Во время их бегства стрелки были окружены и перебиты. И в прочих пунктах наши преследовали отступавшего неприятеля вплоть до его лагеря и не дали ему времени снова собраться с силами. Тогда те, которые выступили из Алесии, почти совершенно отчаялись в победе и с печалью отступили в город».

Цезарь при всем желании не мог бы выразиться яснее. Именно германские вспомогательные части, ауксилии - главным образом западные германцы, но также германцы восточные, бургунды и вандалы, снова принесли римскому дуксу победу в этой решающей схватке с галлами Верцингеторикса. В третий раз они победили галлов под Алезией, сражаясь под знаменами Цезаря, когда неукротимый Верцингеторикс совершил ночную вылазку, пытаясь прорвать силами своей конницы кольцо римской осады в самом, как ему казалось, слабом месте - там, где наша линия укреплений имела перерывы, как признает сам Цезарь, чтобы запастись у дружественных галлов продовольствием для осажденных. Следя за ходом сражения со своего наблюдательного пункта, римский дукс направлял вспомогательные войска в те места, где римлянами приходилось особенно тяжело:

«Внезапно в тылу у неприятелей показывается римская конница и приближаются еще другие когорты. Враги повертывают тыл, но бегущим перерезывают дорогу всадники. Идет большая резня...» (Цезарь).

Следует еще раз подчеркнуть, что к описываемому времени римская конница (за исключением командного состава) давно уже состояла не из собственно римлян (римских граждан), а из «варваров». Вандалы еще не известны грекоримскому миру под своим истинным племенным названием, которое Цезарь не упоминает. Однако вандальская конница, которой предстоит сыграть столь важную роль и покрыть себя неувядаемой славой в многочисленных боях на территории Испании и Северной Африки, уже побеждает (вместе с другими германскими ауксилиариями Цезаря), сражаясь под римскими знаменами, галлов Верцингеторикса под Алесией. Вандальские метательные копья и другие предметы вооружения будут в большом количестве обнаружены археологами в ходе раскопок в районе Ализ-Сент-Рен близ горы Оксуа, в идиллической местности  Кот-д’Ор, там, где еще хорошо различимы с воздуха остатки земляных укреплений Цезаря под Алесией, на пропитанной кровью великого множества павших земле произрастают лучшие во всей Франции сорта красного винограда, из которого делаются лучшие бургундские вина, красные, как человеческая кровь. Должно быть, вандальские всадники уже тогда выглядели так же,  как их соплеменник на мозаике, найденной в руинах виллы, расположенной под Карфагеном и хранящейся ныне в лондонском Британском музее: длинные, доходящие до половины шеи, волосы, высоко подпоясанная рубаха, короткая накидка, узкие штаны, конь с подрезанным хвостом, под чепраком, без седла и стремян. Круглые или овальные щиты вандальских конников состояли из прочных досок, обитых по краям гвоздями и скрепленных металлическим ободом, с рукоятью внутри и заостренной металлической шишкой по центру снаружи (римляне именовали эту предназначенную для лучшего отражения вражеских ударов шишку «умбоном»; у богатых вандалов она могла быть изготовлена из бронзы, покрыта позолоченной серебряной фольгой, украшена узорами, фигурками животных, рыб и т.д. - как, например, умбон парадного вандальского щита IV в., найденного в Герпальском захоронении на территории нынешней Венгрии). 

Потерпев поражение в ходе своего первого натиска на Галлию и облюбовавших ее для себя римлян, германцы, во главе с Ариовистом, потерпели неудачу. Теперь же, так сказать, со второго захода, германцы все-таки завоевали Галлию, но...не для себя, не для своих, вытесненных из исконных мест обитания, племен-мигрантов, а для Римской республики и для человека, имени которого было предназначено стать монархическим титулом - для Цезаря, в честь которого его преемники назовут себя «цезарями» (т.е. римскими императорами), «цесарями» (от чего происходит славянский и, в частности, наш русский титул «царь»), а в ином произношении - кесарями, или, по-гречески, кайсарами (от чего происходит немецкий титул высшего правителя - «кайзер»).      

Когда во второй половине XIX в. немецкое (да и не только немецкое) образованное общество на все лады восхищалось романами Юлиуса Софуса Феликса Дана, правоведа, историка и литератора, умело воскрешавшего на страницах своих романов, популярных до сих пор и многократно экранизированных (как, например, его главный шедевр «Битва за Рим»), выдающихся деятелей эпохи Великого переселения народов, об этой эпохе было известно не многим больше того, что сохранили для потомков римские и византийские хронисты. Если какое-либо германское племя несколько десятилетий не упоминалось ими - т.е. Юлием Цезарем, Кассием Дионом, Аммианом Марцелллином или Прокопием Кесарийским - оно как бы погружалось в небытие. А если более-менее случайно снова выныривало оттуда, то нередко уже под другим именем. Бывало, впрочем, и наоборот - племя, вновь упоминаемое под своим прежним именем, в действительности оказывалось изменившимся, с момента своего предыдущего упоминания, до неузнаваемости.

Мы столкнулись с этой чрезвычайной, прямо-таки принципиальной, сущностной неясностью уже в вопросе этнонимов. Он снова  встает перед нами во весь рост, когда мы обращаемся к изучению истории племен и племенных союзов, снимающихся со своих исконных мест за пределами Римской империи, и отправляющихся на поиски новых земель для расселения, стягивающихся воедино в одной из таких областей, или же присоединяющихся к иным племенам, а порой даже сливающихся с ними. Эти процессы были трудно различимы или даже совсем неразличимы для большинства античных историков. Ведь очень немногие из них, подобно Цезарю или Аммиану, лично принимали участие в войнах с этими племенами, находясь, так сказать, на передовой, откуда было легче различить и отслеживать варварские передвижения. Большинство же античных историков предпочитало (или было вынуждено) полагаться на рассказы тогдашних главных источников информации - странствующих повсюду и, очевидно, чаще всего, возвращающихся отовсюду целыми и здоровыми, купцов, торговцев. Цезарь расспрашивал их о народах и об обстановке на Британских островах (прежде чем высадиться там), астроном и географ Клавдий Птолемей (автор геоцентрической картины мироздания) - о Великом Шелковом Пути, соединяющим средиземноморскую Ойкумену-Экумену с Серикой (страной китайцев-шелководов). И хотя мы сегодня не верим россказням, которые торговцы скармливали Геродоту Галикарнасскому, прозванному «Отцом истории», стремясь отпугнуть конкурентов, все равно не подлежит сомнению, что рассказы торговцев не могли не быть, в той или иной мере источником ошибочных представлений внимавших им историков, лишь частично отражая подлинную картину областей расселения германцев, и заслуживая доверия в той своей части, которая касалась районов, прилегавших к сухопутным или водным торговым артериям.

Более подробные сведения содержались в материалах археологических раскопок, еще не имевшиеся в распоряжении Витерсгейма, Дана и иных авторов былых времен, специализировавшихся на истории Великого Переселения народов. Впрочем, при раскопках археологи (как в прошлом, так и ныне) не всегда действуют без гнева и пристрастия - «сине ира эт студио», используя крылатое изречение Тацита. Тот факт, что вандалы, т.е. несомненно германский племенной союз, на протяжении почти пяти столетий проживали на земле сегодняшней Силезии (получившей - повторим это еще раз! - свое название от вандальского племени силингов), задолго до того, как первые славяне появились на брегах Виадра-Одера, по сей день вызывает ожесточенные дискуссии и словесные схватки, в особенности между немецкими и польскими учеными. Однако, не говоря уже о том, что все вандальские погребения со всеми найденными в них вандальскими артефактами, вместе взятые, уже не смогут никогда вернуть Силезию из-под власти Польши под власть Германии, нас, русских, чье дело, так сказать, сторона, в данном случае могут интересовать только сами вандалы, которых мы, после авантюр, заведших их на территорию нынешнего французского Эльзаса и приведших их под стены Алесии, встречаем вновь по возвращении их на свою материковую родину, на берега Виадра.

Поход вандалов на Запад - самый дальний их поход за более чем триста лет - обошелся вандалам недешево. В грозный час прихода с Севера крупнейшего и сильнейшего из германских народов - продвигающихся от устья Вистулы в южном направлении готов (готонов, гутонов) -  живущие на территории нынешней Нижней Лужицы вандалы, несомненно, горько пожалели об отделении и уходе от них мощного племенного костяка - вандальских «пассионариев», «людей длинной воли» (как сказал бы Л.Н. Гумилев), ушедших вслед за свебами Ариовиста в роковой поход на Запад. 

И все-таки вандалам крупно повезло. Их земли оказались несколько в стороне, не прямо на пути у наступавших готов, сметавших со своего пути все, что осмеливалось им противостоять, прогнавших на запад бургундов, разгромивших мелкие племена германцев и эстиев, обитавшие в излучине Вистулы, и заставивших-таки вандалов потесниться. Возможно, именно спасаясь бегством от жестокого врага, суживающего их жизненное пространство, некоторые группы вандалов, ушедшие ранее на север, вернулись в основную область расселения своего народа на Виадре. Вследствие чего в самом сердце вандальских земель усилилось давление на последние уцелевшие не вандальские области позднейшей Силезии, на нынешнюю Верхнюю Силезию и несколько «резерваций» кельтов, покоренных вандалами ранее, но пока что не вандализированных.

Это был в высшей мере насильственный и в то же время - в высшей мере неблагодарный процесс (хотя сомнительно, можно ли применять подобные критерии к историческим событиям). Ибо именно эти кельты - последние представители столь высоко одаренного и в свое время столь широко распространившегося древнего народа - фактически одарили вандалов, пришедших в Силезию с Севера, материальной культурой, привили им навыки мастерства в области ремесел и художеств, открыли им древние восточные и юго-восточные торговые пути. Конечно же, вандалы испытывали и влияние других народов. Оттесненные готской миграцией на Запад бургунды своими  погребальными обычаями весьма осложняют для археологов и без того весьма сложную картину вандальских захоронений, внося дополнительную путаницу в определение их принадлежности. И вообще, похоже, что вандалы, возвратившиеся из Галлии, ставшей (не без их, вандалов, помощи) римской провинцией, принесли с собой оттуда, от тамошних кельтов, иной, новый, менее грубый, более изящный художественный стиль. Именно кельты, видимо, научили вандалов пользоваться гончарным кругом (а не лепить глиняные плошки и горшки, как прежде, вручную) и мастерски обрабатывать бронзу, которую вандалы, стремясь к удовлетворению своих все более высоких требований к художественному оформлению всевозможной утвари, внезапно снова начали предпочитать железу. Железо, как более твердый металл, по-прежнему использовалось ими лишь для изготовления оружия. И это вполне понятно. Насколько важно иметь прочное оружие, вандалам показали осада Алесии и другие сражения с кельтами в Галлии на римской стороне.

Правда, кельты, со своими разносторонними талантами и навыками, добились такого признания в ходе оживления вандальского художественного творчества и ремесла, так сказать, «посмертно». Кельты воскресли в своем духовном, художественном наследии, оставленном ими самым одаренным и способным к обучению вандальским племенам, ибо самого кельтского народа в I в. п. Р.Х. на территории позднейшей Силезии уже, видимо, не существовало. Разумеется, кельты не погибли в результате их физического истребления вандалами, в случае которого обогащение последних кельтами в сфере культуры, ремесел, художеств не могло бы происходить на протяжении целого ряда поколений, как это произошло в действительности. Сегодня этот процесс назвали бы интеграцией кельтов в вандальскую общность. Нечто подобное происходило тогда по всей Центральной и Восточной Европе, где народы находились в состоянии передвижения, и места их расселения не были еще четко обозначены и сплочены. Вандалы, осевшие вокруг горы Цобтен, были скорее исключением в этом мощном процессе вытеснения одних странствующих народностей другими, так что можно лишь удивляться их усидчивости, с учетом происходивших вокруг них этнических перемещений и связанных с этими перемещениями постоянных беспорядков. Невольно создается впечатление, что некие таинственные чары, исходившие от горного кряжа Цобтена, держали силингов, асдингов и прочих, как их ни называй, в магическом плену, из-за чего народ вандалов лишь немного передвинул область своего расселения на юго-восток, так что «передовые» поселения вандалов достигли нынешней Галичины в Западной Украине. Сердцем же новой родины вандалов оставалась область силингов вокруг Святой горы - Собутки (говоря по-польски).

Именно в описываемое время (со времен осады Цезарем Алесии прошло примерно полтора столетия) вандалов впервые упомянул под их подлинным этнонимом упоминавшийся нами выше античный полигистор Плиний. В своей «Естественной истории» он упоминает вандалов под названием виндилов (лат. виндили), или вандилов (лат. вандили), относя к ним бургундов, варинов, каринов и, как это ни странно, готов. Чуть позднее вандалы упоминаются Тацитом в «Германии» под именем виндилиев (лат. виндилии), или вандилиев (лат. вандилии), уже окруженных аурой великого народа.

«Что касается германцев, - пишет Тацит в своем трактате - то я склонен считать их исконными жителями этой страны (Германии - В.А.), лишь в самой ничтожной мере смешавшимися с прибывшими к ним другими народами и теми переселенцами, которым они оказали гостеприимство (...) В древних песнопениях, — а германцам известен только один этот вид повествования о былом и только такие анналы (исторические хроники - В.А.), — они славят порожденного землей бога Туистона (Твистона, Твисто - В.А.). Его сын Манн — прародитель и праотец их народа; Манну они приписывают трех сыновей, по именам которых обитающие близ Океана прозываются ингевонами (ингвеонами - В.А.), посередине — гермионами (ирминонами - В.А.), все прочие (проживающие в землях, прилегающих к реке Рену-Рейну - В.А.) — истевонами (иствеонами - В.А.)...»

Наряду с этими тремя крупнейшими племенными группами германцев, представление о существовании которых, впервые сформулированное Тацитом, господствовало в германистике на протяжении примерно двух тысячелетий, ученый римлянин упоминает на страницах своего фундаментального труда, однако, и другие выдающиеся племена германцев - марсов, гамбривиев, уже знакомых нам свебов и ВАНДИЛИЕВ (выделено нами - В.А.), подчеркивая, что «эти имена подлинные и древ¬ние», а не искаженные странствующими торговцами или иными малосведущими информантами. Вне всякого сомнения, вандилиями Тацит называет вандалов. Однако это племенное название носит собирательный характер, ибо всякая миграция, совершаемая вандалами, приводила к изменению состава объединяемых под этим собирательным именем отдельных племен. Бассейн Виадра-Одера, его плодородные низменности и лесистые горы, богатые дичью, смолами, медом и древесиной, могли бы обеспечить вандальскому племенному союзу вполне удовлетворительную основу для безбедного существования, однако передвижения беспокойных народов-мигрантов вокруг них не прекращались. В отличие от обитавших в самом сердце вандальских земель, вокруг Цобтена, силингов, давно уже занимавшихся не только сельским хозяйством, но и разными ремеслами, другие, жившие по краям вандальского ареала, «на отшибе», племена, были недовольны своим положением. Эти «непоседы» были в меньшинстве, но, в отличие от усидчивого большинства, вандальских «сидней», «гнездюков», стремились к приключениям, охваченные тягой к перемене мест.

Почему это было так, и могло ли быть иначе, до сих пор не совсем ясно. Даже самые тщательные исследования причин первой миграции вандалов со скандинавского Севера на европейскую Большую землю не представляются особенно весомыми для объяснения причин последующего исхода значительной части материковых вандалов, проживших, как-никак, не менее пяти веков на территории Силезии и даже давших ей свое имя. Ибо, во-первых, ни один народ не станет жить пол-тысячелетия оседло в землях, ничем для него не привлекательных. Во-вторых, вандалы-«сидни», «гнездюки», оставшиеся вековать в родных, насиженных местах, судя по всему, всегда были более многочисленными, чем пассионарии, решавшиеся пуститься в новую «вооруженную миграцию». Теории, связывающие миграцию части племен с изменениями климата, оспариваются многими авторами. И даже такой признанный авторитет, как блаженной памяти Людвиг Шмидт считал: когда современным историкам ничего не приходит в голову, они всегда ссылаются на ухудшение климата.

Думается, причины постоянно возобновляющегося процесса миграции вандальских племен (или хотя бы их частичной миграции), отделяющихся от становящейся, не взирая ни на какие неблагоприятные внешние обстоятельства, все более сплоченной, процветающей вандальской обшности, следует искать за пределами Силезии. Археологические находки, датируемые периодом ранней Римской империи, доказывают, что вандалам, вероятно, так и не удалось сплотиться в бассейне Виадра в единое царство, ввиду отсутствия в их среде достаточно сильной личности, героя, мужа государственного ума, способного такое царство основать, подобного Ариовисту или Мар(о)боду у свебов и маркоманов. Тем не менее, сохранившиеся предметы материальной культуры, характеризующейся высоким уровнем развития ремесел и художеств, указывают на достижение тогдашним вандальским обществом уровня благосостояния, свидетельствующем о существовании у вандалов княжеских семейств и региональных квазигосударственных образований.

В описываемое время у других германских племен уже имелись выдающиеся вожди, «войсковые цари» межрегионального значения, под предводительством которых соплеменники надеялись обогатиться в походах за добычей (или «за зипунами», как сказали бы позднейшие козаки - возможные потомки готов). Пришедшие с сурового Севера, напоминающего, если глядеть на него с юга, мрачный Нифльгейм, страну демонов тумана древнегерманской мифологии, мигрирующие племена были ослеплены далеким блеском все сильней манившей их великой античной империи, раскинувшейся на берегах теплого Средиземноморья. Их объединение ради того, чтобы единой могучей германской волной смыть этот блеск и эту империю, насколько мы можем сегодня судить (разумеется, ретроспективно) - было бы не исключено. Правда, римлянам незадолго до Рождества Христова удалось под гениальным руководством полководца Друза - пасынка императора Октавиана Августа - добиться значительных военно-политических успехов на германской границе. Однако сокрушительный разгром римских оккупационных войск в Германии в 9. г. п. Р.Х., победа германских племен во главе с военачальником херусков, двадцатишестилетним Арминием (возможно – прообразом вошедшего в германский эпос  героя-змееборца Сигурда-Сейфрида-Зигфрида), над римлянами в Тевтобургском лесу, наглядно продемонстрировала, что германцы, в особенности под командованием молодых, энергичных германских вождей, прошедших обучение в Риме и изучивших военное искусство в рядах римской армии, были вполне способны разгромить слывшие непобедимыми легионы «потомков Энея и Ромула». Так сказать, «отблагодарить своих учителей», как царь Петр Первый - шведов под Полтавой. В отличие от Ариовиста, в римской армии не обучавшегося, Арминий был в то время не один такой - ведь в Риме изучал «науку побеждать» и предводитель маркоманов Мар(о)бод. Последний оказался достаточно искусным полководцем, чтобы вывести своих маркоманов из грозившего им римского окружения, принудить римлян к мирным переговорам и попытаться основать в покинутом кельтским племенем бойев Бой(у)ге(й)ме (Богемии, нынешней Чехии) первое германское царство, поддающееся точной локализации. Однако у германцев и на этот раз не вышло...Известно, каким ценным «сувениром» одарил Арминий-победитель Мар(о)бода после своей ошеломительной победы. Военачальник херусков (предков современных саксонцев) прислал могущественному князю маркоманов (предков современных баварцев) отрубленную и закопченную голову римского полководца и наместника Германии Публия Квинтилия Вара, вынужденного осенью 9 г., после гибели своих трех легионов и Бог знает скольких ауксилий, броситься на собственный меч (после чего  император Август, если верить римскому историку Светонию, несколько месяцев подряд не стриг волос, не брился, бился головою о дверной косяк и восклицал: «Квинтилий Вар, верни мне легионы!»). Однако Маробод, предпочитая хранить верность заключенному им с римлянами миру, переслал голову Вара в Рим, для последующего почетного погребения в родной италийской земле.

Последствия этого рокового отказа Мар(о)бода объединиться с Арминием самым непосредственным образом сказались и на вандалах. Вместо того, чтобы совместно ударить на римлян, самые воинственные германские племена, у которых, как говорит немецкая пословица, «мечи в ножнах та и чесались») - победители-херуски с союзниками, с одной, и свебские маркоманы, с другой стороны, набросились друг на друга. Что позволило римским полководцам Друзу и Германику разбить поодиночке сцепившихся в смертельной схватке германских царей (действительно достойных этого титула, в отличие от большинства германских князей той эпохи, хотя Тацит и подчеркивает, что только Мар(о)бод именовал себя царем, чем и вызывал недовольство у части своих соплеменников).

Арминий пал жертвой заговора собственной, херускской, знати (даже выдавшей его жену и сына римлянам). Мар(о)бод был изгнан из Бойгема действовавшим в римских интересах готским князем Катуальдой (Катвальдой) и закончил свой жизненный путь в городе италийских венетов Равенне, вкушая горький хлеб изгнания по милости римского императора.

Т.о. для вандалов, в конечном счете, не было разницы, сражаться ли им в этой долгой войне на стороне херусков или на стороне маркоманов; тот факт, что вандалы вообще приняли в этой войне участие, объясняется, видимо, обещанием им всяческих благ Мар(о)бодом, предпочитавшим иметь в лице вандалов, обитавших у самых врат сегодняшней Моравии, в непосредственной близости от бойгемского царства маркоманов, союзников и братьев по оружию, а не врагов, жадных до добычи и готовых при первом же удобном случае ударить ему в спину. Разумеется, больших богатств вандалам участие в междоусобной войне между германцами на стороне Мар(о)бода не принесло. Но они познакомились с миром за пределами Силезии и, надо думать, снова почерпнули, кое-что из того опыта, с которым их отцы и деды возвратились некогда из-под Алесии. Во всяком случае, когда расположенное на территории позднейших Богемии и Моравии, вассальное по отношению к Римской империи, царство Ванния оказалось в трудном положении, мы опять встречаем на страницах римской хроники вандалов вступившими на тропу войны.

Ванний, высокоодаренный князь квадов (германского племени в составе свебского союза, союзников маркоманов в войне с Римом, разбитых римлянами и признавших над собой власть Рима), был посажен римлянами управлять Бойгемом вместо Мар(о)бода, оставившего римскому ставленнику в наследство настолько стабильное царство, что Ванний (которого у одного из наших современных пламенных приверженцев «новой хронологии» хватило смелости отождествить с...Иваном Грозным, Великим Государем Московским и всея Руси, жившим, как известно, во второй половине XVI в.!) смог править им на протяжении тридцати лет без особых хлопот. В другом своем произведении - «Анналах» - Тацит сообщает нам о том, как римляне, на этот раз - под властью императора Клавдия, благосклонно взирали на очередное взаимоистребление германцев «к вящей славе Рима». Подчеркивает римский анналист и то, что вандалы ударили в спину Ваннию не по каким-то политическим, но по в высшей степени тривиальным причинам:

«Тогда же свебы (здесь: маркоманы - В.А.) изгнали Ванния, которого поставил над ними царем Цезарь Друз; вначале (своего правления, т.е. в 19 г. п. Р.Х. - В.А.) хорошо принятый соплеменниками и прославляемый ими (т.е. квадами, обитавшими на территории нынешней Моравии, и маркоманами - в Богемии - В.А.), а затем вследствие долговременной привычки к владычеству впавший в надменность, он (в 50-51 гг. - В.А.) подвергся нападению со стороны возненавидевших его соседних народов и поднявшихся на него соотечественников (...) Борьбу с ним возглавляли царь гермундуров Вибилий (изгнавший ранее из Бойгема готского князя Катвальду - В.А.) и сыновья сестры Ванния, Вангион и Сидон. Несмотря на неоднократные просьбы Ванния о поддержке, Клавдий не вмешался силой оружия в усобицы варваров, но обещал Ваннию надежное убежище, если он будет изгнан из своего царства (! - В.А.), а вместе с тем написал правившему тогда Паннонией (римской провинцией, занимавшей часть территории нынешних Австрии и Венгрии - В.А.) Палпеллию Гистру, чтобы он выставил вдоль Дуная один легион и набранные в той же провинции отряды вспомогательных войск для оказания помощи побежденным и устрашения победителей, если, подстрекаемые удачей, они попытаются нарушить мир и в наших владениях. Ведь надвигалась несметная сила — лугии и другие народности, — привлеченная слухами о богатстве царской казны, которую за тридцать лет накопил Ванний грабежами (других народов - В.А.) и пошлинами» («Анналы).

Видимо, под «лугиями и другими народностями» Тацит подразумевал силезских вандалов (ассоциируемых почти всеми немецкими, да и не только немецкими, авторами с культовым сообществом лугиев), остатки бургундов и свевов, не входивших в маркоманнский союз, а также гермундуров (т.е. часть свебов). Ванний, не оставшийся безучастным перед лицом этой внешней угрозы, привлек в ряды своего воинства сарматов-языгов. Вероятно, он сделал это, желая противопоставить этих прирожденных наездников угрожающей ему вандальской коннице (собственное войско Ванния было по преимуществу пешим). Но, поскольку языгские конные контингенты прибывали ему на помощь достаточно медленно (сарматское племя языгов обитало не слишком далеко от царства Ванния, на территории нынешней Венгерской низменности, но в плане военной организации и мобильности значительно уступало германским народностям, жившим на территории позднейших Богемии, Моравии и Силезии под достаточно сильной и эффективной царской властью), Ванний «решил уклоняться от открытого боя и отсиживаться за стенами укреплений». (Тацит). Однако избранный им способ ведения военных действий был явно не для сарматов, привычных с малых лет к конному бою, да и не обещал им богатой добычи. В то время как вандалы и гермундуры освежили в памяти все, чему научились у римлян, и приступили к осаде крпостей Ванния, «не желавшие выносить осаду языги рассеялись» по окрестным полям «ничейной земли», вовлекая воинов Ванния в рискованные стычки. «Ванний оказался вынужденным сразиться. Итак, выйдя из укреплений, он вступил в бой и был в нем разгромлен, но, несмотря на неудачу, снискал похвалу, ибо бросился в рукопашную схватку и был в ней изранен, не показав тыла врагам (т.е. был ранен не в спину, а в грудь, или, возможно, в живот, как подобало храброму воину - В.А.). И все же ему пришлось бежать к поджидавшему его на Дунае нашему (римскому - В.А.) флоту; вскоре за ним последовали туда и его приближенные, и им были отведены земли в Паннонии. Царство Ванния поделили между собой Вангион и Сидон, соблюдавшие по отношению к нам (римлянам - В.А.) безупречную честность...» («Анналы»).

Всего лишь два кратких фрагмента «Анналов» Корнелия Тацита (отрывки из глав 29 и 30) - а сколько из этих немногих строк можно почерпнуть важной информации о тонкостях римской политики! Мы прямо-таки воочию видим перед собой мудрого римского принцепса - цезаря Клавдия (как будто сошедшего со страниц великолепного романа Роберта Грейвса «Я, Клавдий»!), спокойно и неторопливо размышляющего и прикидывающего, как лучше поступить, нисколько не бездеятельного, но действующего именно так, как подобает императору «вечного» Рима, и даже проявляющего в своих действиях немного человеколюбия, ибо чрезмерное кровопролитие на Данувии-Дунае могло бы запятнать белоснежную тогу властителя римлян. Опять варвары сделали все сами: они вызвали из Паннонии языгов, и разбитые сторонники Ванния теперь могли отступить на покинутые языгами земли. Всего лишь небольшая передвижка где-то там, в дали, на северной границе «мировой» империи... Ну, стало несколькими тысячами варваров меньше в подлунном мире, все равно принадлежащем Риму (по крайней мере, на протяжении еще нескольких столетий) - что с того? Дивиде эт импера! Разделяй и властвуй! Истребляй варваров руками самих же варваров! В этом - суть римской политики...

Примечательно, что и в данном случае вандалы и гермундуры выступали единым фронтом. Что можно рассматривать как весомый аргумент в пользу существования вандальско-свебского братства по оружию, сложившегося и не распавшегося со времен Ариовиста. Этому боевому братству будет суждено распасться лишь в V в. после Рождества Христова, когда вандалы и гермундуры, два энергичных и упорных в достижении своих целей народа-мигранта, сойдутся в смертельной схватке за право пселиться на утраченных римлянами испанских землях.

О «несметной силе», обрушившейся, согласно Тациту, на Бой(у)ге(й)м, он в конце приведенного фрагмента больше не упоминает. Ну, явились вновь очередные массы варваров, привлеченные надеждой на богатую добычу, подрались, пограбили, да и убрались восвояси, как уже не раз бывало...Что с них, с варваров, взять?

Изменения происходили крайне медленно, поначалу почти незаметно. Появлявшиеся на страницах трактатов античных историков, после молодых «войсковых царей» или герцогов-воевод, вроде Ариовиста или же Арминия (но и наряду с ними) внушительные фигуры более зрелых властителей вроде Мар(о)бода или Ванния (даже в шестидестилетнем возрасте лично,  оружием в руках, защищавшего свои власть и богатство) наглядно демонстрируют, что и у германцев хармизма сильной личности начинает цениться больше способности юных витязей владеть мечом или копьем на поле боя. В то время как во всех частях чрезмерно разросшейся Римской империи вспыхивают восстания, кризисы и пограничные бои, то и дело приводящие к избранию легионерами новых, т.н. «солдатских» императоров, у крупных германских племен и племенных союзов появляются первые властители межрегионального значения. На исторической арене появляются целые царские роды, из которых эти властители происходят.

Во главе со своим царем, носившим, по-видимому, имя Амал и давшим это имя целому царскому роду, готы покидают места своего расселения в нижнем течении Вистулы-Вислы и начинают свой дальний поход - важнейшее историческое событие века. Из сказания о странствовании лангобардов (именовавшихся первоначально вин(н)илами, т.е. «победителями») нам известно, какой сокрушительный удар готы нанесли иным народам, в свою очередь, передававшим этот нанесенный им самим удар все новым народам, как по эстафете.  Отступая под натиском готов, лангобардам пришлось скрестить клинки с вандалами (которые поклонялись тому же богу, что и лангобарды; этот бог носил, якобы, имя «Годан», созвучное, с одной стороны, племенному имени готов, с другой - слову «бог»=«Год», «Гуд», «Готт», с третьей - имени верховного бога материковых германцев - «Вотан», «Вуотан», «Водан» или «Воден», аналогу нордического Одина). Из раннесредневековой «Лангобардской истории» Павла Диакона (Варнефрида) мы узнаем, что вандальский союз возглавляли в ту пору два царя («предводителя вандальских дружин» - В.А.), по имени Амбри и Асси. Возможно, вандалы подняли их на щитах (по обычаю, перенятому германцами у римлян, традиционно поднимавших на щитах новоизбранных императоров)перед лицом внешней угрозы, ибо теперь, когда основная масса готов пришла в движение, тесня и гоня перед собой другие восточногерманские народы, уже недостаточно было сплотиться чуть теснее, укрепить внешние бастионы и переселить жителей подвергающихся особой опасности селений в глубь своей территории. Нет, теперь речь шла о борьбе вандальского народа за существование.

В римских сообщениях об этих варварских передвижениях упоминаются и отдельные племена, входивших до сих пор в силезское культовое сообщество, сложившееся вокруг горы Цобтен. Теперь они внезапно оказываются «вооруженными мигрантами», странствующими по Европе далеко за пределами своей материковой родины, расположенной на территории нынешней восточной Германии. Виктовалы и лакринги отделяются от вандальского союза и, похоже, теряют всякое значение. Готская миграция, а вслед за тем - и гуннское нашествие сметают и рассеивают их, как пыль, подобно хаттам и многим другим германским народам, известным ныне лишь историкам (хотя у них и были в свое время собственная идентичность, собственные судьбы, собственные надежды - совсем как у соседних народов, оказавшихся более счастливыми и сильными)...Асдинги также покидают Силезию, что означает раскол самого ядра вандальского народа. Ведь, несмотря на крайнюю туманность сведений о раннем периоде «изначальной Вандалиции», не подлежит сомнению, что именно асдинги и силинги были двумя главными племенами, составлявшими сердце и душу союза вандалов.

Значительная часть силингов, находившихся в большей степени под кельтским, чем под римским, влиянием, осталась в Силезии, передав в наследство потомкам те хоронимы (названия территорий), оронимы (названия гор), и гидронимы (названия водоемов), в которых, несмотря на их неизбежное искажение вследствие языкового воздействия пришедших в Силезию славян, сохраняется память о давно прошедшей германской эпохе в истории Силезии. Асдинги же избрали себе царей (в которых народ, отправляющийся в дальний поход, нуждается больше, чем народ, спокойно остающийся дома и не ищущий на свою...долю приключений). Подобно тому, как царь Амал, глава готского царского рода, дал свое имя широко разветвившемуся со временем  семейству Амалов, так и Асдинги-Астинги-Астринги сменили свое прежнее племенное название на имя царского семейства, княжеского рода, из которого возможно, уже на протяжении столетий происходили их племенные вожди. Имеено этот род, вне всякого сомнения, и превратил с течением времени возглавляемое им племя в тех вандалов, о которых до сих пор не может позабыть и говорит весь мир.

Большая Игра, великий военно-политический конфликт между германцами и римлянами, осложненный гражданскими войнами в Риме и внутригерманскими междоусобицами, со временем переместился в новые области - на Восток и Юго-Восток Центральной Европы,в Дакию (границы которой примерно совпадали с границами сегодняшней Румынии), в Паннонию (сердце сегодняшней Венгерской низменности, омываемой Тирасом-Тиссой и Дунаем-Данубом) и в район протяженной Карпатской (память о карпах! - В.А.) дуги, вынуждающей все мигрирующие по этой обширной территории народы-странники мигрировать в определенном направлении, оказываю тем самым все большее давление на римскую границу, проходящую по рекам Дунаю-Данубу (по-гречески - Истру, или Гистеру), Саве-Саву и Драве-Драву. Верховья Дануба (как, впрочем, и Рена) пока что почти не испытывали этого давления. Там римская власть настолько упрочилась, что вандальские племена больше не решались вторгаться в эти области. Поэтому они не пытались снова переходить бойгемские горы, дав другим германским племенам увлечь себя за собой на юго-восток - чтобы угодить прямиком под копыта неистовых гуннских «кентавров»...

Первую весть об этих переменах на территории Силезии и о событиях, происходивших на пути дальнего похода вандалов на юго-восток нам подают сведения античных хронистов о военных операциях, осуществленных римским императором-философом (и императором-воителем, о чем порою забывают!) Марком Аврелием в течение последних одиннадцати лет своей земной жизни (169-180). Для простоты (хотя и в ущерб исторической истине) эти операции принято обобщенно именовать Маркоманскими войнами. Поскольку, по крайней мере, на первоначальном этапе этого масштабного военного конфликта Рима с варварами, главой противников вечного Рима был царь Балломарий - маркоман, пользовавшийся немалым влиянием и среди квадов. В действительности же римлянам Марка Аврелия пришлось отражать натиск не одних только маркоманов, но целый ряд вторжений объединенных сил германцев, славян и сарматов. Видимо, узнавших через своих информаторов о тяжелых потерях, понесенных римлянами в ходе военных действий на Востоке, в далекой Пафии, и о поразившей Римскую империю в 164 г. эпидемии чумы, занесенной возвратившимися из Парфии легионерами в римскую Европу. К маркоманам Балломараия присоединились их испытанные, давние германские собратья по оружию - свебы, буры и вандалы, а также не германские народности - языги, роксоланы (отождествляемые Теодором Моммзеном с квадами) и аланы. О том, сколь малую роль при заключении, с целью пограбить, подобных союзов, играла этническая, или, тем более, расовая, принадлежность, свидетельствуют, например, аланы - ираноязычный кочевой сарматский народ, вступивший в теснейшие отношения с вандалами и сохранивший верность вандалам вплоть до их совместной гибели. Или, скажем, бастарны - германский народ, еще в 88 г. до Р.Х. (!) сражавшийся против римлян на стороне Митридата VI Евпатора, владыки эллинистического Понтийского царства, имевший в начале нашей эры собственных царей и рассеявшийся вплоть до Малой Азии, так что до недавних пор историки еще спорили о том, германцы ли бастарны, или нет. Бастарны, как бы вновь вынырнувшие из небытия, тоже последовали призыву Балломария... чтоб потерпеть, вместе с ним, и вместе со всеми перечисленными выше народами, поражение от легионеров и ауксилиариев Марка Аврелия.

Это был поистине судьбоносный момент в жизни Римской «мировой» державы (в которой подобные моменты случались все чаще и чаще). Историки сравнивали опасность, исходившую для Римской империи от союза варваров во главе с Балломарием, с глубочайшим кризисом, потрясшим некогда Римскую республику в ходе Второй Пунической войны («Ганнибал у ворот!»). В римское войско, значительно поредевшее вследствие войн с парфянами и эпидемии чумы, пришлось спешно зачислять не только рабов и гладиаторов (!), но даже приговоренных к смерти далматинских разбойников и, разумеется, столько наемников-германцев, сколько удалось завербовать. В годы этой продолжительно войны вандалы впервые соприкоснулись с христианством. Если верить «Римской истории» Кассия Диона (155-222), состоявший в большинстве своем из воинов-христиан Молниеносный легион (лат. Легио фульминатрикс) во время продолжительного марша по безводной степи своими горячими молитвами вызвал очистительную грозу и живительный ливень, спасший жаждущих римлян (и всех причислявших себя к таковым) от гибели. В итоге христиане, вкупе со своими братьями по оружию, по-прежнему косневшими во мраке язычества, одолели варварский союз. Однако победа досталась римлянам недешево. Не раз они терпели поражения, о чем свидетельствует, в частности, огромное число военнопленных, чье освобождение было предметом мирных переговоров. Одни только языги были вынуждены освободить пятьдесят тысяч римлян зараз (а позднее - еще столько же)! Даже если не все из освобожденных варварами римских пленников были легионариями или ауксилиариями (в ходе своего глубокого - вплоть до древнего торгового города Аквилеи, «Царицы Адриатики» - конного рейда языги взяли в плен множество гражданских лиц)  все равно эти цифры, с учетом тогдашней численности населения Римской «мировой» империи, представляются весьма впечатляющими. Из труда Кассия Диона мы узнаем о том, что военно-политический конфликт Балломария с Марком Аврелием привел к значительным изменениям в сфере властных отношений да и вообще в жизни населения юго-востока Центральной Европы:

«Марк Антонин (император Марк Аврелий - В.А.) оставался в Паннонии, чтобы принять посольства варваров, в большом числе прибывшие тогда к нему. Одни из варваров обещали стать союзниками(...) Другие, подобно квадам, просили о мире и получили его как в расчете на то, что они отложатся от маркоманов, так и потому, что предоставили множество лошадей и скота и обещали выдать перебежчиков и пленных, сначала только тринадцать тысяч, а позже и всех остальных. Однако права посещать рынки они не получили из опасения, что маркоманы и язиги, которых они поклялись не принимать у себя и не пропускать через свою землю, смешаются с ними и, выдавая себя за них, станут разведывать расположение римских сил и закупать припасы. Такие вот послы прибыли тогда к Марку; направили свои посольства с намерением сдаться и многие другие племена и народы. Часть из них была отправлена в разные места для ведения военных действий, так же как те пленники и перебежчики, которые годились для службы; другие получили земли в Дакии, Паннонии, Мёзии (на территории современной Болгарии - В.А.), в Германии и в самой Италии. Некоторые из них, поселенные в Равенне, взбунтовались и даже попытались захватить город. Поэтому Марк больше никого из варваров не размещал в Италии, да и тех, которые пришли туда ранее, выселил» (Римская история).

И тут повестование Диона Кассия становится для нас особенно интересным. Ибо на помощь Марку Аврелию приходят вандалы - астинги-асдинги-астринги и лакринги.

«Астинги, предводительствуемые Раем и Раптом, пришли в Дакию вместе со своими семьями в надежде получить деньги и земли в обмен на союз с римлянами, но, не преуспев в этом, оставили своих жен и детей под защитой Клемента, а сами тем временем попытались силой оружия овладеть землями костобоков (также расположенные на территори современной Румынии - В.А.); однако, победив их, продолжали беспокоить Дакию своими набегами не меньше, чем прежде. Лакринги же, опасаясь, как бы Клемент (наместник римской провинции Дакии - В.А.) в страхе перед ними не привел в заселенную ими землю эти вновь прибывшие племена, неожиданно напали на них и одержали решительную победу. Вследствие этого астинги больше не предпринимали враждебных действий против римлян, но в ответ на свои слезные мольбы, обращенные к Марку, получили от него деньги и право просить земли в случае, если они причинят ущерб тем, кто тогда воевал против него. И они действительно выполнили часть своих обещаний».

Данный эпизод представляется весьма примечательным. Хоть нам и не известны подробности переговоров между двумя вандальскими царями и римским наместником Дакии Корнелием Клементом, римляне и в данном случае явно руководствовались своим знаменитым рацио статус - соображениями собственной государственной пользы, заявив вандалам: Если вам нужны земли - завоюйте их сами! Именно в этом, очевидно, заключалась суть - так сказать, квинтэссенция - римского ответа. Поскольку германцам в принципе было нечего предложить своим римским партнерам по переговорам, кроме своей воинской доблести, решение проблемы лежало, так сказать, на поверхности. Разбойничье племя костобоков (кастубоков), засевшее на северных склонах Карпатских (или же Сарматских) гор, причиняло римскому наместнику постоянное беспокойство. Уничтожив разбойников, вандалы получали их земли. Но, поскольку, эти земли, очевидно, были более пригодны для занятий разбоем, чем сельским хозяйством, вандалы сами стали источником беспокойств...пока не были силой оружия успокоены другим германским племенем. Дивиде эт импера! Разделяй и властвуй! Усмиряй варваров руками самих варваров!

Гай Юлий Цезарь

Однако сведения, сообщаемые Кассием Дионом, важны для нас и потому, что он называет нам имена сразу двух вандальских царей: Рая и Рапта. Они странным образом созвучны, совсем в духе правил принятой у германцев аллитерационной рифмы - подобно столь же созвучным именам двух первых (?) вандальских царей из Истории лангобардов Павла Диакона, Амбри и Асси. Из этого можно сделать вывод, что двоевластие царей сохранилось у вандалов, пройдя проверку временем. Существовало оно, кстати говоря, и у других народов древности. Два царя одновременно управляли древней Спартой, а порой - и гуннами (как, например, Аттила и его брат Бледа). Да и сама Римская империя тоже не была в этом плане исключением. Известно, например, что император Марк Аврелий в самом начале маркоманских войн назначил соправителем своего зятя Луция Вера. Впрочем, этот параллельный император оказался более склонным к легкомысленным развлечениям, чем к государственным делам, и не стяжал - увы! - победных лавров в войнах с внешним неприятелем, хотя и подавал немалые надежды в начале своей карьеры...

Хотя Рай и Рапт не добились от римлян всего, чего желали, вандалы удовольствовались тем, что все же удалось от римлян получить, и двести с лишним лет сидели смирно на отведенной им территоии, границы которой могут быть сегодня, благодаря сделанным современными археологами многочисленным находках вандальских артефактов, очерчены с большей степенью точности, чем это позволяли сделать ранее не слишком-то подробные сведения, содержащиеся в трудах римских историков. Тем не менее, следует воздать должное Кассию Диону, современнику Марка Аврелия и личному другу Пертинакса (одного из лучших римских полководцев периода маркоманских войн, даже ставшего впоследствии, хотя и ненадолго, императором), за данные им указания, весьма ценные для позднейших археологов. Так сказать, подсказавшему им, где копать.

Правда, прежде чем эти археологи смогли по-настоящему взяться за дело, прошло около двух тысяч лет. Румынский историк Константин Дикулеску со своей археологической экспедицией раскопал, прежде всего - на территории древней Паннонии  многочисленные ценные вандальские артефакты. К сожалению, ему пришлось довольно долго дожидаться признания его теории о расселении вандалов в западной Дакии и в Паннонии научной общественностью. Причина столь многолетней неясности в данном опросе и многочисленных дискуссий в научной среде на этот счет заключалась в следующем. Как это ни прискорбно констатировать, античные историки, подобно своим коллегам, жившим (и живущим) после них, часто руководствовались при написании своих трудов личными симпатиями и антипатиями. Так что многие из содеражщихся в их трудах оценки тех или иных фигур, народов и событий никак нельзя признать беспрстрастными и непредвзятыми. Особенно явственно это становится позднее, когда материалы античных историков кладутся в основу исторических сочинений христианских авторов, включая монахов и даже отцов церкви. Впрочем, и до них имелось немало откровенных случаев фальсификации, очернения, прямой клеветы, продиктованных личными пристрастиями, придающими сомнительный характер сочинериям, в общем-то ценным, с точки зрения решения той или иной исторической проблемы, или целого круга проблем.

Если говорить о нашем конкретном случае, то следует заметить следующее. Готский (или, точнее готоаланский) историк на восточноримской (византийской) службе Иордан, будучи непримиримым ненавистником вандалов, не может считаться надежным и достоверным источником сведений об этом народе. Это очень печально, ибо Иордан при написании своей готской истории, озаглавленной им «О происхождении и деяниях гетов» (лат. De origine actibusque Getarum), исли, сокращенно, «Гетика», опирался на более раннюю и подробную историю народа готов, написанную римским сенатором Кассиодором, магистром оффиций (канцлером) и секретарем тайной канцелярии остготского царя Теодориха (Феодориха) Великого из рода Амалов, правившего Италией от имени восточноримского императора. Сделанные Иорданом для своей «Гетики» (в которой он, к вящей славе готов, отождествил их с дако-фракийским народом гетов, доставивших римлянам много хлопот задолго до готов) выписки из ценнейшего, начинающегося с описания события самой седой готской древности труда Кассиодора подобраны таким образом, чтобы служить безудержному и непомерному прославлению готов, и обработаны так, чтобы изобразить всех врагов и сопериков готов в самом невыгодном свете. Очевидно, Иордан считал главной целью своего исторического труда пропаганду союза и сотрудничества готов с восточными римлянами (византийцами) и потому нередко подчинял отбираемые им для своего повествования факты (или их истолкование) этой главной цели.

Поскольку же Иордан - единственный историк, сообщающий о вторжении вандалов из западной Дакии в Паннонию и о том, что вандалы провели в Паннонии около шестидесяти лет, прежде чем двинуться дальше на Запад (в последний раз в своей истории), данное утверждение всегда вызывает некоторые сомнения. Не чужд этим сомнениям был даже Людвиг Шмидт. Большой авторитет этого патриарха вандалистики, долго препятствовал признанию теории Константина Дискулеску, пока, в первую очередь, на территории Венгрии не были обнаружены и подробно изучены археологами  времен поздней Римской империи, отделившими ходе раскопок поздние слои от более ранних. Ибо хотя вандальские погребеня и были наиболее богатыми с точки зрения содержащегося в них погребального инвентаря, в ходе нескольких столетий Великого переселения народов на них наложились сотни других погребений, чаще всего, не германских кочевых народов, что затрудняло точную атрибуцию до появлени возможности подробной инвентаризации найденных артефактов.

Ныне, прежде всего на основе артефактов, обретенных при раскопках в Остапаке к северу от излучины Тиссы, в Гибарте (северо-восточнее Тиссы), массовых захоронений в Сентеше (в среднем течении Тиссы), в южной Трансильвании и у озера Балатон можно представить себе яснее, чем прежде, основные этапы судьбы вандалов в период между Маркоманской войной и последним уходом вандалов на запад. Вследствие общей для всех германских мигрантов тенденции переселяться в юго-восточном направлении, даже занятая вандалами территория, на которой обширные низменности позднейших Венгрии и Валахии давали им возможность добывать средства к существованию, ведя мирную крестьянскую жизнь, стала для вандалов слишком тесной. Чтобы получить земли, необходимо было их завоевать. А в том, как ловко римляне умели вынуждать германцев воевать между собой за выживание, за пахотные земли для своих семей, мы с вами, уважаемый читатель, уже не раз убеждались на предыдущих страницах этой книги.

За территорию сегодняшней Румынии боролись четыре восточногерманских племени - два готских и два вандальских. Готскими племенами были визиготы (тервинги) и гепиды. Вандавльскими - асдинги-астринги и лакринги (снова вышедшие на историческую арену). Дело осложняется тем остоятельством, что разные античные историки по-разному называли эти народности или племена, о которых только сегодня стало известно, что имелся в виду один и тот же народ. Так, вандалов-астингов античные историки именовали также виктовалами, вандалов-лакрингов - тайфалами. А при описании вооруженных столкновений (очень частых в жизни тесно соседствующих друг с другом земледельческих народностей) между вандалами-лакрингами и вандалами-астингами, картина становится еще более пестрой и запутанной.

Впрочем, нас в первую очередь интересуют астринги, «царское племя» вандалов. Только этому вандальскому племени было предназначено великое будущее; ведь более интересные поначалу в культовом и культурном отношении силинги, за исключением нескольких мелких, разрозненных родов, остались вековать в насиженных местах вокруг горы Цобтен, и, таким образом, исчезли незаметно из вандальской, европейской, да и мировой истории. А воинственные лакринги-тайфалы дали своему неукротимому боевому духу завести себя так далеко, что, после глубокого грабительского рейда 248-249 гг. п. Р.Х. больше не вернулись на свою новую родину на северной окраине Трансильвании.

В этом их вторжении в область Дануба-Дуная и Савии-Савы приняли участие также астринги, но, в первую очередь - готские ратоборцы, вернувшиеся, однако, в отличие от тайфалов, с богатой добычей в места своего расселения (готы - на территорию будущей Бессарабии, астринги - в западную Трансильванию, где их селения доходили до Тисы). Там они, вероятно, и продолжали обитать до 334-335 гг., ограничиваясь мелкими военными набегами (не приносившими им, кстати, говоря, особенной удачи и добычи).

И, наконец, в 270 г. два не известных нам по имени царя, правившие вандалами-астрингами совместно, привели своих подданных в Паннонию, однако оказались, после данной имримлянами битвы с неясным исходом, столь ослабленными, что им пришлось купить себе возможность вернуться домой на Тису ценой предоставления двух тысяч своих лучших воинов в распоряжение римского военного командования (таких служилых варваров римляне именовали социями или федератами, т.е. союзниками). Вновь вандальские воины, прославленные своей храбростью, спасли свой оказавшийся в беде народ, пойдя служить под римскими знаменами. Кстати говоря, именно эти две тысячи федератов были первыми вандалами, попавшими в римскую (Северную) Африку, которую им пришлось защищать от вторжений мавров-берберов, в составе VIII Вандильской алы (лат. Ala VIII Vandilorum). Алами (буквально: «крыльями») именовались конные части римской армии. Следовательно, указанные две тысячи служилых вандалов были конными воинами. С учетом великолепно налаженной в Римской империи почтовой службы, не исключено. что уже тогда, в последние годы III в. п. Р.Х., оставшиеся в Дакии вандалы получали вести из Африки, от двух тысяч своих соплеменников, принесших себя в жертву за весь свой народ и отправившихся на нелегкую военную службу под чужими знаменами далеко от родины. Незадолго перед тем группа вандалов аналогичным образом попала даже на край света, в римскую Британию. Римский император Проб (276-282), по происхождению - паннонец незнатного рода, в правление которого римляне значительно расширили площади своих виноградников в Ренской области, где-то на территории южной Германии разбил вандальских «охотников за зипунами», приведенных на римские земли своим князем Игилой. Недобитых вандалов принцепс Проб отправил служить Риму в Британию (напоминанием о поселенных там римским императором вандальских «федератах» служит название города Ванделсбург в современном английском графстве Кэмбриджшир).

Вообще же вандалам приходилось в описываемую эпоху чаще всего сражаться не с римлянами, а с варварскими же народами-мигрантами, пытавшимися либо захватить, либо сузить жизненное пространство астингов в Дакии и (или) в восточной Паннонии. Эти столкновения интересны для нашей истории лишь в том плане, что они постоянно способствовали росту недовольства гордого царского рода вандалов-астрингов своим существованием на положении слуг в прихожей Римской мировой империи. Слуг, присутствие которых римские хозяева терпят лишь с трудом.

Около 335 г. в ходе крупного военного столкновения с готами был убит царь вандалов Висимар. Роковое для него сражение разыгралось на берегах реки Миреш, главной водной артерии современной Трансильвании, впадающей в Тису близ города Арад. Несмотря на гибель своего царя, вандалы, судя по всему, одержали в сражении верх или, во всяком случае, прогнали готов со своих земель. Ибо еще на протяжении ряда лет вандалы оставались в прежних местах проживания. С другой стороны, тяжесть борьбы с готами и гибель в битве с ними царя Висимара заставили вандалов серьехно обдумать сложившееся положение и принять судьбоносное решение мигрировать на Запад. Что подтверждается обнаруженными в районе венгерского озера Балатон крупными вандальскими могильниками. Найденные там, среди прочих артефактов, многочисленные римские бронзовые монеты IV в., позволяют сделать вывод о проживании в указанных местах, по крайней мере, значительной части вандальского народа вплоть до начала V века Христианской эры.

Из того обстоятельства, что самые ранние артефакты, найденные в вандальских погребениях на Балатоне, датируются IV столетием, причем положенные в могилы монеты располагаются в строго хронологическом порядке, начиная с монет первого христианского императора Константина Великого (300-337) и кончая монетами императора Валентиниана II (375-392), Константин Дикулеску заключал, что германский народ, к чьему культурному кругу относятся погребения, поселился в указанной области в первой половине IV в., но уже в начале V в. снова покинул ее. Этим народом, по мнению Дикулеску, были вандалы, ибо никакое иное германское племя в первой половине IV в. в Паннонии не обитало.

Погребения действительно имеют смешанный характер, типичный и для вандальских могильников на территории Силезии. В некоторых могилах похоронены скелеты с черепами и костяками германского типа. Данный способ погребения вандалы переняли у кельтов. Однако наряду с ними встречаются как могилы как с частично сожженными человеческими останками, так чисто кремационные могилы с погребальными урнами. Облегчают атрибуцию и предметы погребального инвентаря - характерные для вандальских мужских и женских могил ножи и ножницы (значение которых в погребальном культе все еще служит предметом дискуссий в среде археологов), а также монеты и оружие в могилах простых воинов (отсутствующие в вандальских княжеских погребениях). Обнаруженние в захоронениях сосуды и иной погребальный инвентарь также явно отличаются от произведений готских и гепидских мастеров и относятся, несомненно,к силезско-вандальскому типу. Факт обнаружения в Фенекском могильнике римских монет, отчеканенных в правление императора Валентиниана III (425-455), указывает, согласно Дикулеску, на то, что не все вандалы ушли в дальний поход на Запад. В отличие от большей части вандальского народа, сплотившегося в первые годы V в. вокруг царского рода племени астингов и двинувшегося под его руководством из Паннонии на Запад, до Рена, а затем - перешедшего Рен.

Итак, именно вандалам было суждено как бы подать сигнал к началу V столетия Христианского летоисчисления, апогея Великого переселения народов и последнего века существования Западной Римской империи, своим судьбоносным решением. Решением мигрировать на Запад. Вандальский Западный поход, начавшийся в 400 (или 401) г., указал гуннам направление для их последовавшего через пол-века дальнего рейда на Лутетию-Париж и Аврелиан-Орлеан. С другой стороны, вероятно, именно гунны способствовали принятию вандалами их судьбоносного решения. Так сказать, ненавязчиво поторопили вандалов. Гуннами еще не правил Бич Божий - грозный царь с германским, а точнее - готским именем (или же прозвищем) Аттила. Но вся грекоримская Экумена, весь обитаемый, цивилизованный, культурный мир, знала, кто такие гунны. По крайней мере, с того времени, как конные полчища гуннских кентавров (как бы сросшихся со своими лошадьми степных наездников), обратили в свой двуногий скот готов, обитавших на территории будущей Бессарабии, обращаясь с самым могущественным тогда германским народом не лучше, чем с каким-нибуль мелким скифским племенем. Перед лицом гуннского военного превосходства могущественные цари, вроде готского владыки Германариха, кончали жизнь самоубийством. И весь древний, античный мир, так или иначе, до сих пор не только справлявшийся со всеми варварами, но и ухитрявшийся ставить их в зависимость от себя (как варвары ни противились этой зависимости), этот древний, античный мир вдруг осознал, что есть могут быть бедствия и несравненно большие, чем ставшие уже за предыдущие столетия привычными вторжения банд белокурых разбойников с европейского Севера.

Душа моя, писал около 395 г. отец церкви блаженный Иероним Стридонский (автор латинского перевода Священного Писания - т.н. «Вульгаты»), ужасается при мысли об упадке, переживаемом миром в наше время. Вот уже более двадцати лет от Константинополя до Юлийских Альп  проливается римская кровь. Земля скифов (нынешняя Южная Россия - В.А.), Фракия, Македония, Фессалия, Эпир  и вся Паннония  разгромлены, ограблены и опустошены  нашествием готов, сарматов, квадов, аланов, гуннов, вандалов и маркоманов.  Сколько добродетельных, почтенных женщин, сколько посвященных Богу девственниц, благородных, безупречной жизни, осквернено  в ходе этих войн! Епископы пленены, священники и иные духовные лица убиты, церкви разрушены или превращены в конюшни, мощи святых мучеников развеяны в прах.

Примечательно, что в этом скорбном перечислении варварских народов, грабящих, оскверняющих и убивающих культурных и цивилизованных жителей Римской мировой империи, вандалы не только присутствуют, но и упоминаются сразу после гуннов. Однако они не одним в этом списке, и Иероним, беспощадный и гневный критик, бичеватель язв своего времени, называет в одном ряду с ними, как и с другими разрушителями культурных ценностей, даже готов (как-никак, единственный народ из числа многочисленных т.н. «варваров», создавший собственную Библию, изобретя, силами епископа Вульфилы, для написания этой Библии собственный, готский алфавит - свидетельство богобоязненности, степень которой отцы молодой христианской церкви и религии, выросшей и пышно расцветшей на почве богатой античной культуры и блестящей античной образованности, вряд ли оказались способными оценить по достоинству.

Однако близкое соседство с готами, начавшийся, общий для многих германских племен, период зависимости от гуннов (назвать его игом было бы прямо скажем, чересчур), привели к сближению бывших врагов и соперников. А миссия готского переводчика Библии Вульфилы, не ограничиваясь областью Нижнего Дануба, несомненно, достигла и вандальских поселений на Тисе и Балатоне. Так вандалы соприкоснулись с христианством, но не с религией римских противников вандалов, а с учением Христа, основанным на священных текстах, написанных по-германски, германскими буквами и на германском языке (а готский язык был особенно близок к вандальскому; так, скажем: «Господи, помилуй!» по-готски звучит: «Фрауйя армай!», а по-вандальски: «Фройя армес!»). Когда вандалы покинули места своего обитания в Паннонии и западной Дакии, где, пусть в течение сравнительно кратких периодов времени, им посчастливилось мирно крестьянствовать, среди них уже было немало христиан арианского вероисповедания, веривших в человеческую природу Иисуса Христа, лишь подобносущего Богу Отцу. Это арианское христианство вандалам было суждено пронести до землям Римской мировой империи, вплоть до Испании и Африки...

Царь, во главе с которым вандалы в последний раз отправились на Запад в поисках новой родины, расположенной так далеко, чтобы быть недостижимой для накатывающихся все новых конных волн кочевников-грабителей из Азии, носил имя Годигисл (Годигизель), в связи с чем впоследствии иные не слишком вдумчивые. образованные и внимательные хронисты путали и даже отождествляли его с гуннским «царем-батюшкой» Аттилой, прозванным запуганными им римлянами «Флагуллум Деи», а германцами – «Годегизель» (и то, и другое прозвище означает «Бич Божий»).  По меньшей мере странно, что современные нам сторонники «новой хронологии» до сих пор не вздумали заявить, что вандал Годигисл и гунн Аттила - одно и то же историческое лицо, а вандалы - те же гунны, в очередной раз подсократив всемирную историю!

Однако самым могущественным вандалом описываемой эпохи Сумерек античной Экумены был не Годигисл, а Флавий Стилихон, главнокомандующий римскими имперскими войсками - магистр милитум (365-408) и душеприказчик последнего общеримского императора Флавия Феодосия I, прозванного Великим и умершего в 395 г.
      Стилихон, сын знатной римлянки и вандала княжеского рода, дослужившегося до высоких чинов в римском войске, был сильнейшей, мало того - единственной действительно сильной личностью в мире, похоже, полностью утратившем свою былую силу. Римляне, когда-то столь могущественные и гордые, с момента окончательного разделения их мировой империи на западную и восточную половины, во всебольшей степени превращались в некий довесок к греческой, эллинской культуре, усвоенной сынами Ромула за несколько столетий перед тем. Второй. Построенный на месте древнегреческой колонии Византий на Босфоре Новый Рим, Константинополь, управлял издалека с помощью гладкозвучных посланий и указов, императорских эдиктов, продиктованных мудростью и казуистикой придворных евнухов, в то время как попавшая в беду Италия была вынуждена обороняться с помощью отступающих под гуннским натиском племен германцев. Окруженному германофобами, запутавшемуся в интригах презираемых им вельможных скопцов, полумужей (по выражению поэта Клавдиана), перетягиваемому, словно канат, между Равенной и Византием, нуждавшимися в его силе и боявшимися в то же время этой силы, Стилихону на пороге нового, V столетия, был предоставлен историей величайший шанс, выпадавший когда-либо на долю германцу. Нашествие на западноримскую Италию вооруженных полчищ варварских ратоборцев, чьи численность и боевой дух заставили бы содрогнуться даже отважного принцепса Марка Аврелия, из Дакии и Паннонии, во главе с остготским военным царем Радагайсом, в сопровождении жен и детей, пешком, верхом и на бесчисленных повозках. Одно слово римско-вандальского военного магистра (или, по-германски, гермейстера) - и эти воины с ликованием встали бы под его знамена. расселились бы. по его приказу в указанных им Стилихоном областях империи - в ее сердце, Италии или в римских западных провинциях. Из их среды Стилихон мог набрать себе телохранителей - доместиков (по-латыни), или соматофилаков (по-гречески), а говоря по-современному - лейб-гвардию, которую не одолели бы равеннские и византийские клевреты.

Однако вошедшая у римлян в пословицу германская верность Стилихона, как и других сделавших карьеру на службе вечному Риму германцев - вандалов, скиров, готов и других племен - заставляла их честно и добросовестно служить на постах и в должностях, доверенных им римлянами. Будь Стилихон действительно изменником и предателем таинства империи (?), в чем его обвиняли ненавистники, по чьим наветам доблестный вандал был вероломно убит 22 августа 408 г., он без труда бы мог привлечь на свою сторону сто тысяч (а то и больше - цифры, приводимые разными античными авторами, значительно расходятся) готов Радагайса и превратить их в собственное войско, вместо того, чтобы уничтожить их в битве (а точнее - бойне) под Фезулами (современным Фьезоле). Стилихон мог бы, не доверяя вестготам, чей царь Аларих из рода Балтов-Балтиев (по совместительству - восточноримский военный магистр, используемый втемную Константинополем для ослабления Западной Римской империи) был одним из его главных и упорнейших врагов, превратить в собственную армию вандалов - своих соплеменников по отцу, мигрировавших вдоль римского пограничного вала – лимеса-лимита - из Паннонии к берегам Рена и, вне всякого сомнения, последовавших бы призыву Стилихона покорить для него и во главе с ним Италию. Но вместо этого Флавий Стилихон предпочел действовать так же, как все римские военачальники в аналогичных ситуациях до него. Он вел с варварами переговоры, отводил им места для поселения на приграничных римских землях (на деле же - места скопления, своего рода накопители, на которые напирали извне все новые племена вооруженных мигрантов, наступавшие друг-другу буквально на пятки). Вовлеченный в вооруженные конфликты с остготами Радагайса и вестготами Алариха, Стилихон не имел ни сил, ни возможностей пресечь миграцию других германских полчищ (в том числе - вандалов) к Рену, отделявшему римскую Германию от Германии варварской.

В найденных на территории Венгрии погребениях, наряду с вандальскими скелетами были обнаружены и костяки представителей иранского кочевого народа, возможно, еще в первой полвине IV в. объединившегося с вандалами (возможно - вынужденно, в силу обстоятельств, перед лицом общей опасности). Покинувшего, вместе с вандалами, их общий ареал в западной Трансильвании и у озера Балатон, и сохранившего им верность на протяжении всего дальнего похода - до Испании и Северной Африки. К этому возглавленному Годигислом астингско-аланскому ядру мигрантов на территории южной Германии или уже в нынешнем австрийском Подунавье присоединились новые группы вандалов, пришедших с территории сегодняшних Моравии и Силезии. Великий Западный поход привел к их воссоединению с соплеменниками. Видимо, вандалы поддерживали между собой постоянную связь, где бы они ни находились - в Африке, Египте, Трансильвании или в районе Цобтена. Поэтому теперь, в начале, так сказать последней, самой величественной, главы вандальской истории, последнего, смаого величественного, этапа вандальской судьбы, немалая часть вандальских сидней, гнездюков, предпочитавших поискам приключений в далеких краях привычное существование в тени Святой горы, мигрировала из Силезии на Запад, обрастая по дороге спутниками смешанной племенной принадлежности (хотя, казалось бы, на Одере-Виадре места было предостаточно, да и земля была хорошей). С тех пор восточногерманское пространство включая Польшу, оказалась покинутым большей частью своих германских жителей, писал Людвиг Шмидт, но при этом подчеркивал, что немалая часть их там все-таки осталась, растворившись впоследствии в пришедших на освободившееся место славянских мигрантах. Что доказывается не только топонимами и гидронимами позднейшей Силезии, но и результатами археологических раскопок местных погребений.

Путь, которым шли народы-мигранты, известен вот уже много столетий. Он ведет вдоль Данубия-Истра-Дуная, активно использовался еще древнегреческими и этрусскими торговцами. Именно этим путем шли, в средневековой «Песни о Нибелунгах», обреченные на смерть (и знающие об этом! ) доблестные бургунды в царство гуннов - из Вормса на Рейне в ставку Бича Божьего Аттилы, расположенную на территории современной Венгрии. Только вандальские мигранты шли этим путем в противоположном направлении.

Галлоримский историк V. в. по имени Ренат Профутур Фригерид был первым, сообщившим на страницах своего труда о судьбе вандалов, мигрировавших по этому пути, ведшему по римским землям. Землям, на которых, впрочем, почти не осталось римских войск - всех, кого только можно, отозвал в Италию магистр милитум Стилихон, для которого был важен каждый римский меч в борьбе с Аларихом и Радагайсом в самом сердце Западной империи. Именно поэтому Стилихон поначалу попытался склонить своих вандальских соплеменников с их аланскими и квадскими попутчиками к мирным, добрососедским отношениям, предложить им поселиться в римском пограничье. Ибо знал по собственному опыту, что такие народы-мигранты не только опустошают поля, как саранча, но разоряют латифундии (имения богатых землевладельцев, т.н. магнатов), крестьянские хозяйства, села и города, грабят, режут, жгут и забирают себе все, что только может пригодиться, оставляя за собой выжженную землю, кровавый след страха и разорения. Все уговоры оказались, однако, напрасными...

И лишь на Рене, на границе Западной империи, вступив в густо населенную область германцев-франков, вооруженные вандальские мигранты впервые натолкнулись на организованное вооруженное сопротивление. Ибо на Рене Стилихон имел, в лице воинственного франкского народа, верных союзников, готовых и способных надежно защитить переправы через Рен (и, тем самым - свое собственное жизненное пространство) от непрошеных гостей. Получив отпор от франков, часть вандальских спутников - аланов, составлявших конный авангард мигрирующего народа-войска, предпочла, во главе со своим князем Гоаром, перейти на римскую службу. Момент для этого организованного дезертирства был, несомненно, подходящий. С одной стороны, западные римляне, заинтересованные в ослаблении противостоящего им единого варварского фронта любой ценой, конечно, предложили аланам перейти под римские знамена на крайне выгодных для перебежчиков условиях. С другой стороны, решение князя Гоара со товарищи «сменить ориентацию» (естественно - военно-политическую!) было, вне всякого сомненья, продиктовано силой сопротивления, оказанного франками, и более чем неясными перспективами дальнейшей борьбы с ними. Прочие же вооруженные мигранты решились положиться на силу своих копий и мечей. Франки, превосходившие пришельцев знанием театра военных действий (не зря ведь сказано, что дома даже стены помогают!), разбили незваных гостей наголову. Согласно Фригериду, труд которого до нас в первозданном вмде - увы! - не дошел (сохранились лишь ссылки на него в сочинении церковного историка Григория Турского), в кровавой битве с приренскими франками пали двадцать тысяч вандалов (включая царя Годигисла). Надо заметить, что подобных путевых сражениях оказывались разбитыми, истребленными под корень или обескровленными вплоть до невозможности продолжать существование в качестве самостоятельного этноса и другие народы-мигранты (к примеру, кимбры и тевтоны, истребленные мечом римского полководца и диктатора Гая Мария). Однако часть аланов, отказавшаяся, следуя призыву князя Гоара, перейти под римские знамена, была настолько возмущена дезертирством своих соплеменников, что решила отомстить им, во что бы то ни стало. Хотя дело вандалов было, очевидно, проиграно, эта непримиримая часть аланов, во главе со своим царем Респендиалом, с такой силой ударила на франков, что спасла вандалов от поголовного истребления и обеспечила уцелевшим возможность переправы через Рен.

На исходе 406 либо в начале 407 (а согласно одному источнику - в последний день 406) г. недорезанные франками вандальские «вооруженные мигранты» во главе с весьма ослабленным обильными кровопусканиями племенем астингов переправился в районе Могонтиака (нынешнего Майнца) через Рен. Вероятно, замерзший (по речному льду переправа, разумеется, шла несравненно легче). Различные позднейшие факты подтверждают рассказ Фригерида: по утверждению восточноримского историка VI в. Прокопия Кесарийского, руководство вооруженными мигрантами взял на себя Гундерих, сын убитого франками царя Годигисла. Переметнувшиеся же на римскую сторону аланы во главе с изменником Гоаром упоминаются пять лет спустя в составе римских войск, обороняющих район Могонтиака.

Поскольку к описываемому времени римская провинция Галлия была уже в значительной степени просвещена светом Христовой веры, многие галлоримские города уже имели своих первых епископов и даже сравнительно небольшие местечки превратились в епископские резиденции, в ведущихся при епископских кафедрах церковными историками местных хрониках сообщения о столь важном событии, как вторжения германцев в Галлию, перемежались сообщениями о событиях чисто церковной жизни. Свебы, аланы и вандалы, ускользавшие от внимания (и, соответственно, пера) грекоримских авторов, пока эти варвары кочевали на краю античной Экумены, где-то там, в далеких, полудиких или совсем диких Дакии, Паннонии, южногерманской Ретии, теперь передвигались по добротным римским дорогам Галлии, или, точнее, Галлий (ибо провинций с таким названием в Римской империи было несколько), под постоянным наблюдением многочисленных очевидцев, записывавших, укрывшись в монастырских кельях и церковных ризницах, еще дрожащими от страха пальцами, все происшедшее, так сказать, по следам событий, после ухода опасных пришельцев, несших ужас, разрушение и смерть. Этот многоголосый хор звучал как раз в то время, когда еще бедный традициями галльский клир создавал первых мучеников в лице епископов раннехристианского периода, под чьим руководством галлоримские общины медленно переходили из язычества в новую веру. Почти все эти епископы были причислены галльской церковью к лику святых. В связи с повсеместной утратой светской римской администрацией как реальной власти, так и морального авторитета, ее фнукции почти повсеместно взяли на себя церковные иерархи, вокруг которых сплачивалось в наступившую годину бедствий местное население и которые представляли в глазах надвигавшихся на Галлию германцев и аланов единственную видимую местную власть, с которой стоило считаться.

Это могло идти на благо галлоримлянам в тех случаях, если городские власти возглавлял бесстрашный и решительный духовный пастырь вроде епископа Толосы (нынешней Тулузы) Экзуперия. Взятие этого крупного, сильно укрепленного города представляло для ослабленного в ходе длительной миграции вандальского народа-войска, не имевшего осадной техники, нелегкую задачу. Экзуперий, не колеблясь, выдал пребывавшим в нерешительности под стенами города вандалам со товарищи священную утварь и другие ценные предметы из своей епископской ризницы, после чего, как собщают современники событий, причащал верующих во время Евхаристии просфорами, хранившимися не в золотой дарохранительнице, а в корзинке из ивовых прутьев, и вином не из золотого потира, а из стеклянного сосуда. Зато город был спасен от разграбления. К тому же епископ Экзуперий образцово организовал после ухода свебов, вандалов и аланов, помощь населению, лишившемуся, по вине пришлых варваров, средств к существованию и крова.

В то же время суровые пришельцы с Северо-Востока не церемонились с епископами, которыми им приходилось выслеживать и выволакивать из укрытия, как, например, святого Привата из города Андеритум Габалорум, или, сокращенно, Ад Габалос (современного Жаволя в департаменте Лозер, близ города Манда). Охваченный вполне понятным страхом перед германскими варварами, епископ Приват предпочел скрыться в пещере горы Мима, чтобы избежать встречи с незваными гостями. Тем самым он, однако, уронил свой сан, обычно пользовавшийся уважением и у воинов-нехристей. Согласно Григорию Турскому, епископ Приват был подвергнут столь сильному избиению, что умер через несколько дней. А вот его община, верная древним воинским традициям древнего галльского племени габалов, покорить которое стоило в свое время немалых трудов даже римлянам в расцвете их военного могущества, отважно и успешно отбивалась от германцев в старинной римской горной крепости Каструм Гредонензе (Грезе). И, в итоге, отбилась. А в честь святого Привата на горе Мима был впоследствии воздвигнут памятный крест.

Следует заметить, что в «Истории франков» Григория Турского (именующего мучителей епископа Привата «аллеманами», поскольку данный этноним, подобно этнониму «тевтоны», к описываемому времени стал собирательным понятием для обозначения германцев вообще) этот прискорбный эпизод изложен несколько иначе. Под пером Григория епископ Приват предстает в куда более более выгодном свете. В пещере горы около Манда «он пребывал в молитве и посте, тогда как его община заперлась в стенах крепости Грезе. Но так как он, подобно доброму пастырю, не согласился отдать овец своих волкам, его самого стали принуждать принести жертву идолам. Он проклял эту мерзость и отказался; тогда его били палками, пока не сочли, что он умер. И от этих побоев, прожив несколько дней, святой испустил дух». Не совсем ясно, как именно епископ, укрывшись в пещере, не согласился отдать волкам своих овец, оборонявшихся от этих волков, запершись в стенах крепости. Может быть, он поддерживал в их боевой дух и стойкость своими молитвами? Но что мешало ему делать это, пребывая среди них, в стенах той же крепости? Или шум осады мешал бы ему поститься и молиться? Кроме того, вызывает сомнение эпизод о принуждении святого «алеманами» принести жертву идолам. Ведь к описываемому времени большинство вандалов «со товарищи» уже были христианами. Правда, в отличие от епископа Привата и от других галлоримлян, не кафолического, а арианского вероисповедания. Возможно, с точки зрения православных, включая Григория Турского, между еретиками-арианами и язычниками не было особой разницы (иные же кафолики считали еретиков куда худшими врагами Истинного Бога, чем язычников). «Темна вода во облацех», как говорили в таких случаях наши славянские предки...

Читатель, которому - кто знает? - доведется посетить маленький старинный городишко Манд, расположенный в стороне от основных туристических маршрутов, сочтет изложенную нами выше историю примечательной, прежде всего, потому, что она свидетельствует о почти тотальном затоплении труднодоступных галльских областей германскими пришельцами, Из нее со всей очевидностью явствует, что германские грабительские шайки вторгались в самую глубь галльской территории, включая горные районы. Римские дороги, по которым вандальская «грабь-армия» двигалась сначала на запад, а затем - на юг, огибали Центральный Массив, образуя вокруг него четырехугольник. Германцам наверняка приходилось претерпевать большие трудности, передвигаясь с многочисленным обозом на колесах и награбленным добром по узким долинам через поседение, возникшее на могиле святого Флора (сегодня - Сен-Флур) и Ветулы (сегодня - Ле Пюи-ан-Веле) в направлении Амилиава (современного Мийо, знаменитого своим виадуком). А вот сотней километров восточнее, в широкой долине Родана, сегодняшней Роны, вандальские грабители даже не появлялись. Ибо тамошние галлоримские города были слишком хорошо укреплены и их гарнизоны слишком сильны. Широкое дугоообразное движение ванадльского народа-войска от Атребат (нынешнего Арраса) и Амбиана (нынешнего Амьена) через Лутетию (нынешний Париж), Аврелиан (нынешний Орлеан) и Цезородун (современный Тур) свидетельствует о хорошей постановке у вандалов «со товарищи» оперативного планирования и разведывательной службы, силами высылаемых далеко вперед аланских (скорее всего) конных передовых отрядов (или кавалерийских патрулей), в то время как германские фуражиры и провиантские команды рассылались по прилегающей местности в направлении главного удара.

Похоже, что расчеты Гундериха, в общем, оправдались. Хотя, конечно, у вандалов уходило много времени и сил на совершение рейдов в глубь вражеской территории, доходя порой до самых гор, с целью добычи провианта и охоты. Лишь на подходе к Пиренеям выяснилось, что никакое численное превосходство не способно обеспечить войску Гундериха возможность преодолеть хорошо обороняемые перевалы. О воиснтвенных басках-васконах пришельцы, вероятно, уже были наслышаны. Поэтому «вооруженные мигранты» либо вообще не пытались проникнуть в Испанию по берегу моря у Лапурда (нынешней Байонны), либо высылали с этой целью совсем небольшие разведывательные отряды, чтобы прощупать противника. Основная масса «вооруженных мигрантов» двинулась в западную Испанию не через нынешнюю Доностию-Сан-Себастьян, а через Пампелуну (современную Памплону). Туда, правда, вело не меньше пяти древних дорог, но все эти дороги имели свои недостатки. Извилистая дорога через долину реки Оиаса (нынешней Бидасоа) не поднималась на высокогорье, но была узкой и долгой; высокогорные перевалы, в том числе - Ронкеваль (будущий Ронсеваль, место гибели Роланда, Оливьера и всего арьергарда франкского воинства Карла Великого)оказались вообще непреодолимыми, а горные проходы, расположенные не так высоко над уровнем моря, тем яростнее оборонялись храбрыми васконами. Разбившие себе лбы об эти горные твердыни, полчища мигрантов, так сказать, в бессильной злобе обратились вспять, вернулись с гор в долины, и продолжили свой путь вдоль северных отрогов Пиренеев в так называемую Септиманию (область поселения римских ветеранов Седьмого - по-латыни: Септем - легиона), современный французский Руссильон, родину превосходных вин.

По дороге они миновали - и пощадили, как описывалось выше - Толосу. А вот к городам, расположенным вдоль римской приморской дороги, ведшей от Юлии Битерры (современного Безье) на юг, свебы и вандалы проявили такую же суровость, как и к городам пройденной ими Галлии. Древния Юлия Битерра еще до своего восстановления Юлием Цезарем была важнейщим торговым центром галльских народностей между Пиренеями и Внутренним морем. К моменту прихода вандалов в ней уже более ста лет существовали христианские общины. До сих пор беды позднеримского смутного времени обходили ее стороной...Тем тяжелее поразило граждан Юлии Битерры нашествие грабивших и убивавших безнаказанно банд вооруженных мигрантов. Адвокат Сабатье, написавший в 1854 г. историю города Безье и его епископов (поскольку у трудов его писавших по-латыни предшественников было слишком мало читателей), писал об этом совершенно недвусмысленно: «Отброшенные от границ Испании, чьи жители мужественно обороняли перевалы, варвары обрушились на Септиманию, совершая там безнаказанно всяческие злодеяния, и ранее сопровождавшие их кровавый путь. Безье был разрушен до основания, холмы, на которых до того возвышался римский город со своими монументами, теперь покрывали лишь груды щебня. Плодородные берега реки Орб надолго пришли в запустение. В октябре 404 г. вандалы, свебы и аланы перешли, наконец, Пиренеи».

Видимо, вследствие пережитого жители Септимании через несколько лет, когда их областью, да и всей южной Галлией, завладели новые завоеватели - вестготы -, не решились оказать им сопротивление. И потому новая оккупация обошлась без обычных в таких случаях притеснений местного населения, что не преминул подчеркнуть Сабатье в своем сочинении.

Переход вандалами и их спутниками в октябре 409 г. был облегчен наличием у восточных отрогов Пиренеев большой римской дороги, ведшей через Нарбон Мартий (современную Нарбонну) и Русцин (Русцино) в Тарракону (нынешнюю Таррагону) и долину Ибера (сегодняшнего Эбро). Кроме того, в распоряжении пришельцев имелась узкая, но надежная дорога, ведшая через восточнопиренейскую область Цеританию (современную Cердань). О том, какая из этих двух дорог была избрана странствующими германцами для проникновения в римскую Испанию, свидетельствует учиненное ими разрушение до основания живописного города Юнкарии (современного каталонского Фигераса, известного, в первую очередь, музеем Сальвадора Дали), расположенного на подступах к перевалам. Городская жизнь на месте пепелища восстановилась лишь через восемьсот лет (!) после постигшей Юнкарию катастрофы. Вандалы, аланы и свебы, возможно, павшие духом после казавшегося им бесконечным дальнего похода, и ослабленные периодическими боями, ворвались на Иберийский полуостров через широкую седловину горного хребта севернее Ла Жункеры (также отождествляемой некоторыми авторами с древней Юнкарией) - горный проход, к которому с территории Галлии дорога вела круто в гору, а южнее cедловины – шла постепенно под уклон. Сегодня по ней проходит скоростное автошоссе Нарбонна-Валенсия.

Великий Западный поход - самый продолжительный из всех, проделанных когда-либо каким-либо из германских народов, приблизился наконец к своей цели. Невольно задаешься вопросом: а почему вандалы со своими союзниками и спутниками не остались в Галлии? В той самой Галлии, в которой им нашлось бы достаточно места (в противном случае там всего три года спустя не смог бы разместиться многочисленный народ вестготов)? Впрочем, галлоримляне, конечно же, прекрасно понимали разницу между оказанием гостеприимства полуголодному, явившемуся из далекой Паннонии, отупевшему от лишений скопищу германо-сарматских разбойников и оказанием гостеприимства прибывшим, во главе с получившим римское образование, прошедшим римскую военную школу царем, из расположенной сравнительно недалеко Италии вестготам, гарантировавшим местному населению, в отличие от вандальской «грабь-армии»! - надежную защиту и поддержание порядка. И потому, смирившись с приходом вестготов, видимо постарались сделать пребывание вандалов «со товарищи» в своем благословенном крае как можно менее уютным (хотя это и не отражено в хрониках, описывающих лишь бедствия, связанные с приходом вандалов).

Именно своим поведением в 406-409 гг. вандалы, вероятно, заложили основу для великого ужаса, вызываемого с тех пор их появлением повсюду. До того они были известны лишь отдельным хронистам. Теперь же их имя было на устах жителей всех галлоримских городов. Хотя Григорий Турский, описывавший события вандальского дальнего похода сотню лет спустя, порою называет свебов аллеманами, но четко выделяет из всех варваров вандалов (хотя и путает порою имена их царей). Скорбная весть о великом опустошении вандалами римской Галлии донеслась даже до Британии, где еще размещались вполне боеспособные римские ауксилии и даже легионы. Они провозгласили императором военачальника, носившего типично императорское имя Константин. И этот свежеиспеченный август-узурпатор Константин III, хорошо осведомленный о скуке, снедавшей его воинов в условиях неприветливого (особенно с точки зрения воинов-южан) британского климата, с достойной уважения стремительностью переправился через канал, высадился близ Бононии (современной Булони) и открыл охоту на германцев и аланов, грабивших западную Галлию.

Предметы вандальского вооружения

Возможно, весть о приближении самого римского императора (законного или же незаконного - неважно), чей экспедиционный корпус быстро обрастал римскими войсками, еще остававшимися в Галлии, послужила главной причиной того, что вандалы, после незначительных стычек с воинами Константина, ушли из Галлии в Испанию. Или же сильная распространенность в галльских землях христианства в его римской, православной (кафолической), чуждой вандалам и свебам, форме, побудила царя Гундериха и его князей-спутников не останавливаться на полпути, чтобы,так сказать, дойти до последнего моря?

Как бы то ни было, Галлия облегченно вздохнула, не веря поначалу собственному счастью, после ужасов Безье. после мученической гибели столь благочестивых мужей как праведный епископ Приват, или другой епископ - Венут, павший жертвой пришельцев с севера, уже перед самым их уходом в Испанию...Иных же злодеяний, хоть и отпечатавшихся в памяти благочестивого и богобоязненного потомства, вандалы, думается нам, не совершили. Не убивали они, скажем, Дезилерия, епископа города Цивитас Лингорум (Лангра), или Антидия, епископа Весонтия-Безансона. Оба галлоримских города лежали в таком отдалении от пути, которым шли вандалы со товарищи, что вряд ли даже их отдельные отряды, провиантские команды или даже разъезды, отдалившиеся максимально от главных вандальских сил, могли до этих городов добраться...

Но все это уже не могло помочь вандалам. В сотнях монастырских хроник и житий святых на все лады склонялось теперь слова вандалы. Оно стало известно всему цивилизованному миру. И все, что творили в Галлии впоследствии бургунды, аллеманы, франки, готы или даже гунны, смешивалось в памяти потомства с великим бедствием, что принесло на избалованные долгим римским миром (кратковременные попытки местных сепаратистов отделиться от империи и крестьянские восстания «багаудов» - не в счет) галльские земли вторжение мигрирующих вандалов со товарищи в 406-409 гг. Несправедливая судьба, как видно, предназначила вандалам считаться главнейшими, после римлян, виновниками гибели большинства христианских мучеников. Но, в отличие от римлян, не утративших, вследствие этого возводимого на них обвинения, свой высокий исторический ранг и величие своих свершений, вандалы, странным образом, продолжали (и доныне продолжают) жить исключительно в свидетельствах своих противников, от готоалана Иордана до Прокопия, секретаря восточноримского стратига Велизария, от блаженного Иеронима, знакомого с вызванными их нашествием бедствиями лишь по слухам, до галльских клириков - потрясенных очевидцев, или, как говорили в прошлом - самовидцев ужасов, творившихся при взятии вандалами Дурокортера-Реймса, Торнака-Турнэ, Атребат-Арраса, Амьена-Амбиана и многих других городов. Даже один из последних поэтов-язычников издыхающего Рима, дважды проконсул Руф Фест Авиен, отпрыск древнего этрусского рода из Вольсиний, удостоил злодеяния вандалов (обвинять которых во всех и всяческих грехах стало своего рода общим местом, если не хорошим тоном) упоминания в своем географически-историческом стихотворном учебном трактате «Ора Маритима» («Описание морского побережья»). Так вандалы начали свой путь в бессмертие - но также в черную легенду, обеспечившую им прочное место на темной, или, если угодно, теневой стороне всемирной истории...