Крестьянская родословная села Дубровка и Акулова в воспоминаниях. Часть 17
Крестьянская родословная села Дубровка и Акулова в воспоминаниях Кардаевой Натальи Васильевны
Глава 1
Я родилась в феврале 1955 года. Как мне рассказывали, что мою маму, беременную, из Дубровки везли зимой на санях в тулупе, и по дороге в Тырново она меня родила. Но в паспорте записано, что я родилась в Инякине. Может, мама родила меня по дороге в Инякино, а потом, завернув в тулуп, на телеге повезла в больницу. Точно, как все произошло, я не знаю.
Фото из семейного альбома Кардаевой Н.В. Тимакина Зинаида Ивановна.
Моя мама, Тимакина Зинаида Ивановна, вышла замуж за Соколова Василия Федоровича из Тырнова. Для него это уже был второй брак. Одно время родители жили в Инякине, потом в Сельце-Сергиевке, где они работали в артели. В Тырнове по отцу было много родственников. Там жили его сестры и братья. Многие из них до сих пор там живут. Его сестра, Надежда, работала в «Чайной». Часто меня маленькую, одну, завернув в тулуп, сажали на телегу с лошадью, и я ехала в Тырново к родственникам папы. В Тырново ходил обоз за хлебом или еще за чем-либо. Меня подсунут в этот обоз, и я еду. Тырново считалось побольше нашего села. Там было много магазинов, а у нас только один. А в основном, ездили в Шилово, возвращались из Шилова на автобусе, который довозил до Акулова, а оттуда приходилось идти пешком в Дубровку. До 7 лет я жила в Дубровке. Мы переехали в Астрахань, когда я уже пошла в первый класс. В Астрахани жила тетя папы, и мы, приехав туда, сначала снимали квартиру, и так постепенно там укоренились.
В Дубровку мы приезжали только летом и жили у дедушки Вани. В колхозе дед Иван был бригадиром, был связан с коровами и молоком. А бабушка Мария была пчеловодом и работала в пчельнике в барском саду. Барский сад был обложен кирпичом. Кирпич, из которого состояло ограждение, весь попадал, и валялся обломками рядом. В барском саду находилось много ульев с пчелами. Когда мы с сестрой приходили туда, то очень боялись этих пчел. Недалеко стоял небольшой домик, как обычно у пчеловодов, в котором хранился инвентарь. В пчельнике работала моя бабушка и еще одна женщина.
Брат моего дедушки, дядя Саня, жил на задах нашего огорода. Мы ходили мыться к нему в баню. Про родителей дедушки и про других его родственников я ничего не знаю, мне не рассказывали.
( Тимакины жили не только в Дубровке, но и в Сергиевке.
Архип Антонов Тимакин и его брат Абрам Антонов Тимакин были переведены из Дубровок в Сергиевку в 1827 году. У Абрама и его жены Катерины сын Евстрат/ ГАРО. Фонд 129-32.
Архип и Антон, дети Антона Михайлова, крестьянина князя Оболенского.
Антон Михайлов, сын Михаила Тимофеева/ РГАДА. 2 перепись.
В 10 ревизской сказке от 1 февраля 1858 года в деревне Сергиевке проживали:
Логин Елистратов Тимакин, 42 лет,
его мать Федосья Осипова, 65 лет,
его жена Прасковья Михеева.
Брат Логина, Зиновий Елистратов Тимакин, 37 лет,
его жена Анна Ионова 38 лет.
второй брат Логина, Евдоким Елистратов Тимакин, 28 лет,
его жена Елена Иванова. /ГАРО. Фонд Ф129-54-45
(В 1888 году в Сергиевке проживали с семьями: Евдоким Нистратов Тимакин, Логин Евстратов Тимакин, Петр Зиновьев Тимакин, Леонтий Зиновьев Тимакин, Михаил Зиновьев Тимакин, Василий Зиновьев Тимакин /ГАРО. Фонд 709)
Десятая ревизская сказка начинается с доверенности княгини Голицыной Аделаиды Павловны, урожденной графини Строгоновой, своему управляющему имением в Дубровках - Егору Васильевичу Перльману, гражданину Г. Гольдинена (Голденгенска) в составлении им ревизской сказки на помещичьих крестьян Касимовского уезда села Дубровок, Верхнего Наследничьего, Нижнего Наследничьего, д. Сергиевки (Елизаветинки), Полтавы, Акулова, Павловки.
Фото. Доверенность Голицыной А.П. Перльману Е.В./ГАРО. Фонд Ф129-54-45
В метрических книгах села Дубровки до 1882 года фамилии крестьян не указывались - только имя и отчество. В 9 ревизской сказке от 1850 года все крестьяне села Дубровки и окрестных деревень имели фамилии.
Сын Аделаиды Павловны Голицыной - Павел Васильевич к этому времени уже был женат вторым браком. Его супруга, Екатерина Никитична Трубецкая, племянница двух декабристов П.П. и С.П. Трубецких. Трубецкой участвовал в написании устава "Союза благоденствия", в котором использовали текст немецкого тайного общества "Тугендбунд". Устав "настаивал на освободительных мерах относительно крестьян и требовал, чтобы каждый вступающей в союз обязался в течение того же хозяйственного года освободить своих крестьян и превратить находящуюся в пользования крестьян землю, обремененную барщиной, в свободную собственность, которая могла бы дать им достаточное пропитание. В русском уставе помещикам рекомендовалось только человечное отношение к крестьянам, забота об их просвещении и, в случае возможности, борьба со злоупотреблениями крепостного права."/ Электронный сайт Википедия).
Фото портрета княгини Аделаиды Павловны Голицыной (1799-1882), ур.Строгоновой. Художник Петр Федорович Соколов. 1821 год.
(В 1859 году в селе Дубровки Касимовского уезда Рязанской губернии 1724 д.м.п.крестьян, 364 двора, 5024 десятин земли. Владельцы - Василий Сергеевич Голицын (1794-1836), Аглаида Павловна Голицына и их сын Владимир Васильевич Голицын (1830-1886)/ Тормышов В.С. " Земельные владения рода Голицыных".2007 год).
Глава 2
Помню пожар, то ли в 1965 году, то ли в 1967. Горела силосная башня. Перед этим туда завезли негашеную известь, вот она и загорелась. Я в то время была дома, когда услышала с улицы крики: «Пожар». Я выбежала из дома и побежала в коровник. Там уже взрослые и дети, такие, как я, выводили коров на улицу. Я стала им помогать. Все понимали, что если горящая силосная башня упадет на коровник, будет беда. Сверху коровник был покрыт шифером, который быстро горит и разлетается во все стороны. Опасность грозила всему селу. Наши бабушки побежали собирать сундуки и чемоданы, чтобы выбежать, в случае, если загорится их дом.
Так как силосная башня была очень высокая, дедушка Ваня увидел пожар издалека. В это время, будучи бригадиром, он находился на лугах, а это очень далеко, там, где обрыв высокий, туда вниз и туда дальше, там были луга, где доярки коров доили с помощью доильных аппаратов. И вот дедушка бежал с лугов к месту пожара. Там уже все село было, все помогали, воду ведрами носили. Дед Иван Тимакин и Алексей Данкин залезли на крышу и пытались палкой столкнуть горящую силосную башню в другую сторону от коровника. В это время по Оке плыла баржа. Баржу остановили и с нее протянули шланги с водой. Таким образом, потушили пожар. Если бы не баржа, трудно сказать, что бы было. Раньше лошадь с бочкой воды ездила. Называлась «Пожарная». А толку от нее никакого. Пожарка была в конце парка, там же, где и кузница.
Вскоре после этого случая Данкин Алексей умер. Он такой веселый был всегда, шутник, и все любили его. Как-то он пошел купаться в Оке и кричит: « Девки, я тону». И исчезает под водой. А девчонки на берегу смеются, думают, что он шутит. А он опять выныривает из воды и кричит: « Чего же вы меня не спасаете?», и опять раз под воду. И больше не вынырнул. Когда его хоронили, я в гробу его за ноги держала, чтобы не снился.
У дедушки было высокое давление и что-то с ногами. Ему ампутировали ногу в больнице, и вскоре после этого он умер.
Фото из семейного альбома Кардаевой Н.В. Иван Яковлевич Тимакин и Мария Павловна с внуками: Игорем и Олегом и внучкой Натальей. Дубровка.
Фото. Мария Павловна, Иван Яковлевич, Евфимия Ивановна, внуки Игорь и Олег, внучки Наталья и Антонина.
Фото из семейного альбома Кардаевой Н.В. Иван Яковлевич Тимакин, Евфимия Ивановна, внучка Наталья с мужем. Дубровка.
Фото из семейного альбома Кардаевой Н.В. Иван Яковлевич Тимакин и внучки: Наталья и Антонина. Дубровка.
Бабушка Маня прожила до 92 лет и умерла от старости. Моя мама Зина последние пять лет жила с ней. Когда мама похоронила бабушку Маню, приехали мы из Астрахани и продали дом. Два года назад мы ездили в Дубровку. Прошлись мимо нашего дома и обратили внимание на то, что новые жильцы весь дом перестроили. Только амбар остался прежний. Когда мы еще жили в этом доме, я заходила в амбар и рассматривала надписи на потолке. Там были написаны имена коней. Я запомнила только «Конь Врангель», " Конь Мальчик", имена других коней я забыла. Под этими именами хомуты, седла висели. Вероятно, после революции где-то рядом конюшня была. Да и сам дом-то « сто лет в обед».
Фото. Бывший дом Тимакина Ивана Яковлевича. Дубровка. Дом с зеленой крышей.
Бабушка Фима умерла в 95 лет. Она окончила 3 класса в церковно-приходской школе. В детстве мы расспрашивали бабушку Фиму о том, как она училась. Прабабушка рассказывала нам, как приезжали дочки Голицыны, приходили в школу и проверяли, как дети учатся, что-нибудь привозили для учениц и оказывали благотворительную помощь школе.
Когда Евфимия Ивановна вышла замуж за Павла Васильевича Першукова, они поехали в местечко Байрам-Али в Средней Азии. Многие из Дубровок тогда ехали в Астрахань, так как в Астрахани много нашего народа жило. В Байрам-Али прабабушка Фима родила тройню. Из тройни в живых осталась только Мария, двое других детей умерли через полгода. В Дубровки они вернулись с одной Маней.
В 30-е годы Павла Васильевича и Евфимию Ивановну раскулачили за то, что у них была зернокосилка, может быть, сенокосилка, но мне запомнилось слово «зернокосилка». Зернокосилку конфисковали. Павел Васильевич умер от воспаления легких в 1938 году.
Мне было шесть лет, когда я с другими ребятишками ходила смотреть саблю. Это было в 1961 году. Один мужчина собирал детей села и водил к себе домой. Этот человек, фамилию его я не знаю, вернулся после войны инвалидом, у него не было пол ноги, и была приклеена деревяшка. За клубом шел парк, где росли столетние дубы, травища с рост человека, после парка первый дом, напротив школы, там сейчас особняк построили, и он жил рядом с этим особняком.
Фото. Особняк в Голицынском парке.
У этого человека дома была длинная сабля. После революции нашли склеп, в который, не он один, а целая ватага мальчишек лазила. Сейчас там одни ямы остались. Из клуба через весь парк шел подземный ход до склепа. Там стояла церквушка, и там этот человек мальчишкой нашел в склепе саблю, которую и показывал нам.
Напротив нас, от дома, где мы жили, через дорогу жил поп. У них был тоже такой же большой кирпичный дом, типа нашего, и вот, когда поп с попадьей умерли от старости, их дом продали. Новые владельцы дома его стали ломать и в печке нашли кувшин с золотом и драгоценностями, видимо, поп туда запрятал. Это было в 60-е годы. Эту историю мне бабушка рассказывала. Потом я это уже слышала от других людей.
У нас была корова. Я помню, как бабушка на дойку коровы ходила. Это было конец пятидесятых - начало шестидесятых.
2019 год.
Крестьянская родословная села Дубровка в воспоминаниях Гонтарь Веры Анатольевны
Бабушку мою звали Вера Николаевна Дадонкина (дев.Панина). Замужем была за Дадонкиным Петром Никитичем. Имела трех дочерей: Таиса Петровна Лесик 1934 г.р., Валентина Петровна Лунина 1936 г.р., Тамара Петровна Гонтарь 1940 г.р.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Дубровка. Стоят слева направо: Вера Николаевна Дадонкина (Панина), ее сестра Анна Николаевна Мезина (Панина), Мария Филипповна Попова (Лукашина), сестра Луниной Клавдии Филипповны, Лунина Валентина Петровна (Дадонкина). Сидят Таисия Петровна Лесик (Дадонкина), Лунин Владимир Иванович, Тамара Петровна Гонтарь (Дадонкина).
( В доме Дадонкиных проживали две семьи: в одной половине семья Петра Никитовича, а в другой половине семья его брата - Евгения Никитовича. Сам Никита Петрович Дадонкин (1864), сын Петра Игнатьевича Дадонкина, проживал отдельно со своей второй супругой, Дарьей Федоровной Корнешовой (1878). Его первая супруга, Мария Ильинична Данькина (1870), дочь Ильи Григорьевича Данькина от первого брака, приходилась сестрой Никите Ильичу Данькину/ ГАРО.Фонд 627, опись 245, дело 272).
(Додонкин Алексей Евгеньевич, Мл. сержант, 1919 г.р., Рязанская обл., Шировский р-н, дер. Дубровка , Место службы: 156 сд. Пропал без вести 30.10.1941 Крымская АССР, п-ов Крымский.
Додонкин Александр Евгеньевич, сержант, 1919 г.р., Рязанская обл., Шиловский р-н, с. Дубровка. Пропал без вести __.09.1941.
Додонкин Петр Никитович, 1907 г. р., Рязанская обл., Шиловский р-н, с. Дубровка. Пропал без вести __.01.1942./ Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru.
Петр Игнатьев - внук Евдокима Киреева Дадонкина/ ГАРО. Фонд 129).
К сожалению, я бабушку свою не знала, она умерла в феврале 1965 года, а я родилась на пять лет позже. Я знала только, что дед ушел на войну, а бабушка осталась с тремя детьми. Пришлось очень тяжело. На деда пришла повестка, что он пропал без вести, и до сих пор о нем ничего неизвестно. Бабушке и детям не платились пособия, так как человек пропал без вести. Она очень горевала. До последнего ждали его с войны, верили, что он вернется. Дети залазили на крышу дома и смотрели, не идет ли кто со стороны Тырнова, так как катер раньше ходил только до Тырнова. Они знали, что катер приходит в 10.00 и к этому времени забирались на трубу и все послевоенное лето ждали его. Бабушка от слез заболела тяжелой болезнью. Она умерла, когда ей было 52 года.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Стоят: Лунина Валентина Петровна, Лунин Владимир Иванович, Дадонкина Тамара Петровна. Сидят: Дадонкина Вера Николаевна и ее двоюродная сестра Елизавета Уварова. Дубровка.
Фото. Похороны Веры Николаевны Дадонкиной (Паниной). Возле гроба в светлом пальто - Таисия Дадонкина, дочь Веры, рядом с ней слева - Мария Ивановна Панина (Уварова), мать Веры, рядом слева в белом платке - Александра Николаевна Марсова (Панина), сестра Веры, рядом слева - Мезина Анна Николаевна (Панина), сестра Веры, за Марией Ивановной стоит Владимир Николаевич Панин, брат Веры, возле него в светлой шапке - Пчелинцев дядя Володя, за тетей Таей - Юрий Петрович Панин, племянник Веры, за Таей выглядывает Пчелинцева баба Поля, рядом с тетей Таей возле гроба стоит Надежда и ее брат Николай Лунины, за ними стоит их мать, Валентина Петровна Лунина (Дадонкина), дочь Веры, рядом с ней, Тамара Петровна Гонтарь (Дадонкина), дочь Веры, за ними стоит Владимир Иванович Лунин, рядом Петр Николаевич Панин, брат Веры, рядом с Тамарой - Уварова тетя Лиза, а за ней Екатерина Уварова. Екатерина и Лиза - двоюродные сестры Веры.
Моя мама, Тамара Петровна, окончила 10 классов и уехала к старшей сестре Таисии в г.Червоноград Львовской области.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Таисия Петровна Дадонкина. 1950 год.
Там мама работала секретарем машинописи в воинской части и там же познакомилась с нашим папой. Бабушка Вера тоже туда поехала, чтобы познакомиться с зятем. Мама с папой поженились. Родился мой старший брат Гонтарь Сергей в 1966 году. Они жили в Червонограде. Вскоре умирает бабушка, и мама уезжает насовсем в Дубровку и остается жить в этом доме. Следом за ней в Дубровку приехал отец.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Гонтарь Анатолий Петрович и Гонтарь (Дадонкина) Тамара Петровна. 1965 год.
Родилась я в 1970 году, и в 1976 году у нас появилась младшая сестра Виталия Гонтарь. Мама с папой всю жизнь проработали в совхозе. Мама работала дояркой. Заболела в 52 года тяжелой болезнью - полиартритом. Кости все деформировались. Мама ходила еле - еле, а потом и , вообще, перестала ходить. Все тяготы по дому легли на плечи отца. Мама умерла в 2003 году от онкологии.
Крестьянская родословная села Дубровка и Акулова в воспоминаниях Луниной Надежды Владимировны
Глава 1
Я дочка Валентины Петровны Дадонкиной и Владимира Ивановича Лунина. Внучка Ивана Андреевича Лунина и Клавдии Филипповны.
В детстве мы с бабушкой Клавдией все время на печке проводили. С нами еще двоюродный брат Андрей от Василия Лунина был. До школы он был очень болезненный. И вот его из Шилова привезут в Дубровку, и он со мной на печке жил. Нас, Луниных, в Дубровке Назархиными звали. Говорили, что мы от Назарихи. У бабушки Клавы порок сердца был. И в Дубровке бабки старые между собой говорили: « Ой, Клавдюха Назархина на работу в колхозе не ходила, она была справкой заручена».
Бабушка нам очень интересно о себе рассказывала. У князя Голицына имение было на Кавказе в Прохладном. И он брал с собой мою прабабушку, Любовь Михайловну Лукашину, с ее дочкой Клавой, будущей моей бабушкой, может, в качестве прислуги, или прадедушка мой, Филипп Максимович Лукашин, у него работал кем-то. Мне кажется, что он Клаву туда на лечение возил, так как у нее был врожденный порок сердца. Бабушка была еще ребенком, и вот Голицын брал с собой их отдыхать. Очень был благосклонен к Клаве, и бабушка рассказывала, что в какой-то момент, когда ей было лет 8, она только окончила второй класс, он подарил ей браслет золотой с маленькими бриллиантами. И бабушка рассказывала, как ей там интересно было в Прохладном. И потом, когда наступили трудные тяжелые времена, они были вынуждены обменять браслет на деньги. Она всю жизнь сожалела, что они браслет продали и купили на эти деньги коров. Она еще рассказывала, что там на площади в Прохладном она видела русалку с хвостом. Ну, я, пока была ребенком, сначала думала, что, на самом деле, она там видела русалку. А когда я стала постарше, я поняла, что мне бабушка сказку рассказала. А сейчас я думаю, что, видно, их князь водил на какое-то представление на площади. Или цирк - шапито. А, может, она скульптуру русалки видела.
У прабабушки Любы были хорошие отношения с Голицыными. И потом, когда у них их кирпичный дом отобрали, и Филипп Максимович скрывался от советской власти, он уже самостоятельно с семьей ездил туда в Прохладный, так как они уже были там вместе с Голицыным, то решили снова туда поехать. А дом прадедушки возле школы отдали учителям, там жила учительница Мария Васильевна Шушкина.
Голицын ведь, вообще, много что сделал для деревни. Он старался, чтобы в Дубровке все были образованными, он настаивал, чтобы все крестьянские дети учились в школе, оплачивал учебу крестьянских детей в Касимовском педучилище. Тех, кто хотел дальше учиться на учителей в Касимовском педучилище, Голицын брал на свое содержание. Он помогал им учиться там. Может, до революции училище как-то по-другому называлось. Я не знаю. До войны - то оно точно было, и он брал на свое попечение обучение детей. Об этом я узнала в Шиловском музее. Там есть грамота из Касимова Кубынину, который учился на учителя, и ему помогал учиться Голицын. И дочь Кубынина, Ксения Петровна, тоже была учительницей. И она в последние годы на пенсии работала в Дубровке, до этого она еще где-то жила и работала учительницей. Я -то уже у нее не училась. Скорее всего, она учила Сережу и Верочку Гонтарей. Меня учила Елена Ивановна Сизова. А когда Елена Ивановна уехала в Воронеж, приехала Кубынина. А вот ее отец Кубынин учился в Касимове, значит Касимовское педучилище уже было. И большая почетная грамота ему была вручена в Касимовском педучилище за хорошую учебу. Эта грамота находится в Шиловском музее. И даже книга Голицына там имеется или про Голицына.
Вообще-то, в Шиловском музее не очень много информации о Голицыных. На стенде практически ничего нет. Две похвальные грамоты Кубынину и какие-то брошюры, но гид рассказывала, что Голицын особое внимание уделял обучению, и кто хорошо учился, того отправлял в Касимов и содержал их. Еще она говорила, что дубровские были самыми грамотными и, что все учителя в школах района были выходцами из Дубровки. Официально в районной газете писалось, что копатели находят старинные вещи, и музей их выкупает. Речь шла не то о сабле или кинжале, но в газете детально все не описывалось. На стенде в Шиловском музее их не было. Вероятно, они в запаснике. В то время директором Шиловского музея был Гаврилов. Я, было, поинтересовалась, кто музею предоставил находки. Гаврилов на эту тему не очень был расположен говорить и ответил, что это сохраняется в тайне. В музее я была лет 15 тому назад. А ездила я в музей по-другому поводу. Разбирая после смерти мамы сундук, я наткнулась на медаль русско-турецкой войны 1853-1856 г.г. Никогда в нашей семье про эту медаль никаких разговоров не было. Я обратилась к Гаврилову по поводу медали. Он немного рассказал мне про войну и награды.
Мне даже обидно, что в музее очень мало информации про Голицыных, все-таки они очень много сделали. Ведь у нас же был очень красивый парк в Дубровке. Сейчас ведь ничего же не сохранилось. Они же отовсюду привозили много растений и старались в парке разводить их в нашей зоне. Я безумно любила барский сад и парк. Я ходила одна, ходила часами по этому барскому саду и парку. Конечно, от того парка, какой я еще захватила, ничего не осталось. Такой шикарный парк был, каких кустов там только не было. Какие-то кусты интересные я помню.
Бабушка рассказывала, что богадельню построил князь Голицын для одиноких стариков, у которых дети на войне погибли или от болезни умерли, и он брал их на свое попечение.
( С 1810-х г.г. некоторые помещики стали заводить фермы с тирольскими и английскими породами скота. Успехов в этом деле достигли помещики Голицыны./Электронный сайт Проза.ру "История земли Шиловской" Александр Гаврилов)
Кроме этого Голицын занимался развитием сельского хозяйства. У него была награда от Советского правительства, не знаю, от Калинина, или еше от кого-то там. У него была советская награда за развитие сельского хозяйства. Или даже он орден получил какой-то. Да, у князя в советское время! Может, это был племянник Голицына.
(Биография племянника Голицына Петра Павловича, владельца имения в Дубровках.
Голицын Сергей Павлович (1898-1938), артист
(По воспоминаниям матери, княгини Александры Николаевны Голицыной, и материалам следственного дела).
1898, 24 декабря. – Родился в имении Марьино (село Усадьбище Марьинской волости Новгородского уезда Новгородской губернии) в многодетной (7 детей) княжеской семье. Отец – князь Павел Павлович Голицын, губернский предводитель дворянства. Мать – княгиня Александра Николаевна Голицына (урожденная княгиня Мещерская).
1907– Поступление в Новгородское реальное училище.
1911- Поступление в Кадетский корпус.
1914– Смерть отца.
1916– Поступление в Царскосельский лицей.
1917– Первый брак. Жена – Таисия Станиславовна Корницкая (1893–1929).
1917– Арест на непродолжительное время.
1918- Неудавшаяся попытка нелегального перехода в Финляндию вместе с матерью, братом и сестрами. Арест на границе, тюрьма в Озерках под Петроградом. Приговор – заключение до окончания войны.
1920 – Освобождение.
1920-е. – Работа переводчиком в разных компаниях: Американской компании Нансена, Шведской Миссии, Американской организации квакеров, которые принимали участие в борьбе с голодом в Поволжье.
- – Развод с Т.С. Корницкой, второй брак с Неонилой Ивановной Иващук.
1922, ноябрь. – Отъезд матери с младшим братом Николаем за границу.
- – Арест в Воронеже в связи с убийством Войкова как имеющего связь с заграницей. Освобождение через два месяца.
Фото из открытых источников. Голицын Сергей Павлович. 1927– Сотрудничество с кинематографом в качестве актера немого кино.
1930- Зачисление в штат Одесской кинофабрики.
1937 – Переезд в г. Николаев, работа в драматическом театре под псевдонимом «Галич».
1937, 2 сентября. – Арест по лживому доносу (скорее всего, месть третьей жены – актрисы кино Милли Христиановны Таут-Карсо, с которой он только что расстался). Обвинение по ст. 58-6 УК РСФСР (шпионаж в пользу английской, польской, турецкой и итальянской разведок). Следователь Лебедев. Несогласие с обвинением.
1937, 23 ноября. – После двухмесячной «обработки» согласие с предъявленными обвинениями в шпионской деятельности.
1938, 4 января. – Осуждение к расстрелу решением Наркома Внутренних дел СССР Ежова и Прокурора СССР Вышинского.
1938, 20 января. – Приведение приговора к исполнению. Сведений о месте захоронения нет.
1990, 11 января. – Реабилитация Сергея Павловича Голицына военной прокуратурой Одесского военного округа.
Бабушка Клавдия Филипповна рассказывала, что еще до революции в Дубровке был похоронен князь Голицын. И крестьяне видели, как ему в гроб кинжал золотой положили и золотые деньги. А потом, уже в советское время, люди туда лазили, раскапывали могилу, несколько раз потрошили ее, хотели монеты у него найти, но не нашли и все равно продолжали там копать и копать. И не боялись греха.
В советское время в Дубровке практически ничего не строили, а пользовались только тем, что было построено при Голицыне. Люди не задумывались над этим потому, что все время работали с утра до ночи.
Я помню, когда в доме Луниных собирались за столом мои бабушка, дедушка, отец, иногда дядя Саша, то постоянно вспоминали Голицына, они его просто боготворили. Он для них был, как отец родной. Про Голицына говорили с придыханием, но всегда потихоньку. Люди в советское время боялись открыто говорить. Поэтому вспоминать, вспоминали, но потихоньку, шепотом. И хотя дедушка мой коммунистом был, все равно очень любил Голицына и отзывался о нем тепло и хорошо. Мой дед в партию вступил, потому что жизненная необходимость была - в партию вступать. Мне кажется, он на войне вступил. Ездил на все партийные собрания и совещания, а сам очень часто с теплотой вспоминал Голицына.
Глава 2
Родители и бабушки рассказывали мне, как они жили во время войны. Мама рассказывала, что у них одни валенки были на троих, они ходили в школу по очереди. Выживали только тем, что бабушка Вера пускала на постой учителей. У нас учительница жила, Милешина Ольга Ивановна. У нас в доме была одна комната, и учительница жила в одной комнате вместе с моей бабушкой и ее тремя дочерями. Кто на сундуке спал, кто на печке, а учительнице сдавали кровать. Когда я переехала в Авдотьинку и стала посещать Желудевскую школу, она была как раз директором этой школы. Во время войны люди бежали с запада к востоку мимо Дубровки, эвакуация шла по тракту через Полтавку. И баба Вера беженцев пускала на ночлег. Люди чем-то ей платили. Жить как-то надо было, умудрялись по - всякому.
У бабушки Веры Дадонкиной была корова. А траву, чтобы кормить корову, нельзя было брать. Было такое указание, что пока сено для государственных коров не заготовят, для своих коров не разрешалось ни одной травинки сорвать. Чем-то люди кормили своих коров, непонятно чем. Но люди держали коров. Два луга где-то там было. И вот моя мама рассказывала, как они, дети, Таисия и Валентина, ночью ползком с мешками до луга ползли, там траву щипали, и потом ползком с мешком обратно, чтобы корову накормить. И так все делали. Или картошку соберут, сдадут государству, какая-то часть картошки все равно оставалась в земле, наступала глубокая осень, морозы начинались, и все равно картошку нельзя было брать. И мамка рассказывала, что они весной шли собирать эту картошку, всю промерзшую, всю проклекшую, всю зеленую. И смешивали эту мерзлую картошку с трухой, остававшейся от просеивания травы для коровы, и делали чиликушки, которые ели.
Фото. Картофельное поле возле дороги на Оку.
Бабушка Вера держала свиней. Всю свиную кожу нужно было обязательно сдавать государству. А без шкуры сало не посолишь. И вот мою маму с этим поросенком сажали в печку, потому что Таисия была уже большая, а Тамара еще маленькая, а мамка туда пролазила. В печку соломку клали и закрывали заслонкой, и мама там палила этого поросенка. Кто в подполе палил. Главное, чтобы не было запаха, что палят поросенка, чтобы не воняло. Иначе придут и заставят снять шкурку, и сдать государству.
А бабушка Клава Лунина рассказывала, что она во время войны блины пекла, потому что у них была мука. А у Луниных в доме были двойные двери: со стороны улицы была железная толстая дверь и была внутренняя деревянная, и был широкий порог. И бабушка, чтобы у соседей не пахло ее блинами, ставила в этот простенок керогаз, пекла там блины, по одному ребенку туда заводила, чтобы они там ели. Раньше все боялись лишних запахов и лишних движений. Дедушка в то время на войне был, а бабушка Клава жила одна с детьми.
Мой папа во время войны пас коров. И вот подоят коров, часа полтора проходит, отец мой подойдет к коровам и чуть-чуть их опять отдоит. Для того, чтобы выжить, чтобы молочка попить, пока никто не видит, а за это дело могли в тюрьму посадить.
В те годы за три зернышка сажали. Тогда была такая политика, во всех видели врагов.
Мама мне показывала место, где прятался дезертир во время войны. Моя мама очень часто любила под горкой ходить к своей бабушке, Марии Ивановне Паниной (Уваровой), в Акулово. Местность между Дубровкой и Акуловым холмистая, там есть склон. И чтобы от Старого села не идти по центральной улице, вдоль реки Средник под горкой у нас тоже была дорога.
(До 1820 года крестьяне, жившие вдоль реки, принадлежали семье Бестужевых. Старое Село принадлежало Наталье Алексеевне Бестужевой-Рюминой, в замужестве Карповой. А Степакино принадлежало ее сестре, Елизавете Алексеевне. Крестьяне, чьи дома располагались по центральной улице, принадлежали Голицыным).
Меня мама с собой брала, и мы как-то шли с ней со Старого села под горкой мимо парка, через Степакино и по холмистой местности до Акулова, нигде не выходя на центральную улицу к домам. А для того, чтобы выйти к домам, нужно было подниматься в горку. Парк на возвышенности, а пойма и луга внизу были, в низине находились. От Средника к Оке все низина идет. И между холмами идут расщелинки, может, вода стекает с них. Они меньше оврага, поэтому расщелинками называются. Мы прошли кладбище и дома за ним. И не доходя до Акулова, мама сказала: «Вот здесь дезертир скрывался. И его нашли и расстреляли. И того человека, который его застрелил, за то, что он как бы самосуд сделал, потом к ответственности привлекали».
Я не знаю, пролетали ли немецкие самолеты над Дубровкой во время войны, но над Шиловым они точно пролетали. А также мне свекровь рассказывала, что сама видела самолеты над Авдотьинкой, немцы даже бомбы бросали. Железнодорожный мост, его же охраняли, и немецкие самолеты-разведчики этот мост рассматривали.
Тетя Тая, сестра моей мамы, родилась в Москве. Их отец с ними не жил. Он в Москве работал. В Москве у него была какая-то комнатенка. Бабушка ездила к деду в Москву, и как съездит к нему, приезжает уже беременной. Дед до войны не только в Москве, но где-то еще по России ездил, радио проводил или свет. Моя мама с 1936 года, и она практически не знала отца.
У моего деда, Петра Никитовича, был отец – Никита Петрович (1864). А его отца Петра по отчеству не знаю.
(По метрическим данным:
Петр Игнатов Дадонкин (1818) и Матрена Нестерова вступили в повторный для обоих брак в 1855 году/ ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 210)
Немного хочу добавить о своем дедушке Пете Додонкине, Когда дедушка пропал без вести, его однополченец, он был из соседней деревни, прислал бабушке письмо о том, что дедушка сильно заболел, его лихорадило и заложило уши, и он не должен был идти в разведку,но почему - то послали, откуда он уже не вернулся. Кругом была болотистая местность, и, возможно, дед там сгинул. А вскорости на однополченца пришла похоронка. Мы получили всего одно письмо от деды Пети, написанное химическим карандашом, в котором он писал, в какой он части служит, где-то на Смоленщине. И это письмо в декабре прошлого года сгорело в пожаре. Я сдавала мамин дом квартирантам. Они - армяне. Их сын служить уехал в Армению и погиб во время конфликта между Нагорным Карабахом и Азербайджаном. И мои квартиранты уехали в Армению его хоронить, и в это время мой дом сгорел. И их вещи сгорели.
Еще у деда был брат, Василий Никитич, военный, попал под трибунал. Суд был в Иркутске (указано место рождения Иркутск). Как рассказывала бабушка Поля Пчелинцева, им каким -то образом сообщили, когда погонят эшелон с штрафниками мимо Шилово.Бабушка Поля со своей мамой Дарьей пошли на станцию. Они стояли больше суток на платформе, даже в туалет боялись отойти, а вагоны проскочили, и они были все заколоченные, и через какое - то время на него пришла похоронка.
Фото документа. Список военнослужащих, осужденных Военным трибуналом 51 Армии к В.М.Н. и лишению свободы, приговоры, в отношениях которых приведены в исполнение. (За период с 10 декабря 1942 года по 20 декабря 1942 года включительно)/ Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru).
( Додонкин Василий Никитич. Красноармеец, 1905 г. Иркутск. Место службы: 22 А 304 отд. штр. рота.
Убит 21.01.1945 Латвийская ССР, Елгавский уезд, Добелевская вол., х. Степеши)/ Электронный сайт https://pamyat-naroda.ru).
У моего деда были от его брата Евгения племянники-двойняшки: Александр и Алексей, погибли на войне.
Глава 3
Моя мама в десятый класс в Инякино пешком ходила каждый день туда и обратно. У нее была подружка Надя, одного с мамкой возраста. Надя родилась в семье, где было 11 детей. Матери у них не было, и их воспитывала бабушка. Надя считалась невестой Владимира Лунина, моего будущего отца. У мамки тоже был жених из Тырнова. А потом старший брат Нади, который был военным, забрал ее с собой куда-то. Она окончила курсы ветврача, и ее направили в Желудево.
А мою маму в 1954 году направили по комсомольской путевке работать телятницей на колхозную ферму.
Такие же путевки в разное время получили и другие девушки из Дубровки, работавшие вместе с мамой.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Телятницы:
1.Слева Тамара Васильевна Маскина (1937), сестра Марии Васильевны Маскиной.
2.Рядом с ней Зинаида Васильевна Урляпова (1937), сестра Сергея Васильевича Урляпова
3.Лидия Михайловна Лоторева (1942), дочь Михаила Васильевича Лоторева.
4.Рядом с ней Мария Федотовна Саранцева (Пакалина) (1922).
5.Крайняя справа Вера Сергеевна Егоркина (1935).
За ними стоят: Елизавета Федоровна Панина (Уварова) (1920), жена Павла Федоровича Панина и Валентина Петровна Дадонкина (1936).
Все эти девушки работали вместе с мамой, а потом стали разъезжаться кто куда. Уехали Зина Урляпова, Тамара Маскина, Вера Егоркина. Остальные остались в деревне. Потом моя мама и тетя Маруся Саранцева со временем перешли в доярки. На фотографии виден дом Рудаковых. Они тоже работали в совхозе на ферме.
Для того, чтобы попасть на ферму , надо было пройти магазин, почту, чуть подальше повернуть налево в проулок у Лариного дома, где жила дочка Курноски, Зина, и выйти за дома, а там направо в сторону реки или сразу сзади барского сада проезжать по дороге в сторону реки. Это по Новому селу , но лучше по дороге, которая идёт на турбазу. Когда -то там стояла баня, а за ней скотные дворы, но от них вряд-ли что осталось. Раньше там были кое- какие развалины.
В Аделино была ферма, но там другое хозяйство, там был совхоз им.Микояна, и к нашему совхозу "Приокский" он отношения не имел. А Полтавка относилась к колхозу "Доброволец".
На ферме были два деревянных коровника,телятник,конюшня и овчарня. Не помню, в каком году, один двор вместе с коровами сгорел. Родника не было. Была водонапорная башня , а рядом небольшой домик- запарник. Там запаривали кипятком жмых и другие концкорма.
В интернете выложили документ из фондов Шиловского районного краеведческого музея "Размещение объектов строительства на 1980 год".
Там про Дубровку в составе совхоза "Приокский" написано: жилая площадь 4500, детские учреждения на 50 мест, магазин с 3 рабочими местами, столовая на 25 посадочных мест, дом культуры на 100 мест, баня на 10 помывочных мест, спортивное ядро -1, контора-1, зерносклад на 800 тонн, склад ядохимикатов и минеральных удобрений-100, коровник на 800 голов, постройки для мол.кр.рог.скота на 850 голов.
Да, столовую построили, баня была построена где -то в начале 70 годов, я ребенком в нее ходила, а остальное осталось в проекте.
Глава 4
Прабабушка Люба была долгожительницей, я помню, как мы ее хоронили в Рязани, ей было много лет, чуть ли не сто. Метель была, приехал катафалк, были еще такие грузовики с кибиткой, старые такие катафалки. Я ее чуть - чуть застала. Я помню, как мой брат Николай долго не ходил, и она его учила так: в подмышки шарф проденет, и учила его ходить. Брат родился в 1962 году, а когда бабушка Люба умерла, я даже не помню. У нее очень хорошее зрение было, она до самой смерти шила без очков, сидела на порожке, как в дом заходить и шила. И когда стали ремонт делать в доме, ее дочь Антонина Филипповна забрала в Рязань. И она, видимо, из-за перемены местности вскоре там умерла. Да и возраст уже.
Мои мама и папа любили плясать с частушками. Отец такой плясун был, и его всегда просили: "Володя, давай, давай "Цыганочку с выходцем". Тогда же еще были хромовые сапоги, брюки галифе. И папа прекрасно плясал "Цыганочку с выходцем". Тогда отмечали очень много праздников. Деревня небольшая, все праздники проходили в клубе. С удовольствием же люди тогда ходили в клуб. И я очень гордилась тем, что отец у меня так пляшет.
В клубе на сцене стояла от церкви часть алтаря, как украшение. Моя мама Валентина очень любила заниматься художественной самодеятельностью. В свое время у них там компания собралась очень хорошая. У них актив был из женщин, который назывался "пяточок". Они любили наряжаться, ставить сказки, мини-спектакли, отрывки из спектакля. Мама моя была любительницей поучаствовать в таких спектаклях. Я помню, как дядя Толя Смирнов привез свою жену. Она у него татарка была, тетя Маша. И она очень дичилась, не выходила на улицу, боялась всех. И я помню, как эти женщины собрались "Царь-Салтан" ставить и решили пригласить ее: "Давай, она у нас будет Царевна - лебедь" и пошли к ней. Она испугалась, залезла под стол, под скатерть спряталась. Они из - под стола вытаскивали тетю Машу. Она всех боялась. Но потом они ее как-то уговорили, и ей на сцене Луну прикрепили и Звезду ей сделали, и она была такая красивая. Также мама участвовала в отрывке из "Оптимистической трагедии".
Мои родители поженились 25 июня 1958 года.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Свадьба Лунина В.И. и Дадонкиной В.П. Июнь 1958 года. Дубровка. Возле дома Дадонкиной Веры Николаевны.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Свадьба Лунина В.И. и Дадонкиной В.П. Июнь 1958 года. Дубровка. Возле дома Казанцевых.
Фото из семейного альбома Луниной Н.А.:
Свадьба Лунина В.И. и Дадонкиной В.П. Июнь 1958 года. Дубровка. В центре на первом плане в фуражке - Нина Лунина, за ней в полосатой рубашке - Александр Лунин, за ним - Владимир Пчелинцев.
Свадьба Лунина В.И и Дадонкиной В.П. Возле дома Луниных. Из переулка свадьба переместилась к дому. Александр Иванович Лунин сидит справа от баяниста в полосатой рубашке.
По обычаю свадьбы проводились так: первый день молодые расписывались и в доме гуляли свадьбу. А на второй день невесту прятали. Когда молодые вставали после первой брачной ночи, муж уходил умываться, или в тот момент, когда он терял из виду супругу, ее старались спрятать. И жених ходил с ряжеными искать Ярку. Куда пропала Ярка? Ярка – это молодая жена после первой брачной ночи. Как говорили: "Ярку ищем. Если не можете найти, платите выкуп". Обычно деньги были в глиняном горшке И били этот горшок и выкупали невесту. И девочка годика три-четыре –пять брала веник и эти осколки подметала. И девочке после этого дарили платок: штапельный или шерстяной, а деньги отдавали молодым. Был такой деревенский обычай. Потом все вместе молодые с ряжеными ходили по селу с гармонью с плясками и частушками. Ряженым любой наряжался, кто на свадьбе гулял. Все родственники почти наряжались. На свадьбе моей мамы ряженые были дядя Саша Лунин (Александр Иванович Лунин), Нина и Тоня Лунины, отцовы сестры. На фотографии дядя Володя Пчелинцев в белой рубахе. Но он не наряженный. Это родной брат моего крестного Евгения Пчелинцева, Владимир Александрович. Когда у Веры Васильевны Паниной была свадьба, тогда еще все эти традиции были сохранены. Вере Гонтарь тогда было годика четыре, и она эти черепки веником заметала, и ей дарили платок. И уже потом эти традиции стали угасать. У Веры Паниной моя мама наряжалась. И родственники со стороны Раисы Земцовой наряжались, сестра тети Раи. Свадьба гулялась, в основном, два дня. Если родственников много, то и еще третий день могли гулять. После свадьбы мама ушла жить к мужу, к Лунину. И там мы жили с дедушкой и бабушкой.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Дубровка. 1958 год. Лунина (Дадонкина) Валентина Петровна и Владимир Иванович Лунин.
Я родилась в 1959 году. Отец в честь своей первой любви назвал меня Надей.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Лунина (Дадонкина) Валентина Петровна с дочерью Надеждой.
А потом мой папа изменил маме с « Манькой с кривым глазом» по прозвищу « Кривошейка». И эта Кривошейка родила ребенка Тамару, и преподнесла это, как будто, она родила от отца моего. И я не знаю, доводится Тамара мне сестрой или нет, потому что эта Мария Васильевна в то время встречалась с агрономом Мишей из Тырнова, который работал в Дубровке. Михаил был одинокий, неженатый. А чего она прилепилась к моему отцу, я не знаю. И мы еще год жили после этого с отцом. Он наливал банку молока после того, как моя мама подоит корову, и говорил: « Я понес дочери». Свинью зарежут, он отрубает кусок мяса и говорит: « Я понес дочери». Зарплату маме он не отдавал. Он работал объездчиком по лугам. А луга Аделинские имени Микояна были у нас за Окой. В принципе, рядом работа была, только контора была в Аделине. И у него зарплата была 60 рублей. Маме он деньги не давал. А на стенке в избе у нас висел футляр из-под охотничьего ружья, и вот, он тридцать рублей клал туда. Говорил, что это Наде, причем про брата, вообще, ничего не говорил. Я у отца была любимицей. А другие 30 рублей он нес туда, Маньке с кривым глазом, ее дочери. И это продолжалось год. И как-то в тот момент приехал в гости в Дубровку директор инвалидного Авдотьинского дома престарелых. Родственники наши, сестра мамы, Тамара Гонтарь, и Пчелинцевы пришли, и затолкали маму к нему в "Волгу" и сказали : "Ехай и больше сюда не возвращайся". И мама решилась, и уехала в Авдотьинку.
Я –то оставалась жить с отцом потому, что был еще учебный год. А брат сразу уехал с мамкой. Коля был всегда мамкин, он за ее подол всегда держался, не отрываясь. А я была как-то с папой. Он меня с ранних лет таскал на охоту, на рыбалку, за ягодами. Он меня приучил ко всем таким делам, и везде меня за собой таскал, рассказывал мне про подземные ходы, как они пытались с мальчишками пройти по ним. Веревки связывали, и до какого-то момента они там доходили, а потом натыкались на обрушение. Как-то у кого-то из бани они вынесли котел, а тогда в банях были котлы, чугунные, тяжелые очень, и они умудрились вытащить из бани этот здоровый чугунный котел. У кого–то возле дома росла высокая липа, и они затащили этот котел на липу. Так развлекалась молодежь того времени.
Отец научил меня с мала специальным крючком для вязки сети, деревянной спицей и спичечный коробок, например, ячейка на определенное количество сантиметров, и через спичечный коробок перетягиваешь эту ниточку, делаешь узелок, и вязали сети, которые лежали у нас по всему дому. И зимой я с отцом бурила во льду лунки, и отец возле одной лунки подпускает сети, а в другой лунке я должна зацепить, поймать и протащить эту сеть. И вот поперек Оки тянули эту сеть. У отца всегда были постоянные покупатели рыбы. Отец ел только щуку, судака и стерлядь, остальную рыбу продавал. Он раскладывал рыбу по авоськам, и я ее разносила по заказчикам. Малухиным я постоянно носила рыбу. Отец говорил: « Вот эту авоську такому-то отнесешь, они тебе столько-то копеечек дадут, эту этому отнесешь.." и так далее. Весной на разливе ставили сети. Если волна небольшая, отец меня на весла сажал, а сам распускал сети. Если волна большая, то он на веслах, я сети распускаю.
Отец охотником был. И меня с собой на охоту брал осенью и весной на дичь. Копали «заседки», это такие в земле ямы, либо в рост или по грудь человека, или сидя можно было в этой яме находиться. Веточки втыкали, чтобы не видно их было, маскировку делали. Где затон обычно, туда же утки и гуси прилетают перелетные. Отец подстрелит пару уток или гусей, я бегу, отношу их домой. Зимой отец охотился на зайцев. Бабушка как в печи в чугуне натомит зайчатину, заячье мясо и так красноватое, а из печки еще больше. Заячьи шкурки натягивали на рогатину, сушили их, потом обрабатывали. Своей пасеки у нас не было, но так как отец работал объездчиком, а за Окой стояли ульи Аделинского совхоза, и отец оттуда привозил мед. И мед стоял у нас в подполе в глиняных крынках. Не успевала весной сойти вода с лугов, немножко земля подсохнет, чтобы не совсем болото было, нарезали дерн, и были свои в земле выкопанные парнички под стеклом, этот дерн переворачивали травой вниз, семена огурчиков тыкали в этот дерн, чтобы ранние огурцы были. Летом собирали ягоды, которые росли за Окой по берегам старого русла. Это место называли « старицей». Туда же мы ходили с отцом на рыбалку, шахи ставили с отцом, где-то их хвещи называют. Это типа вазы, сужающейся кверху, усеченной в виде конуса. Сделаны кольца из прута, и сетка с мелкой ячейкой на них натянута, и рыба туда попадает. Шахи ставили на озерах за Окой. А от озер отходит много ручьев, а по берегам росло много дикой смородины черной, красной, белой и ежевики. Осенью приезжала тетя Тоня, тетя Нина, и мы всей семьей собирали шиповник, калину. Сушили ягоду и сдавали в аптеку в Тырнове. Деньги зарабатывали на чем могли.
Запомнилось мне, что когда мы жили с папой у Луниных на Старом селе в Дубровке было строго, замеряли земельные участки каждый год, чтобы лишней сотки, даже лишней десятой сотки не было. Была комиссия, по-моему, в нее входил Виктор Петрович Панин из Акулова. И комиссия из 3-4 человек с саженью ходила. Это было в 1970 году или в 1969 году. Был какой-то закон, чтобы ни у кого никакой лишней земли не было. Или ввели какой-то налог на землю? Перемеряли весь участок саженью. И вот мы Лунины жили, а рядом Хохлова тетя Параня. Между нами получался небольшой клок земли, сотки 4, как бы у нас лишний был. У нас его отрезали, и этот участок отдали Казанцевым, которые там сажали картошку. Видимо, им не хватало своих соток, и вот от нас отрезали и отдали Казанцевым. У нас было 15 соток. И вот выражение в Дубровке было часто употребляемое: « У нас отрезали». Был такой порядок в свое время, вдруг у нас много земли окажется в пользовании.
Иногда к моему отцу приходил его брат Александр Иванович и наш сосед, Баранов дядя Леша, играть в домино, муж тети Шуры Щербаковой. Они сейчас в доме Кубыниных живут. Дядя Леша не местный, он с Ореховки, а тетя Шура-то наша дубровская. Ее мать – тетя Нина Щербакова, которая потом вышла замуж за Гараню. Сначала Барановы жили на Старом селе рядом с красным кирпичным домом тети Кати Покалиной, вот где дом Королихи, Луниной (Якушевой) Клавдии Павловны, Барановы рядом в деревянном доме жили. Тетя Нина Щербакова вместе с Гараней жила напротив дома Ларина через дорогу. Сначала дом моей бабушки Дадонкиной, потом дом Дуниных, тетя Параня, потом Кондрашов дядя Егор и рядом Гараня, а потом проулок на ферму, потом Ларин дом. Там жила Зинка Ларина, дочь Курноски.
И когда мама уехала, я еще оставалась учиться в Дубровской школе и жить с отцом. Он думал, что я останусь с ним, вообще, жить, а я, как кончился учебный год, поехала к маме. И у нас получился такой сильный скандал и разрыв. Он мне сказал, что я ему не дочь, и меня для него нету, и у него есть другая дочь. И бабушка Клавдия Филипповна вышла и еще добавила мне : "Больше всех любила и раньше всех забыла". И для меня это была трагедия, это нельзя рассказать, у меня через всю жизнь идет эта рана. Мама развелась с отцом, мы уехали из Дубровки. И отец подал в суд, чтобы детей разделили. Он, конечно, дел таких натворил. Он отсудил у мамы Колю. Я считаю, что отец мой вместе с этой Маней косвенно виноваты, что случилось с Колей. Ему 10 лет не было, и судья Назарова спросила меня: "С кем ты будешь жить"? Я сказала: " С мамой". А брата Назарова присудила отцу. Он его забрал к себе, но он ему не нужен был. И он ушел к Мане жить. А брат, ребенок, остался жить один в доме Луниных на Старом селе. Ребенок был предоставлен сам себе. Сколько мама нервов помотала, сколько судов прошла, хотела себе сына возвратить. И судил нас Чучковский суд. И в какие суды мама только не ездила. В итоге брат был предоставлен сам себе. И вырос он не тем кем подобает. И голову сложил не так, как надо, потому что он там им не нужен был. Моего брата Николая убили, так как он вел неподобный образ жизни, был тяжелый на характер, его так все побаивались, умел "погонять людей спьяну". Я судью не понимаю, разве можно было от матери ребенка забирать. Меня-то мать вырастила и образование дала. И нормально все. Для меня мама была очень хорошей. А они Колю научили, и он на суде говорит, что мать пьет, валяется где-то. Моя мама никогда не пила, только в праздники она могла со всеми стаканчик. Ему отец пообещал лодку, будешь рыбачить, сманил его, а он ему не нужен был. Сколько мама билась за Колю. Сколько ей досталось. Раиса Емельяновна очень много помогала, все эти процессы, как и чего писать все эти заявления. Поддержка от Тимакиных была большая. Эта Кривошейка развела моих родителей, сломала жизнь моей маме, мне, и косвенно она виновата, что мой брат Николай погиб. Для меня это была трагедия всей жизни. Я тогда была в обиде на всех родственников, что они нас не поддержали, сторона Лунина. Я с ними очень долго не общалась, вообще, ни с кем. Я сама себя удалила от них, ото всех. А потом с течением времени, все со времени лечится, но не до конца, конечно. Я понимаю, и тогда я тоже понимала, что родственники ни при чем. Просто, тогда я не увидела с их стороны поддержки. Поддерживали-то они меня, конечно, поддерживали. Но я для себя почему-то решила, что я на них обижена. Это была трагедия моей мамы. И мама из-за этого ушла раньше времени из жизни. И моя трагедия на всю жизнь осталась. Отца родного мне всегда по жизни не хватало. Меня жизнь и так не "обласкивала". И вот 30 декабря и мамин дом сгорел в Авдотьинке. Все одно к одному. Не очень гладко жизнь-то идет. И я отца любила, и он меня любил. Но вот жизнь моей маме эта женщина разбила.
Как-то в 2014 году в больнице я встретилась с Клавдией Маскиной, которая живет напротив Мани. Мы с ней всю ночь проговорили. Я ее давно не видела, а ее сын Петя был моим одноклассником. Мы так обрадовались друг другу, и как-то все это с ней вспоминали. И Клавдия мне и говорит, что как-то она говорит ей: «Мань, сегодня Прощеное воскресенье. Пошли в церковь, приедет батюшка». А она ей отвечает: «А чего я туда пойду? У меня что, грехи какие есть»? Ну, правильно, какие у нее грехи. Семью разбила. Поломала нам всем жизнь, искалечила. И у нее грехов нет. Эта Мария умерла в 92 года. Мне было очень обидно, что моя мама умерла рано. Она столько перенесла горя. Мама умерла в 2004 году.
Фото из семейного альбома Кучаевой Л.А. Мария Васильевна Маскина (справа) в белом платке и Кучаева (Щербакова) Евдокия Яковлевна (слева) на веялке. Склад. Дубровка.
Когда брата убили, мы девять месяцев о нем ничего не знали. В это время он у нас не похороненный был, лежал в клубе закопанный, землей прикопанный. И мама приходила ко мне и говорила : «Надя, я не могу, он мне каждую ночь снится, говорит мне: « Мама, я есть хочу, что ты меня не кормишь, покорми меня, я без дома живу». Просил у мамы дом, просил еду. И мама понимала, что он уже умер, и что его нужно похоронить, место дать в земле. И он девять месяцев ей и мне снился, пока его труп не нашли. Сколько мама пережила. А когда его похоронили, он перестал нам сниться.
Глава 5
Говорили, что Маня моего отца приворожила. У нее же тетка на Полтавке жила, которая, как говорили, занималась такими плохими делами.
У сестры моего деда, Пелагеи Пчелинцевой (Дадонкиной), были сыновья: Владимир и Евгений. Евгений уехал жить в Сыктывкар. Евгений Александрович - мой крестный. По молодости я с ним очень много переписывалась. А второй сын бабушки Поли, Владимир, женился на Вере Ивановне Казанцевой (1932). Она была дочкой Ивана Ивановича Казанцева и Натальи Александровны Маскиной (1900). Возможно, Наталья приходилась тетей Марии Васильевне Маскиной. Они точно были родственниками. Но это другая ее тетя. Сын Владимира Пчелинцева Сергей женился на Лене из Мордовии и сейчас живет в Дубровке в доме своей бабушки Поли.
Так вот говорили про моего отца: "Не зря он к ней бегает. Что-то она сделала твоему отцу. Все это неспроста". Во-первых, Мария Васильевна отца была старше на 11 лет, инвалидка с детства. А мать на 4 года моложе была отца. И вот моя мама поехала в Занины Починки. Там дедушка какой-то и бабушка какая-то лечили. Они не черной магией занимались, а хорошие дела делали. И мать ни к одной бабушке или дедушке в Занины Починки ездила, а к нескольким, и все они говорили, что сделано очень сильно, и мы можем только помочь на какое-то время. Они стали моей маме читать молитвы и дали святую водичку. И я помню даже, как мама привозила от них такие пузырьки трехреберные из-под уксусной эссенции, такие ребристые маленькие чикушечки. И перед тем как отцу ложиться спать, она сбрызгивала его подушку и то место, а он к стенке спал, вот этой святой водой. И отец два, три, четыре месяца никуда не ходил, у нас была идеальная семья, у нас все дома было хорошо, полная идиллия, и все были счастливы.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Владимир Иванович Лунин с женой Валентиной Петровной. Дубровка. 1965 год.
А когда он опять идет к ней, она его немного подначивала, винцом угостит, поднапоет ему что-то, и он приходит домой и начинает нам устраивать разные кордебалеты, спектакли. И насколько денег у мамы хватало, она опять ехала в Занины Починки, ей там опять святую водичку давали. Мама хвалила их, хотя они не могли до конца отучить его от этой разлучницы. И поэтому мы с мамой уехали от отца.
В Дубровке тоже многие женщины умели лечить. Про Лоторевых говорили. Тетя Таня, ее сестра Акулина, в девичестве они были Корнешовы. Моя бабушка ходила к тете Тане, брала меня с собой, а я боялась к ней идти. Говорили так, что она занимается этим делом. И ее сестра Акулина тоже этим занималась. Мы жили на Старом селе, и тетя Таня жила недалеко от нас. А Акулина жила на центральной улице, сейчас это улица Голицына, там где Тамара Дадонкина жила, где магазин. Акулина была замужем за Михаилом Васильевичем Лотыревым, у них дочь Лида вышла замуж в Юште, и я ее видела много лет назад.
И про тетю Саню Ванину тоже рассказывали то, что когда на Большом селе была свадьба, по всему селу ходили ряженые, невесту выкупали, шли по проулку, который к Гороховому колодцу идет, Марьина деревня называется. И шли молодые, и вдруг откуда-то выскочила свинья и между ними проскочила. Прямо их разбила, мимо них пролезла. И все. После этого что-то у них стало происходить. По идее, свинья должна была бы обежать толпу людей. Или народ идет, свинья должна убежать. А она прямо между ними втиснулась и как бы их разъединила. Обычно свинью, когда загоняешь, она бежит от чужих. И сразу люди что-то заподозрили и стали говорить, что в свинью превращалась тетя Саня Ванина. Это народные сказки.
Когда мы жили на Старом селе, напротив нас жила Якушева Евдокия Васильевна, у которой было много дочерей: Клавдия, Шура и другие. А вот рядом с этими Якушевыми, наискосок от нашего дома, напротив тети Парани Хохловой, был кирпичный дом, в котором сейчас живут Корнешовы. А до них в этом доме жил молодой человек, который женился на девушке и привел ее в дом к своей матери. Свекровь не хотела ее. Однажды невестка зашла в чулан и увидела, что свекровь сидит ночью в чулане, на шее у нее хомут лошадиный, и она там что-то колдует. Невестка об этом успела кому-то рассказать. И после этого она начала чахнуть, чахнуть, чахнуть и вскоре умерла. Рядом с Луниными жила двоюродная сестра моей бабушки, Хохлова Анастасия. Она была бездетная, жила одна, и бабульки на крылечке у нее собирались. На скамеечку бабушки вечером сядут, и вот такие байки рассказывают. А мы всегда рядом с бабушками крутились. Когда я повзрослела, в этом доме уже все умерли, и дом долго пустовал. А потом дом, в котором жила эта колдунища, купили.
Про Колдаиху тоже говорили. Моя бабушка Лунина Клавдия Филипповна ходила к ней что-то лечить, заговаривать. В Дубровке построили общественную баню, где ферма, сейчас там уже все разрушилось, там дворы-то уже все разрушились, а от бани, не знаю, осталось ли что-нибудь. Банщиком был Гольцын Николай Егорович. И при чем у него трагедия произошла в этой бане, у них утонул пятилетний сын Сережа. Николай брал его с собой на работу в баню и проглядел, ребенок утонул в сливном колодце, где вода сливалась в колодец. И как-то мы с бабушкой пришли из бани, и она начала меня всю осматривать, а потом через день или через два бабушка что –то на себе обнаружила, что-то на теле объявилось у нее лишнее, ненужное. "Надя, ты как, ничего себя чувствуешь"? Я говорю: "Ничего", а она: "А то, видишь, у меня что-то повыскакивало". И вот она к Колдаихе ходила заговаривать и лечиться. Бабушке помогло. Колдаиха ей сказала, что кто-то бабушке в бане моей что-то сделал. В бане всегда народу было много, даже из Акулова ездили. Тетя Тася Марсова на лошади. Акуловские всегда на лошади приезжали в баню. Я после этого случая в баню, вообще, перестала ходить, только дома в ванне, в тазу большом, в корыте мылась.
Возле Кудиных жила бабушка Поля Корнешова, тоже лечила. Я ее только на лицо помню, а так, что-то рассказать о ней ничего не могу. К ней все время ходила двоюродная сестра моей мамы – Мария Евгеньевна Дадонкина. Она каким-то образом, по маминой линии была с ними связана, с этими Корнешовыми. Она туда ходила к ней постоянно. Мужа ее не помню. В тот момент она жила одна. Нет, ее звали Корнешова Таисия, она была родственницей Марии по матери.
Глава 6
Несколько лет назад я начала изучать дворянский род Луниных. В Рязанской губернии они имели обширные владения. И я наткнулась на такой факт. Дворянский род Луниных идет от Михаила Куприяновича. Они тоже как Голицыны откуда-то прибыли на Рязанскую землю. Им царица дала дворянство, за их хорошую выслугу наделила их землями, особенно в наших краях. И я прочитала, что в 3 поколении от Михаила Куприяновича Лунина было столько-то детей в семье. И вот декабрист Михаил Сергеевич Лунин был из деревни Лунино, а его отец построил в Желудеве церковь, где я живу, недалеко от Шилова. А сестра Михаила - Екатерина Сергеевна Лунина вышла замуж за Федора Александровича Уварова. А ее двоюродная сестра Екатерина Петровна владела Путятиным и чуть ли не всем Шиловским районом.
(По данным межевых книг за 1774 год Пустошь Коняшиной, Кузина поляна ( современная Авдотьинка), село Желудево и село Богородское (современное Лунино) принадлежали Д.Т.С. и Кавалеру Государственной вотчинной коллегии Президенту Михаилу Куприяновичу Лунину/ Кондрашов А.И. " Шиловские земли и их землевладельцы 18-19 веков".
А их двоюродная линия Василий Лунин потерялся, он попал в опалу царицы, она с него сняла чин дворянина, и отослала его в глубинку Рязанской губернии, в Спасский район, где-то в сторону Ижевского. Родные братья отказались от него. А это Ижевское рядом с Дубровкой, и раньше люди на лодках курсировали между этими двумя селами. И Дубровка с Ижевским были очень связаны. Кто-то из Ижевского жил в Дубровках, а из Дубровок люди жили в Ижевском. Но что стало с Василием Алексеевичем Луниным - неизвестно, нет данных.
А у Голицыных кто-то замуж выходил за Луниных. И их ветви где-то пересекаются. И я вот думаю, а вдруг этот Голицын пожалел этого Василия Лунина и взял его сюда под свою опеку в Дубровки. Не могли ли ветви дубровских и акуловских Луниных пойти от этого Василия?
(Князья Голицыны - владельцы Дубровок:
Иван Алексеевич Голицын (1656-1729) был женат на Анастасии Петровне Прозоровской (1665 -1729). Год венчания - 1684.
- Алексей Иванович Голицын (1707-1739) был женат на Дарье Васильевне Гагариной (1708-1780). Год венчания - 1728.
- Федор Алексеевич Голицын (1732-1808) был женат на Анне Яковлевне Шаховской (1738-1809). Год венчания - 1754.
- Иван Алексеевич Голицын (1729-1767) был женат на Прасковье Степановне Лопухиной(1734-1810?). Год венчания - 1763.
- Сергей Иванович Голицын (1767-1831) был женат на Елизавете Васильевне Приклонской (1770-1847). Год венчания - 1791.
- Василий Сергеевич Голицын (1794-1836) был женат на Аглаиде Павловне Строгановой (1799-1882). Год венчания - 1821.
- Павел Васильевич Голицын ( 1822-1871), первый брак с Натальей Александровной Строгановой (1828-1853). Год венчания - 1850. Второй брак с Екатериной Никитичной Трубецкой (1831-1918). Год венчания - 1855.
Фото. Павел Васильевич Голицын. 1860 год / Электронный сайт m.vk.com.
-
Владимир Васильевич Голицын (1830-1886) был женат на Елене Михайловне Голицыной (1832-1875). Год венчания - 1858.
Фото. Владимир Васильевич Голицын/ Электронный сайт m.vk.com.
- Василий Павлович Голицын (1857-1901).
11. Павел Павлович Голицын (1856-1914) был женат на Александре Николаевне Мещерской (1864-1940). Год венчания - 1887.
Фото. Семья Павла Павловича Голицына. Нижний ряд: две монашки и игуменья. Верхний ряд - дети Павла Павловича: Ага (Аглаида), Фуга (Софья), Тюря (Екатерина), Алека (Александра), Масоля (Мария)?, Сергун (Сергей), Лапин (Николай), Воронцов?. В центре Александра Николаевна? 1900-е годы./ Голицына А.Н. "Когда с вами Бог. Воспоминания".
- Петр Павлович Голицын (1869-1930) был женат на Анне Борисовне Щербатовой (1872-1959). Год венчания - 1907./данные взяты с электронного сайта https://ru.rodovid.org)
Василий жил где-то в 18 веке, но точно я не знаю. Я искала информацию на исторических сайтах, начиная с Михаила Куприяновича. Правда, там где-то 100 лет выпало. Там идет до какого-то периода и потом обрывается. И может быть в наших Луниных есть дворянские корни. Я думаю, что многие князья и графья были за грешком. Кто знает, какие отношения у князей были с их крепостными крестьянами.
(Составитель 4 ревизской сказки описывает случай, что в бытность князя Оболенского его крестьяне насмерть забили голицынских крестьян. Был суд, и уже помещик Бестужев отдал несколько своих крестьян с семьями соседнему помещику Голицыну Федору Алексеевичу "за убой его крестьян Якова и Кузьмы Герасимовых по неправому делу". Бестужев отдал Голицыну крестьянку Марию Алексееву, и та вышла замуж за Ивана Ефимова, крестьянина господина Голицына: " Мария отдана замуж господином князем Федором Алексеевичем сыном Голицыных за крестьянина Ивана Ефимова во время бытности того семейства у него"...
" У Степана жена Евгения Павлова. Оная Евгения выдана замуж господином ротмистром князем Федором Голицыным его крестьянская дочь во время бытности того господина во владении по отдаче Шацкой провинциальной канцелярии якая забой крестьян Якова и Кузьмы Герасимовых по неправому решению"....
"У Сафрона жена Прасковья Кондратьева. Оная Прасковья выдана в замужество господином ротмистром князем Федором Голицыным его крестьянская дочь во время бытности того господина во владении"....
" У Никиты жена Дарья Матвеева, старинная того же села Дубровки, 24 года. С оной женой и детьми старинные господина моего, которые по решительному Шацкой провинциальной канцелярии определению отданы были який забой крестьян Якова и Кузьмы Герасимовых господину ротмистру князю Федору Алексеевичу сыну Голицыных, а по решению воронешской губернской канцелярии утверждение государственной юстиции коллегии в 766 году возвращены господину моему обратно во владение"./ ГАРО. Фонд 129).
(Иван Ефимов, крестьянин Голицына, и Мария Алексеева венчались в 1762 году/ГАРО. Фонд 627, опись 245, дело 4).
Также были графы Панины. И может, Панины из Акулова, это бывшие крепостные крестьяне графа Панина? А может и в них есть дворянские корни? А Гольцыны это крестьяне Голицына? Также помещики Уваровы имели владения в Касимовском уезде.
И вот где-то написано, что фамилия Лунин произошла от слова " лучник". Ведь известно, что помещики на Руси появились при царе Иване 3. Царь предпочитал жалование служилым людям (пушкарям, лучникам, стрельцам, казакам) выдавать не деньгами, а поместьями. Поэтому помещиков на Руси было больше, чем деревень. И часто в одном селе было несколько помещиков.
(Так, например, село Свинчус принадлежало семьям военных: прапорщице Ладыгиной Алене Лукиничне, каптенармусу лейб-гвардии Измайловского полка Загоскину Николаю Михайловичу, и полковнику, князю,Трубецкому Николаю Ивановичу. В 19 веке село Свинчус было поделено на 32 части. Первые три части принадлежали княгини Трубецкой, с 4-10 -владения Оленина, с 11-20 часть - владения Меньшикова, 21-30 - владения Клевезаль, 31- Оленина и Меньшикова, 32-Оленина/ ГАРО. Ф-892, опись 5)
Раньше Акулово, Дубровка, Полтавка, все были, как одно целое, все между собой родственники, и вместе общались, и работали, и учились все вместе. Все связаны в двух-трех слоях и оттуда и отсюда и тройными и двойными родствами. Может, постепенно докопаемся до того, что и дворяне Лунины нам родня.
В Акулове тоже жили Лунины. Например, тетя Шура вышла замуж за Лунина с ребенком, с девочкой Валей.
А Сергей Лунин это Погорелкин потому, что тетя Таня Погорелкина из Дубровок вышла замуж за Лунина, они жили в Ерахтуре. У них было два сына: Сергей, Владимир и еще дочь. Сергея Лунина я помню, он был старше меня. Сейчас бы ему было за 70 лет, но он уже давно умер.
(По метрическим данным: Татьяна Трофимовна (январь 1892), дочь Трофима Никифоровича Лунина из Акулова и Александры Ефимовны, дочери Ефима Прокопьевича Молодцова /ГАРО.Фонд 627, опись 281.
Татьяна вышла замуж за Погорелкина Василия из Дубровки).
В Акулове жила тетя Поля Лунина, в девичестве Корешкова. Она вышла замуж за Лунина, и они жили в Акулове. У нее дочь Клавдия вышла замуж за Владимира Егоркина. Впоследствии они свой лунинский дом из Акулова перенесли в Дубровку на родовое место, где всегда жили Корешковы.
Я раньше не знала, что Иван Васильевич Корнешов (Некрут) двоюродный брат деда Лунина.
(В словаре слово "некрут" синоним слова "рекрут)".
Я вспомнила, как мне рассказывала тетя Тоня, что она, когда была девчонкой, они на улицу ходили вечером, потом днем соберутся и вспоминают, что днем делали, и они всегда смеялись. Дядя Ваня Некрут напротив магазина жил и подрабатывал в магазине ночным сторожем. На самом деле, он всю ночь спит у себя дома. И они, молодежь, как бы шутили над ним. Раньше возле каждого дома стояли кадки с водой на случай пожара. Кадушки большие на литров 100-200. И они, молодежь, выливали воду из кадушки, эту кадушку затаскивали к нему на крышу и на трубу надевали раза три за ночь. Они у него по крыше ходят, кадушку надевают, а он сторож так крепко спит и не слышит. Это он так магазин караулит, всю ночь проспит дома. И только утром он встанет, начнет печь затапливать, а дым в дом. Труба-то закрыта кадушкой. То постукалочку сделают им, привязывали к окну палочку и натягивали веревку. Так шутили они над ночным сторожем.
Дядя Вася Лунин, отцов брат, служил в Германии, и он сразу после армии остался работать то ли в Карелии, то ли Мурманске. И он там женился. У него там родились двойняшки. Одного Миша звали, другого не помню. Бабушка иногда всплакнет, что где-то у нее внучата есть. И я поняла из разговора, что эта женщина состояла в общине староверов. И ее отец не пустил уехать с дядей Васей в Дубровку. То ли у них гражданский брак был? И потом эта женщина Лида с детьми уехала на Украину. И дядя Вася просил назвать свою внучку Лида в честь своей первой любови. Так что у меня и на Украине двоюродные братья где-то живут.
У деда еще в Крыму двоюродные сестры жили. Он ездил к ним один. А когда я ездила с дедушкой и крестной в 1973 году в Севастополь к тете Нине, нам оформляли пропуск. Дед поехал туда, чтобы посмотреть места, где он воевал. Но дедушка туда и до того ездил. У него же сестра там родная жила, Анна Андреевна, которая вышла замуж за Якушева. Она жила не в Севастополе, а то ли в поселке Крым, то ли поселке Гвардейский. У Анны были дочери и внук от сына.
У моего деда была племянница Мария, дочь его брата Владимира. Каппа, дочь тети Маруси, Марии Владимировны Луниной в замужестве Першуковой, племянницы деда, двоюродная сестра моего отца. Они в Ижевске жили. У Каппы были Альбина, Олимпиада (Липа), Виктор. Тетя Маша приезжала каждый год в Дубровку к своей матери Татьяне на Старом селе, сразу же приходила к нам, к Луниным. Когда тетя Маша перестала приезжать, стала приезжать Альбина. Она жила не в доме тети Тани, а сама по себе. К тому времени дом тети Тани уже был продан. И Альбина останавливалась у Акулины Лотыревой, сестры своей бабушки. Альбина начала работать в совхозе, ей давали квартиру в богадельне. У Альбины было 3 детей. Я уже в то время жила в Авдотьенке, и в Дубровке была редко. Но потом они уехали, потому что, как мы поняли, Альбина - несамостоятельная женщина, легкомысленная.
Анна Герасева, тоже дедова племянница, ее тоже дочь Люба забрала к себе. Но с Любой дружила моя мама потому, что муж Любы, Евгений Уваров, был ей родственник. Там все так переплетено.
Глава 7
В Дубровке на Старом селе жили три Клавдии Лунины. Первая - моя бабушка, Клавдия Филипповна (1904), в девичестве Лукашина. Вторая - Клавдия Алексеевна Лунина, в девичестве Лунина, была замужем за Петром Акимовичем. В Шилове она работала продавцом, и мы к ней заходили в магазин. Нам говорили. что она нам тоже родственница какая-то. И у нее сын Юрий. А у Юрия был сын Алексей. И так получилось, что этот Алексей учился с моим сыном и сидел с ним за одной партой. И когда мой сын спросил у него, кто его бабушка, он ответил: « Бабушка Клава». А рядом с нами в деревянном доме жила Клавдия Павловна Лунина (1925), в девичестве Якушева, дочь Евдокии Васильевны и Якушева Павла Тимофеевича. Ее Королиха звали. У Клавдии две дочери были: Валя в Шилове и Таня в Рязани. У тети Дуни помимо Клавдии были еще дочери: Шура, Вера, Мария, Валентина, Анна. И вот этих Якушевых звали Королихи. Клавдия всю жизнь у нас в совхозе бригадиром дойного стада работала в Дубровке. А вот Клавдия Потаповна Маскина (1931), в девичестве Лунина, жила на Новом Селе в Дубровке, а ее сестра Татьяна жила в Сасыкино около Шилова. И Прошлякова Александра нам тоже приходится родственницей, потому что бабушка так говорила, когда мы ходили к ним на похороны кого-то из их семьи.
Про Тимакиных я мало, что знаю. Дядя Ваня на центральной улице жил и больше заходил в гости к Тамаре Гонтарь. Он никогда мимо не проходил, всегда к ней заходил. А мы жили на Старом селе, и через несколько домов от нас жил дядя Саша. И мы больше общались с дядей Сашей. И тетя Рая, дяди Саши жена, она меня всегда привечала. Мы мимо их дома бегали на речку, и она меня всегда зазывала: "Надя, иди, зайди, садись, кушай". Потому что, когда ее дочери Тоня, Лида, Тамара приезжали в Дубровку, то ехали через Москву, и оттуда привозили гостинцы: соломку в коробках, в пачках зефир в шоколаде. И еще у дяди Саши была яблоня, ее почему-то называли "цыганочкой". Такие вкусные яблоки были темно - бордового цвета, и внутри мякоть у них тоже была бордовая. У нас как-то не было яблонь. Это было в конце 60-х годов до 1973 года. В 1973 году мы уехали из Дубровки.
Тетя Рая очень много помогала нам, когда у мамы с отцом был развод. Тетя Рая с точки закона была грамотная и советовала как маме нужно поступать. Я не знаю, может, кто-то из ее дочерей Тамара или Лида где-то что-то подсказывали. Конечно, основная помощь шла от тети Раи. Не знаю почему, но тетя Рая очень хорошо и благосклонно относилась ко мне и к маме. Нам и Тимакины родня и сама тетя Рая нам была родней. Моя двоюродная сестра Наташа говорила, что тетя Рая нам родня. У тети Раи был брат Чельцов, который жил в Марьиной деревне. А Чельцов очень хорошо относился к Луниным, с дедом моим дружил. И тетя Рая каким-то образом была родственницей Чельцову. Может, потому что сестра его, Татьяна, вышла замуж за Луканина. Может, по его первой жене Матрене Михайловне Хохловой, как-то, я не знаю, может, я что-то путаю. В памяти для меня Раиса Емельяновна и Александр Яковлевич Тимакины остались как благодетели. И когда мы с мамой ушли от отца, в чем были, в одних платьицах, как говорится, без всего, тетя Рая нам помогала очень хорошо. Когда мы приезжали в Дубровку, она нам оказывала всяческое содействие. Во-первых, я не знаю, сама ли тетя Рая была очень грамотной, но она помогала маме в бракоразводном процессе. Все как надо делать, что и куда надо писать. И я всегда вспоминаю и дядю Сашу и тетю Раю.
Такой шел разговор в Дубровке, что тот дом, в котором сейчас живет Надя Аникина, как раз возле ее дома была автобусная остановка. Раньше ходил рейсовый автобус из Шилова до Акулова через Дубровку. И вот автобус приехал из Шилова и остановился в Дубровке возле Надиного дома. Из него вышли женщина с мужчиной, подошли к этому дому и начали этот дом обходить вокруг. Ходят кругом и по углам дома по кирпичам стучат с улицы. Они ни с кем не разговаривали, в дом не заходили, молча обошли дом. Люди их видели. И в руках у них была бумажка типа схемы, и смотрели они только углы, не простенки, а именно углы, то есть знали точное место. Видимо, чьи-то потомки приезжали, а кого, чего, - неизвестно. И в каком-то месте начал шататься кирпич. Они его вытащили. Оттуда вытащили сверточек. Как раз автобус из Акулова вернулся обратно. Они сели в этот автобус и уехали. И шел слух, что тетя Валя Аникина, мать Нади, кому-то говорила, что она чуть не померла со страху. " Слава Богу, что мы не наткнулись на этот шатающийся кирпич, когда белили этот дом, а то нас бы убили. Если бы мы раньше них наткнулись на тайник, они бы приехали и нас бы убили". Она до того сильно напугалась и говорила: " Хорошо, что мы ничего не нашли, потому что у кого-то была схема, где лежал сверток". Тетя Валя сказала, что она думала, что конец, и ей было плохо, как она выразилась: "Хорошо, что все было на месте, а если бы они не нашли этот сверток, вытащили бы кирпич, а там нет ничего, они могли претензии ко мне предъявить".
И еще шел разговор такой по Дубровке про Анну Ивановну Когакову. Я не помню, как эта бабушка выглядит, когда она умирала, я просто знала, что есть там такая Когакова. У нее дети где-то жили, толи в Баку, толи еще где, и бабушка одна жила. И за ней присматривали Гольцыны и помогали ей. Они ей не только соседями были, но, якобы, и родственниками. И потом эта старенькая бабушка, Анна Ивановна, умерла, и кто-то из детей запоздал на похороны. И Гольцыны вроде даже хоронили ее на Дубровском кладбище, помогали с похоронами. И потом, когда приехали родственники, сказали, что подпол был перерыт «от и до». Все вскопано, потому что там было что-то закопано у Когаковых в подполе, и какой-то кубышки ее дети в подполе не нашли. Это народные слухи. Но это все разговоры такие обтекаемые. У Гольцыных маленький плохонький домик был, а после похорон вскорости Гольцын Николай Егорович дом себе большой начал строить и купил себе одновременно «Жигули». По тем временам, в советское время, когда все жили бедно, на это сразу обратили внимание.
Грехов- то у нас у всех много, и у Луниных тоже много чего было, и у Паниных тоже. Мы всего не знаем. Всякое было. Мама мне тоже рассказывала, что одна женщина, постарше моей мамы, жила в Дубровке, без мужа. И вот они были на сенокосе. Она была беременной, никто не знал. И вот сено подгребают, она говорит: «Я пойду попить к ручью». И нет ее и нет. Через какое-то время она объявилась, эта женщина пришла. А после нее мужики пошли к ручью и наткнулись на только что рожденного мертвого ребенка. То есть эта беременная женщина до последнего была на сенокосе, почувствовала, что уже рожает, пошла на ручей, родила и опять пришла на сенокос. Такое тоже было, во все времена была мораль, и аморальное тоже было.
У меня, конечно, большое сожаление, что я так мало знала про Дубровку. Дело в том, что когда вся семья была в сборе, у нас никаких разговоров про историю не было. А ведь дед Ваня еще у Буденного служил. Бабушка рассказывала мне что-то, когда мы с ней сидели одни: она пряла что-нибудь, а я ткала на веретене пряжу. Я веретеном скрючивала нитку, когда две тонкие нитки скрючиваешь в одну переплетенную нить, иначе она рваться будет. У меня и мама пряла и бабушка, а дед и отец валенки валяли. И мама валяла. И у меня в это время было много обязанностей: когда валенки закатывают в полотно и по столу катают, я катала. И потом пемзой их нужно было все оттирать. У Луниных была баня с котлом, вмонтированным в печь-голландку. И в нем была горячая вода. К Луниным всегда соседи приходили мыться, а зимой дедушка варил в котле валенки. Очень много было разной работы. Меня впрягали в работу с самого малого возраста, что мне было по силам. У нас у всех были свои задания, только научился ходить, все, у тебя теперь есть свои обязанности.
Дедушка Ваня и папа плели корзинки из белой очищенной лозы. В 60-е годы я лично про лозоплетение не помню. Так, в отдельном доме каждый мужчина умел плести корзиночки, чтобы картошку копать, может, что-то для себя плели, а так, чтобы плели какие-то изделия, такого не было. Мой дед и отец плели только корзинки, ходили зимой за ивовым прутом на берег Оки, выбирали определенные прутья, нужно было знать, какой прут брать, набирали вязанки, привозили домой на санках на лошади, у кого лошадь была, обрабатывали, нарезали его, заготавливали, чистили, парили его в бане, запаривали, чтоб он был гибкий, не ломался, Это грязные корзинки были, а если белые корзинки – это значит чистили, ошкуривали этот прут, эту лозу. Но мебели плетеной у нас не было.
У нас, у Луниных, всегда были свиноматки. Гуси были, две коровы, овцы, куры, лошадь. Лошадь дали отцу от работы в Аделине, как объездчику. В свободное от работы время он использовал лошадь, предлагая пахать сельчанам весной и осенью. Дополнительный заработок был. Лошадь находилась у нас. Мы ее кормили и содержали. Все, кто имел в Дубровке свиней, гоняли к Ульянкину Ивану Григорьевичу на спаривание, так как их семья занималась свиньями, поросятами, они всегда держали хряка. После этого им деньги платили или поросенка отдавали. Раньше люди гоняли свиней к заведующей свинофермы Анастасии Мишиной, у нее хряк был. А в 60-е годы хряк был у Ульянкина. Когда свиноматки опоросялись, собиралось несколько человек в Дубровке и шли пешком в Инякино в СПТУ к Шмачкову, просили у него « летучку» за деньги и ездили в Мордовию, Пензу, в Сапожок и там продавали поросят. Одним словом, дубровчане кооперировались, выписывали закрытую машину « летучку» и с поросятами ездили по разным городам на 1-2 дня. Кто хотел, зарабатывали любыми способами, искали, не сидели, сложа руки. Кто-то сидел, а кто-то не сидел и хотел лучше жить, за все брались. Жить на природе, и столько много разных природных ресурсов, которыми можно пользоваться. Лещи, щука, сомы, судак, налим, стерлядь, вот такая рыба водилась в нашей реке. Рыба была нормальная, хорошая. Мелкую рыбу рыбаки сразу отпускали в воду, чтобы она подрастала. У нас там были «стерляжьи ямы» на дне реки. В Копанове была рыболовецкая бригада, которая заготовляла рыбу. Сестра бабушки Клавдии, Мария Филипповна, жила в Нарьян-Маре. А в нашей округе нигде нельзя было купить капроновую нить для сетей. А Мария Филипповна нам высылала ее с Нарьян-Мара, с севера, там же люди рыбой живут. Так вот моток таких ниток назывался «куклой». И я из этих нитей вязала сети.
В 60-е годы государство начало заботиться о людях. Были пенсии, но очень маленькие. Пенсии были небольшие, но зато их платили, но тогда и зарплаты были 50-60 рублей. Те, кто уехал жить в крупные города, уже могли купить себе машину. Так первая машина на Старом селе была у Николая Максимовича Урляпова, сына налоговика, который приезжал на своем "Запорожце" из Рязани в Дубровку. А первый телевизор на Старом селе был у Королихи, у тети Клавы Луниной, дочери одного из первых коммунистов Дубровки, Павла Тимофеевича Якушева. Я ходила к ним. Мужа у Королихи не было, только две дочери: Таня и Валя. И вот мы и наши соседи ходили к ним телевизор глядеть. Тогда свет давали не полностью. В определенное время свет отключался, и мы вечерком к ней заходили, что-нибудь посмотрим, а потом у нас свой телевизор появился где-то в 1965 году.
У моего отца было прозвище Букан, потому что он в детстве был замкнутый, забитый такой, мало разговаривал с людьми и на всех исподлобья глядел, вот и звали его Бука, а потом Букан. А его брата, Александра Ивановича Лунина, все звали Сано на грузинский манер, потому что он был черноволосый, кудрявый и совсем не похож на Ивана Андреевича. У моего отца волосы были с каштановым отливом, немного в красноту. У его сестры Тони тоже такой же отлив был. А Нина из Севастополя и Александр Иванович были чернявые и кудрявые. А их брат Василий был русый. Была ли когда-нибудь моя бабушка в Грузии, я не знаю, только в детстве ее Голицын возил в Каракалпакию, в Прохладный. Я думаю, что из-за того, что бабушка в детстве была больна пороком сердца, но это не помешало ей впоследствии родить 11 детей.
Фото из семейного альбома Луниной А.И. Дубровка. Старое село. Клавдия Филипповна Лунина с внуком Игорем, Валентина Петровна, Иван Андреевич Лунин. В первом ряду - Николай и Надежда Лунины. 1973 год.
Глава 8
В Акулове был клуб, деревянный дом небольших размеров, с крыльцом, не совсем новый, наверно, это был чей-то дом, потом его заняли под клуб, так как хозяева этого дома умерли и родственников не осталось. Я так думаю, а там кто его знает. В этом доме сделали небольшую сценку. Клуб стоял на бугре, не в линию со всеми домами, а поодаль, вглубь чуть-чуть. Мы, будучи детишками, там выступали. Меня всегда интересовал вопрос, почему дом не в ряд со всеми домами, а в удалении стоял. А сейчас есть ли этот дом, я не знаю, не развалился ли он? Я, когда еду на кладбище, всегда проезжаю Акулово мимо дома своей бабушки Маши Паниной. Возле дома я останавливаюсь, чтобы чуть-чуть постоять возле ее дома. Потом смотрю на дом, который находится напротив. Раньше там жила Оля Молодцова до тех пор, пока ее не забрали в инвалидный дом в Авдотьинке. Она всегда жила в Акулове, была одинокой, детей у нее не было, по возрасту она была намного старше моей мамы и родилась еще в 20-е годы. Вероятно, она была не местной. Видимо, Петр Тимофеевич Молодцов привез ее откуда-то в качестве второй или третьей жены. И теперь, когда я проезжаю место, где раньше был клуб, на бугре к реке, я его не вижу. Если с реки смотреть на Акулово, то кажется, что Акулово на бугре стоит, на горке.
А со 2-6 класс мы, ученики, делали там концерты, ездили туда, выступали. И за это нам кулек конфет давали. Мне кажется, что зав. клубом тогда был Федор Усанов, участник войны, у которого жена Вера. Он нам открывал клуб, конфеты вручал. Нас никто не организовывал. Мы сами все делали. « А давайте к такому-то празднику соберемся». Учили сценки сами, никто не
заставлял. Все сами, ни учителя никакого, ни старшего, все сами. Мы же с 5 класса в Тырнове в интернате жили. Когда я окончила 4 класса, нашу Дубровскую восьмилетку закрыли и оставили только начальные классы. И мы в Тырново осень и весну ходили в школу пешком, а в зимний период в Тырнове возле школы был домик. Это был наш интернат. Утром в зимний период нас грузовая машина привозила в Тырново и в пятницу вечером только на субботу и воскресенье привозила домой. С нами в Тырнове учились девочки и мальчики из Дубровки и Акулова. Жили в интернате все в одной комнате: Таня Зимина, Молодцовы – девочки. А в выходные мы выступали в клубе в Дубровке или в Акулове. Акулово мы считали, что это тоже наша деревня. К нашему приезду клуб уже был открыт, и кулек конфет для нас уже лежал. В клубе стояли лавки, была сцена. На ней мы играли разные сценки, парики надевали, как-то наряжались. От руки писали объявления на тетрадочных листочках и приклеивали на столбах - такого-то числа и во столько-то часов будет концерт. Сами вешали эти объявления. И люди приходили: бабушки и дедушки. Все приходили.
Из детства мне запомнился пароход. Он как-то очень долго проплывал мимо Дубровки. Ока у нас извилистая. И вот он плывет от Тырнова в сторону Свинчуса, где затон, и Средник впадает в Оку. И тут идет песчаная стрелка такая, как мыс, на котором километра полтора только один песок, и там белые речные чайки жили. Ребята бегали туда и собирали яйца чаек. Наберут этих яиц и пьют их сырыми. За это чайки на них нападали и по головам долбили. Я с ребятами там тоже бегала по песку, но пить сырые яйца никогда не осмеливалась. Там же и совхозных коров пасли.
А еще запомнился сенокос. Раньше народу было много, и на сенокосе, как бы не было тяжело, ребятишки разного возраста были, и кто как мог участвовал. Женщины сено собирали в кучки. А потом ребята из Акулова и из Дубровки, тем кому еще было до 10-12 лет, верхом на лошадях подъезжали к этим кучам, зацепляли их веревками и тащили на то место, где будет стоять стог. И вот мы вечером уставшие, жара не жара, возвращаемся домой, и женщины начинают петь. Я не могла, у меня душа вся замирала, так я это время любила. Я прямо ждала этого момента, когда женщины начнут петь. Пусть трудно, жарко, но всегда с песнями, толи усталость снимали песнями.
Тогда люди в таком труде жили и считали, что так и надо. А сейчас попробуй завести корову. Это целая проблема. А тогда люди сотни лет этим трудом занимались. Все шло из поколения в поколение. Я еще застала это время и маме вручную помогала доить коров совхозных. И при мне начали строить доильные "елочки", аппараты такие. Я еще была ребенком, тяжело было, а приходилось маме помогать. У каждой доярки на коровах были свои пометки, либо на ухе, или на шее веревочка определенного цвета. Вот пригонят коров с лугов на стойбище, и ходишь, ищешь по ленточке свою корову. И валяли, и топтали, и бодали меня коровы.
Мне нравилось, что были соревнования. Помню. был праздник 8 Марта, был концерт, детишки и взрослые поют песни. Обязательно было собрание. На этом собрании передовиков производства награждали и поощряли. Моей маме подарили красивый отрез на платье из штапеля, колготки безразмерные тогда появились. Председатель колхоза ко всем праздникам вручал как премии. Но не всегда председатель, бригадир мог подарить или управляющий Рябичкин Николай Федорович. Мы с удовольствием ждали этих праздников, а потом мама несла отрез портнихе по прозвищу Коза. Она возле магазина жила. Магазин был разделен на три части: магазин, потом Садовникова тетя Оля Корнешова, а в третей части Коза жила. Тетя Оля в девичестве была Пылаева, сестра Василия Никифоровича Пылаева. А почему ее звали Ольга Садовникова - не знаю. Может, потому, что мать ее мужа, Анна Васильевна Корнешова (1892), была садовницей. Коза, наверно, была местная. Она родственница Анне Михайловне, которая жила в самом крайнем со стороны Оки красном кирпичном доме на Большом селе. Она работала бухгалтером в колхозе, была хромая, нога на протезе, видимо воевала, ездила на лошади, которую выделили ей в ее распоряжение. Ее фамилия, по-моему, Корнешова по мужу. Ее мужа звали дядя Вася. Василий Андреевич (1916) работал шофером в колхозе. Сама Анна Михайловна была старше моей матери намного, ей было тогда за 50 лет. Был у них сын Николай с 1947 года. Козу, по-моему, тетя Настя Корнешова звали. А так, тетя Нина приезжала в отпуск из Севастополя, у нас была швейная машинка, и она нам шила.
Трудовой народ в деревне мало интересовался политикой и всегда был далековат от нее. В 60-е годы репрессии уже прошли, и с людей стали снимать разные обвинения. Про политику говорили только в виде анекдотов и все равно говорили тихо, вполголоса. У людей еще долго оставался след от сталинских времен. В то время было принято нас, всех детишек, старались, ну, иногда только можно было ухо подставить и подслушать разговоры взрослых, но нас сразу гнали, что около взрослых детям нечего делать. Нас, детишек, никогда рядом не держали и всегда отстраняли от взрослых. Так только, если бабки начнут какие-то сказки рассказывать, мы уши навострим и слушаем. Никогда никакие политические вопросы не обсуждались. Иногда люди спорили между собой, дым коромыслом, но о чем - неизвестно.
Газеты получали. Дед был партийный. Обязательно, кто в партии был, получал партийную газету и районную. Про холодную войну слышали, но казалось, что это где-то далеко, а главное работа. Верили в коммунизм, ждали лучшего всегда. В школе говорили: "Все к лучшему, вперед. К победе коммунизма!" Значит, однозначно. Призыв- то был.
( Как Ленин понимал, что такое коммунизм:
" Коммунизм же, - говорил Ленин, - мы называем такой порядок, когда люди привыкают к исполнению общественных обязанностей без особых аппаратов принуждения, когда бесплатная работа на общую пользу становится всеобщим явлением".
" Коммунизм - это есть Советская власть плюс электрификация всей страны"
" Вы должны построить коммунистическое общество. Первая половина работы во многих отношениях уже сделана. Старое разрушено, как его и следовало разрушить, оно из себя представляет груду развалин...Расчищена почва, и на этой почве молодое поколение должно строить коммунистическое общество".
" Поколение, которому теперь 15 лет, и которое через 10-20 лет будет жить в коммунистическом обществе...-говорил Ленин в 1920 году на 3 всероссийском съезде РКСМ /взято из открытых источников).
Глава 9
Известный режиссер Глеб Панфилов – наш родственник. Его родной брат, который умер в 2015 году, Евгений, приезжал к нам не один раз. Такой простецкий, нормальный, простой мужик. Моя бабушка - Вера Николаевна Дадонкина (Панина). Ее мама - Мария Ивановна Панина (Уварова). У Марии Ивановны была родная сестра – Наталья Ивановна Уварова. Она была бабушкой Глеба Панфилова. Наталья сначала в Баку жила. У этой Натальи Уваровой были дочери – Вера Степановна, мама Глеба Панфилова, Зинаида Степановна, Прасковья. Еще была Антонина, только я не знаю, она родная была их сестра или нет. Все эти сестры жили в Свердловске. Мама Глеба Панфилова, Вера Степановна, приезжала в Акулово отдыхать с тетей Зиной, приходила к нам в гости в Дубровку на Старое село повидаться с родственниками, я это помню. Они сначала зашли к Гонтарям, а потом к нам зашли. Вера Степановна приезжала в Акулово к Марии Ивановне также с этой Тоней. Баба Маша, моя прабабушка, приходилась им теткой. Но побыли они недолго, так как у Веры Степановны от нашей воды почечные колики начались. Они очень сожалели, но рисковать не стали и уехали в Москву. Это были 70-е годы.
Фото. Глеб Анатольевич Панфилов/взято из открытых источников.
На фотографии Глеб очень походит на Зинаиду Степановну, тетку свою.
У Зинаиды Степановны был сын - Борис Голомолзин, который раньше жил в Екатеринбурге в квартире своей матери на Восточной улице. Он тоже приезжал и тоже общался с нами со всеми. Мне кажется, что он работал на Свердловской киностудии. Когда Зинаида Степановна умерла, Борис сообщил нам об этом. А уж Зинаида Степановна каждый год приезжала в деревню. С тетей Зиной я долго переписывалась, а сколько у меня с ней было походов в лес и на речку! Борис играл на пианино, когда приезжал в Дубровку на Поповку, в самый крайний дом к Акулову, белый кирпичный, это дом Уваровых, какого-то брата их, в последнее время там жил Уваров Владимир и его сестра Екатерина. У дяди Володи детей не было, и у тети Кати тоже. Но сейчас они уже как 10 лет назад все умерли. Тетя Катя была очень общительная, интересная, работала проводницей на поездах. Раньше на Поповке, как идти от Дубровки, первый дом, деревянный, тоже Уваровых. Там жила тетя Катя Хохлова, сестра Насти Хохловой со Старого села. Тетя Настя жила рядом с Параней Хохловой, а дальше мы – Лунины. Рядом с Катей Хохловой на Поповке жили Хреновы. У Екатерины Никитичны Уваровой, которая жила со своим братом Володей в Дубровках напротив кладбища, был еще брат Юрий (1939), который уехал в Киев. У него дочка Марина, и ее Екатерина из Киева забрала к себе, а у Юры там еще были дети. Юра - то тоже уже умер. И хотя Катя и Володя у нас были странными, у Кати могут быть фотографии Глеба Панфилова, ведь она общалась с ним.
Тетя Зина мне рассказывала, что ее сестра Антонина, мне кажется, что она ее Тоней называла, работала в кремлевской больнице врачом или была в кругу врачей, которые лечили Леонида Ильича. Она была очень близко знакома с Леонидом Ильичом Брежневым. Они часто бывали в общих компаниях, это все, конечно, в нашей семье держалось в секрете, и тетя Зина просила никому об этом не рассказывать. Антонина была замужем за евреем. Их сын был хорошо знаком с Галиной Брежневой, дружил с ней, и чуть ли они не женихались. Леонид Ильич Антонину свахой называл, а она его сватом. Когда они участвовали в застольях по праздникам, они друг друга так в шутку называли и говорили, мол, давай мы своих поженим. Но где она могла познакомиться с Брежневым, неизвестно. Брежнев в Свердловске жил всего один год, а в 1930 году его перевели в Москву работать. И когда Антонина умерла, ее сын уехал в Израиль. Он был по медицинской части и он в Израиле хотел клинику свою открыть, и у него были проблемы с тем, что у него только отец еврей, а мать - русская. Потом тетя Зина сказала, что у него все там уладилось. Антонина либо с Викторией работала, так как Виктория, жена Брежнева, была акушеркой. Сын Антонины уехал тогда, когда гонения на евреев были. Какая-то заваруха была с евреями, и их стали гнать из страны. А потом тетя Зина перестала ездить в Дубровку, и связь с ней прервалась.
Дядя Витя Уваров, который жил в Шилове, тоже был двоюродным братом Веры Степановны и моей бабушки.
Он к Луниным регулярно приезжал в гости, очень часто с женой. Виктор Уваров работал в райкоме. Из-за того, что мой отец был рыбак и охотник, райкомовские начальники на выходные дни приезжали на рыбалку и на охоту. Был там какой-то Мещанинов, тоже где-то в Шиловском райкоме работал. Прилетали на самолетах из Рязани большие начальники. И как-то меня одну на самолете катали. Облет делали. Самолет приземлялся на островке, который взади дяди Кости Смирнова и который напротив дяди Саши Тимакина. Этот начальник разрешил летчику полетать со мной по округе, пока отец с ними занимался рыбалкой. Когда родители разошлись, никто не стал ездить. 30 лет стоял наш дом, и мы его не продавали, пока он не стал рушиться. И мы его продали, о чем очень жалеем.
(По метрическим данным:
В апреле 1918 году умер деревни Акулова крестьянин Георгий Иванов Уваров, Уаров тоже, в возрасте 70 лет от старости/ГАРО, Фонд 627, опись 281, дело 116).
Глава 10
А у Николая Федотовича Панина сын Владимир Николаевич женился на Валентине Михайловне Уваровой (1929), но не на нашей Уваровой, а еще были какие-то Уваровы. Владимир с Валентиной жили в Астрахани и имели двух детей: сына Юрия и дочь. Моя мама с ними переписывалась.
Фото. Дети Владимира Николаевича Панина: Юрий и Лорочка. 31 мая 1951 год.
Мы очень близко роднились с дядей Пашей Паниным и его женой Лизой Уваровой. Они жили в Акулове, где магазин. Мне кажется, что Павел Федорович Панин приходился нам близким родственником. Но может быть, родство еще было по Елизавете Федоровне (1920). Их сын, Сергей Павлович Панин, женился на дубровской девушке и сейчас живет в Москве, но приезжает и в Акулово.
Сестры моей бабушки Веры, Анна и Александра, жили в Николаеве. У тети Ани там была кооперативная квартира, а у тети Шуры был свой собственный кирпичный дом, построенный на окраине города дядей Ваней Марсовым. В Акулове дом Паниных был самым последним. Анна жила в одной части дома, а бабушка Маша с сыном Петей жила в другой половине дома. Ну и эта часть дома у них тоже была поделена: у бабушки Маши своя часть, а дядя Петя с семьей жил в своей половине, хотя в чулане у них был общий проход. Я к бабе Маше часто в Акулово с ночевками приходила. У нее была большая икона. Потом тетя Аня забрала свою мать Марию к себе в Николаев, и там через два года она умерла. А вот ее муж, наш прадед Коля, вероятно, похоронен в Дубровке в одной могиле с моей бабушкой Верой.
Фото. Предположительно, похороны Николая Федотовича Панина. В изголовье стоит Мария Ивановна Панина (Уварова), вторая - Тамара Дадонкина, потом Елизавета Панина, потом ?, потом Поля Пчелинцева, за ней жена дяди Вани Тимакина, Мария Павловна, потом Вера Николаевна Дадонкина, потом Валентина Дадонкина, потом Раиса Васильевна Панина (Земцова), последняя - Паиса Емельяновна Тимакина. Мужчина с усами-?, потом Павел Панин, Иван Яковлевич Тимакин, Петр Николаевич Панин, Александр Яковлевич Тимакин. Из детей первый - Юра Панин, потом Павел Панин, третий - Сергей Панин, сын дяди Паши.
Бабушка Вера умерла от разрыва желчного пузыря. У нее боли начались, оказалось, что у нее камни были в желчном пузыре. И получился приступ. Ее, наверно, фельдшер в Дубровке посмотрел, и потом ее на лошади повезли в Тырново в больницу. Кто–то сказал, что врач не тот укол ей поставил, так как был пьяный. И когда ей сделали укол, и после этого она начала реветь белугой, и вот те, кто с ней в больнице - то лежали, они рассказывали, что было страшно, как она орала, начала кричать, на стенку лезть, кататься по полу, визжала невыносимо как. И умерла. Как говорили, тетя Тая хлопотала, хотела судиться с этим врачом в Тырновской больнице, куда привезли бабушку, но что –то не получилось. С врачами судиться - дело тяжелое, доказать врачебную ошибку очень сложно.
После бабушки Веры в Тырновской больнице умерла тетя Маруся Корешкова, Она была не замужем, детей у нее не было, она немного заикалась и работала кассиром в совхозе. И у нее начало горло болеть, а когда ее в Тырновскую больницу привезли, она умерла. У нее получилось удушье, и ее не спасли. Как говорили, ее горло задушило. Может, это был анафилактический шок. Раньше же не знали об этом. Может, у нее на какое-то лекарство удушье было. Ну, вот сказали, что горло удушило ее. Тетя Маруся Корешкова сначала жила в Степакине, а потом она купила дом, где жила тетя Таня Маркина. Она жила в доме по правому порядку как идти к Оке в сторону магазина рядом с дядей Лешей Лукашиным, кирпичный дом. Тетя Таня была портнихой, шила, маленького ростика такая. Тот дом, в котором жила Таня Маркина, сначала принадлежал моему прадеду Филиппу Лукашину. Он этот дом толи покупал, толи строил. 1 дом по правому порядку принадлежал Ульянкину Ивану Григорьевичу, потом пожарка, потом дом дяди Леши Лукашина, половина дома принадлежала Маркиной, а во второй половине дома жила Колдаиха. А к Колдаихе потом поселилась вот эта тетя Мария Корешкова. Надо спросить у ее племянницы Ольги Андреевны Негодаевой. А вторая ее племянница вышла замуж за акуловского.
Так что с врачами и милиционерами никто не связывался.
На Старом селе жил милиционер Николай Васильевич Орешин. Он родом из Желудево. Я хорошо знала его детей – Ларису и Сергея. Они жили напротив Карасей тети Веры Корнешовой, рядом с Прошляковыми. Домик у них был деревянный, маленький, невысокий такой. А ворота были очень высокие на уровне дома. Жена его работала учительницей в школе. Ее, по-моему, Анна Васильевна звали. У них была овчарка, и идешь мимо Горохова колодца к парку на дойку летнюю, и собака всегда становилась на задние лапы, клала морду на ворота, она была выше ворот, и глядела на всех, так страшно было. А Настютка Хохлова, которая жила рядом с тетей Параней Хохловой, сначала мы жили, потом Параня, потом Настютка, потом Кондрашова Любовь Дмитриевна. И она ходила глядеть телевизор к Прошляковым или к сестре дяди Феди Корнешова в кирпичном доме. И вот Настютка в 10 часов возвращалась домой после телевизора, а дядя Коля Орешин, видимо, был выпивший, гулял с этой собакой. И собака его не стала слушаться. И она очень сильно искусала и изодрала эту тетю Настю. Орешину за это ничего не было. Она долго в больнице лежала. И Орешины лечили ее и долго по санаториям возили. Орешин у нас участковым был в Дубровке. Я не знаю, Хохлова она была или Уварова. Видимо, когда-то была замужем за Уваровым. На нашей стороне, если от реки идти по правому порядку, первый дом принадлежал Пакалиным тете Любе с дядей Мишей. А там, где проулок с Нового села на Старое село здесь, значит, кирпичный дом матери дяди Сережи Урляпова. Потом Любовь Дмитриевна Кондрашова. Ее брат Анатолий жил с тетей Шурой женой на Старом селе только по левому порядку. У нас парк находится на горке. А под горкой ольхи росли. И там всегда водились ондатры. И вот идешь на дойку, валяются мертвые ондатры. И знаешь, что Орешин вчера пьяный был и ондатр стрелял. Либо тренировался, либо спортивный интерес у него какой. Идешь, а там их тушки валяются. Он в Дубровке хозяином был. Кто ему что скажет, кто с ним будет связываться?
Дядя Петя Панин свою половинку дома продал и построил свой дом. Тетя Аня после смерти матери тоже продала свою часть дома. Но у них еще был кирпичный амбар, и туда всегда приезжала тетя Зина Уварова из Свердловска. Амбар продали отдельно, хотя земли при нем нет. Я все спрашиваю себя, куда же делась икона. Толи тетя Аня оставила ее, толи продала, толи забрала к себе в Николаев.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Мария Ивановна Панина (Уварова) со своей дочерью Александрой Николаевной Марсовой (Паниной) и внуком Аликом.
Дядя Ваня Марсов, муж тети Шуры, после войны был комендантом какого-то города в Польше. Потом его перевели в город Лиду. В районной газете была перед 23 февраля публикация о дяде Ване Марсове.
Фото газетной статьи о подполковнике Марсове.
Когда они жили в Лиде, с ними там и тетя Аня жила и тетя Тая. Потом они все переехали в Новогрудок, недалеко от города Лиды. Там тетя Тая вышла замуж за своего Лесика. Он украинец, но как военный он служил там. Они же все военные : дядя Ваня Марсов, дядя Ваня Мезин. А потом Лесика в Червоноград перевели. А потом в Червоноград Тамара переехала. Они все ехали друг к другу. Тамара у нас была с детства больная. Даже на фотографиях, где она летом сидит в крепдешиновом платье, а на ногах - валенки. У нее были очень сильно больные ноги. Она долго не ходила. Но потом ее Таисия забрала на Украину в воинскую часть, и она там замуж вышла. А когда у ее мужа Гонтаря возникли проблемы со здоровьем, и как раз бабушка Вера умерла, то они приехали в Дубровку.
Анна Николаевна очень хорошо вязала. Я к ней ездила в Николаев. И все время ей клубки сматывала, эту пряжу, которую она заказывала в Прибалтике, тонкорунную шерсть. Ей из Прибалтики присылали посылки. Их было три подруги. Две подруги вязали, а третья у них продавала на рынке связанные ими кофты, шапочки. Мне Анна Николаевна дарила очень красивые шапочки с шарфами, я как раз была студенткой, мода была с цветочками на отвороте и вафельками. Этажом выше над тетей Аней жила директор Николаевского Центрального рынка. Она с тетей Аней очень дружила, и вместе они приезжали в Акулово. И она одна очень боялась ночевать, и она с ней ночевала всегда. И эта директор рынка ее всегда хорошо благодарила: то серьги золотые, то ковер. Анна ей постоянно уколы какие-то делала, так как у директора рынка были врожденные вывихи бедер. Анна Николаевна имела медицинское образование и в Николаеве работала в роддоме.
Тетя Шура и тетя Аня умерли в пределах 70 лет в конце 80-х годов в Николаеве. Сначала заболела тетя Шура сахарным диабетом. Тетя Аня к ней каждый день ездила, за ней ухаживала, готовила еду на пару, все диетическое. А потом тетя Аня на лето уехала в Акулово. И пока она была в деревне, тетя Шура в Николаеве была без присмотра. Сын у Шуры Алик выпивал, со снохой они не очень ладили. И у нее поднялся сахар. Когда тетя Аня приехала в Николаев, тетя Шура умерла у нее на глазах. То есть она успела приехать к ее кончине. И тетя Аня корила себя и очень жалела, что она уехала и бросила сестру. А потом тетя Аня сама заболела раком толи костей, толи кожи. Как мама рассказывала, что нельзя было взять ее за руку, кожа отходила, как бы мясо от костей отделялось. Очень тяжело она болела, все время лежала. Моя мама все бросила и поехала сидеть с ней. И попала там в землетрясение. Землетрясение не только в Николаеве было, но и в Одессе, и Крым и Молдавию захватило. От этого землетрясения даже в Рязани ощущались небольшие толчки, люстры дребезжали. Это, видимо, был март. Мама в это время сидела с тетей Аней. И началось землетрясение вечером. Дом и стены зашатались. Начала падать посуда в серванте, мебель. Тетя Аня говорит моей маме: « Валя, бери документы свои и иди спасайся, беги во двор. Мне все равно умирать». А мамка говорит: « Я никуда не пойду. Как я тебя живую могу оставить, бросить и уйти». В это время свет погас, было темно. Мамка на матрасе поволокла тетю Аню с 4 этажа, спустила во двор, гул и темень была кругом, все шаталось, дома ходуном все ходили, того и гляди рухнут на нас. Народ уже весь был во дворе, дети кричали. Ночью так похолодало, а утром какие-то мужчины помогли тетю Аню снова на матрасе занести на 4 этаж. Дом остался целый, но все эти переживания, про которые мне мама рассказывала, как это все было страшно. Мама уехала домой, а ей на смену приехала тетя Тая. Через три дня тетя Аня скончалась. В каком году это было, не могу сказать. Вроде, землетрясение было еще где-то в 1991 - 1993 годах, тоже вечером, вроде бы весной. В 1990 году Анна Николаевна Мезина еще приезжала в Акулово.
Еще при жизни тетя Аня говорила, что свою квартиру и две сберегательных книжки она оставляет трем племянницам: Тае, Вале и Тамаре. "На деньги с одной книжки вы меня похороните, а деньги со второй книжки разделите между собой". Потом Тамара заболела, лежала, была недвижимой, и решили, что тетя Аня подпишет все на тетю Таю, она ближе к ней жила, и оформлять наследство ей будет легче, так как Тамаре с Валей ездить в Николаев из Рязани, дело не быстрое. А Таиска оформит и между сестрами все поделит. Ну Таиса все оформила и никому ничего не дала. Все себе забрала. У тети Ани были золотые часы и она всегда говорила, что эти часы она оставит Верочке Гонтарь, потому что ее назвали в честь бабушки Веры. Когда я прилетала к тете Ане, она говорила мне : « Надя, закатай в маленькие клубочки ниток сережки, перстенечки, колечки. Если воры залезут, они же не будут искать золото в этих маленьких клубочках». Ее директор рынка очень хорошо одаривала. И когда мама за ней ухаживала, тетя Аня говорила: « Валя, ты там возьми от меня на память эти клубочки». А мама моя говорит: « Ну, как я у живой тебя буду что-то брать"? И мама не стала ничего брать. Ну, тетя Тая подгребла все, даже часы Верке не отдала, хотя вся Дубровка знала, что золотые часы будут Верочкины.
Глава 11
Сестра моей мамы, Таисия, жила на Украине во Львовской области, в городе Червонограде. А раньше до войны это был польский город. И там кладбища польские. Я вот ходила и глядела на эти кладбища, когда ездила к тете Тае в Червоноград. И была я там не один раз. Там польское и киевское телевидение показывало в то время, и только один канал показывал на русском языке. Начиная с 1978 года, я летала к тете Тае каждый год вплоть до замужества. Люди в Червонограде жили по своим законам. На майские праздники в 1980 году я приехала к тете Тае, а там шли демонстрации-шествия националистов-бандеровцев со своими трезубцами. Еще тетя Тая не пускала меня на улицу и говорила втихаря, что у них здесь своя власть, и что никогда Западная Украина не признавала нашу власть. Город Львов всегда жил по своим законам, и все говорили на украинском языке, а на русском говорили мало. Я лично, как русская, встречала много негатива. Были, конечно, и хорошие моменты. Тетя Тая там разговаривала только на украинском. Ее муж Лесик был бендеровец, из города Бендеры. Тая познакомилась со своим мужем в городе Лида. Он хорошо говорил по-русски.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Справа Лесик (Дадонкина) Таисия Петровна, ее муж - Лесик Николай и его сестра. 1956 год. г. Червоноград.
Дядя Коля Лесик утонул, когда Вовке, его сыну, было лет 5. А Вовка с 54 года. Утонул на учениях, а может, его утопили. Официальная версия, что дядя Коля утонул. Лесик даже к нам в Дубровку приезжал и ходил с моим отцом на улицу женихаться, в клубе они закатывали гулянки. Лесик приезжал в Дубровку отдохнуть, и они отдыхали с моим отцом по полной программе. Баба Вера очень Лесика любила и прощала ему все гулянки, отца же моего терпеть не могла, потому что отец был местный. Сын Лесика, Владимир, тоже в Дубровку приезжал, женихался здесь, ухаживал за какой-то девочкой Ульянкиной. А Вовка был красавец необыкновенный, "хохол с усами".
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Лесик Владимир Николаевич.
Потом Владимир женился на румынке. Она его намного старше, и его мать, Таисия, была против их брака. Когда он приезжал из Солотвино к матери в Червоноград, мать ему все невест искала, приводила девок домой, потому что не хотела эту сноху и хотела их разбить. И что она не делала, Вовка остался со своей женой. Живут они сейчас в Солотвино, в Закарпатье. У них там половина румынского населения, половина украинского. Когда тетя Тая стала старой, он забрал мать к себе. Там тетя Тая умерла, и там же похоронена. Тамара умерла в 64 года, а Валентина и Таисия в 68 лет. Последний раз Владимир звонил Вите на Новый год, передавал привет всем, сказал, что больше в Москву, наверно, не приедет.
Глава 12
Когда я говорю, то «гэ» произношу, как «кгэ», на украинский манер. Я не знаю, откуда это у меня, но вот Вере Гонтарь, моей двоюродной сестре, как-то на работе говорят: « Ты, случайно, не хохлушка? У тебя в разговоре есть что-то, интонация какая-то». Она говорит: «Да. У меня отец с Украины». Но у меня с Украины никого нет. Однажды я в Дубровке пошла в магазин за хлебом, и там тетя Вера Пчелинцева, наша родственница, бабы Полины сноха, жена Владимира Пчелинцева, и она мне говорит: « Ой, Надя, да ты говоришь на букву «г», прямо, как городская». А я с детства все время говорила, что буду жить в городе. Спала и видела в Рязани жить. А у нас рязанский говор какой-то свой. Я же, когда приехала к тете Тае в гости в Червоноград, и Вовка Лесик познакомил меня со своим одноклассником. Молодой человек был неженатый, холостой, и мы общались с ним. Мы с ним гуляли, ездили на мотоцикле и даже однажды границу пересекли, нас там не поймали. Он окрестности показывал мне, все эти польские земли. А потом пришли с ним в ресторан. Он отошел покурить, а меня танцевать пригласил молодой человек и в разговоре он мне говорит: « А Вы не с Рязани, случайно»? Он меня этим вопросом, как водой облил. Я отвечаю: « Да, с Рязани. А как Вы узнали»? « Я там был в командировке. И вот говор узнал». И я долго была под впечатлением, что вот в Червонограде угадали, что я с Рязани. Я не знаю, откуда взялся дубровский народ. То ли дубровчане это часть Мещеры и жили на этой территории с незапамятных времен, то ли их Голицын привез откуда-то. Мы 300 лет были под татарами. И мордва здесь была. И кто знает, какое и где смешение кровей у нас идет. Мне кажется, что названия в Дубровке оврагов Шатор и Ласер это татарские названия. Сейчас старых людей никого не осталось, чтобы кто-то из них мог какую-нибудь старину рассказать. А теперь люди моложе стали умирать, даже не у кого расспросить, что им бабушки рассказывали. Люди уходят и уходят. Те, кто войну пережили, еще покрепче, а уж мы уходим друг за другом. Да еще мы попали в тот период, когда люди молчали и боялись что-нибудь рассказывать. Начиная с революционных лет, с 1917 года, после войны и репрессий, люди так всю жизнь и боялись лишний раз рот открыть и что-то рассказать. Это в течение многих десятилетий у людей был страх лишь бы что-то лишнее не сказать, чтобы кто-то что-то не узнал про них и не услышал. Даже внутри семей люди старались ничего не рассказывать о своем прошлом.
Глава 13
Вот я еще помню, как бабушка говорила о том, что около реки Голицын построил местную подстанцию, чтобы в Дубровке был свет. Я вот не знаю, сохранилась она до сих пор или нет. От бабушки я что-то слышала, но не знаю, якобы, Голицын что-то придумал, что-то построил, какое-то сооружение, типа миниатюрной гидроэлектростанции. В советское время специально всю информацию поуничтожили, чтобы узнать ничего было невозможно.
Я Дубровку посещаю один раз в год, ну, чтобы кладбище посетить, проезжаю по селу, чтобы его не забыть. Сейчас модно посещать «Пьяный лес», я туда еду. Про "Пьяный лес" мне бабушка рассказывала так:" Между Дубровкой и Тырновом рос дубовый лес, который выпилили для фронта во время войны. Потом на этом месте посадили сосны." Я первый раз попала в молодой лес примерно в 1965 году, когда баба Луша и Паша Покалин, сын Михаила Сергеевича, не позвали меня за грибами. Баба Луша жила от нас через три дома на углу проулка, Сосны тогда были по три метра высоты. В 1970-1973 г.г. я училась в Тырновской школе и часто проходила мимо этого леса. Сосны подросли, но ничего необычного мы не замечали, в деревне об этом никаких разговоров не было. Когда построили недалеко от Дубровки турбазу, кто-то из отдыхающих пошел за грибами и обратил внимание, что деревья изогнуты. Ажиотаж вокруг "Пьяного леса" начался недавно, когда мама уже умерла. Что произошло с деревьями- непонятно, ученые не дали этому никакого объяснения. Многие считают, что это после смерча. Я видела этот смерч, и он прошел немного в стороне.
Фото из открытых источников "Пьяный лес"
(Судя по картам 1850 года и 1941 года в этом месте были пашни, и никогда не было раньше леса.
(В 1957 году на этом месте были только заросли кустарника. А Акулово и Дубровку окружали луга, пашни и фруктовые деревья).
Это карта 1980 года. Она называется "Районная планировка. Проектные предложения на 1980 год. Шиловский район. Рязанская область". Масштаб 1:50000.
Здесь тоже Пьяный лес не отмечен. Я очень долго ее рассматривала в интернете, и мое предположение, что квадратики по середине села это правление совхозов и администрация, а кружочек это похоже на точку телефонной связи, а черные точки, выстроенные в ряды это дубовые посадки. Вообще, я думаю, что это техническая карта. Думаю, что это не топографическая карта,иначе были бы отображены и реки и озера, ну и Пьяный лес, а техническая, здесь помечены фидерные линии.
Выезжаю к Оке, чтобы полюбоваться ею и вспомнить все свое детство. Меня, честно говоря, бесит, что, вот была целостная территория Голицыных. И вот ангар поставили. Теперь на углу поставили магазин, в парке дома построили. Ведь еще цела голицынская кирпичная кладка барского сада. Раньше все было понятно: вот конюшни, вот его парк, вот барский сад, вот усадьба. Еще один домик голицынский сгорел. Целостность территории была. Вот взяли, напихали туда, я не знаю, нашей историей никто не дорожит, прошлым нашим, то, что было. Я не могу, у меня душа рвется от этого.
(Одни из потомков князя Павла Павловича Голицына, владельца Дубровским имением, в настоящее время проживают в Германии. У Марии Павловны Голицыной (1895-1976)
были четверо дочерей: Марианна (1921), Александра (1926), Ева (1928) и Беатрис (1930).Все дочери родились в Венгрии.
1.Дочь Марии Павловны Голицыной, Александра Сечени , мать четверых детей.
Фото Александры 2. Дочь Марии Павловны, Марианна (1921-1999) ,вышла замуж за Де Харизи.
2.Дочь Марии Павловны Голицыной, Беатрикс Сечени, вышла замуж за Иоахима, графа Шенбург-Глаухау (1929-1998).
Фото из открытых источников. Иоахим, граф Шенбург-Глаухау и его жена Беатрикс.
Их дети:
Майя ( Мария) Фелиситас (1958-2019)
Александр (1969) со своей женой принцессой Ириной Гессенской
Глория (1960) вышла замуж за князя Иоханеса фон Турн унд Таксиса (1926-1990). В браке родились трое детей: Мария, Елизабет, Альберт.
Фото из открытых источников. Глория с мужем и детьми.
Фото из открытых источников. Глория фон Турн унд Таксис, правнучка Павла Павловича Голицына.
Резиденция династии Турн и Таксис, замок Эммерам в баварском городе Регенсбург, Германия.
Фото из открытых источников. Глория с Марией, Элизабет и Альбертом
Бабушка мне рассказывала, что князь Голицын несколько семей выселил из Дубровки, выделил им землю, типа хутора, и называлась эта деревня Нарезка. У него лес и земли там были, и он сделал выселки для тех, кто пьянствовал, бунтовал, не подчинялся ему, плохо себя вел. Потом этот хутор стал называться деревней Нарезка, и эта деревня принадлежала Голицыну.
Там он построил школу для детей и иногда проверял, как идет обучение. Я вспомнила, что тетя Таня Спирина была из Нарезки. Тетя Таня рассказывала, что Голицын в свое время ухаживал за ее бабушкой. Когда-то она работала телятницей с Тамарой. Тамара у них была бригадиром на ферме, Верина сестра. И Татьяна между делом рассказывала, что Голицыну очень нравилась ее бабушка. Сейчас Татьяна живет в Дубровках в доме нашего деда Филиппа Лукашина. Ее муж, Спирин дядя Ваня, пахал огород и нашел большой золотой крест.
Сын Татьяны, Спирин Николай Иванович, историк, преподавал историю в школе, потом он был директором школы, потом был мэром Шилова, а когда он на пенсию ушел, его директором Шиловского музея сделали. Он больше меня знает, и как историк, он должен был бы быть заинтересован в сохранении истории Дубровки.
Фото из семейного альбома Луниной Н.В. Сидорина (Лунина) Надежда Владимировна на лестнице в театре. Москва. март 2018 года.
Крестьянская родословная села Дубровка в воспоминаниях Спирина Николая Ивановича - директора Шиловского музея.
История села Дубровка- это имение князей Голицыных. Есть даже такой материал, что раньше из себя представляла Дубровка. История села Дубровки – я поручу своим сотрудникам, и мы такой материал подготовим.
Мы, Спирины, не местные жители. Родители переехали. Я 8 классов окончил. Есть села Нарезка, Наследничье. Мы не местные, мы не дубровские. Моя мама, Татьяна Васильевна, родилась в селе Ирицы. Совсем другое село. Семью Голицыных мы не могли знать, ни бабушка, ни прабабушка. И мои родители не могли знать Голицыных, потому что в село Дубровка они переехали. Отец – тракторист, мама – телятница. Просто предложили переехать, а родились они и жили совсем в другом месте. Поэтому про Голицына никто из моих родственников ничего не знает.
Мой папа копал огород и нашел крест. Я находился как раз в армии, я его даже не видел. Нашли этот крест, узнали про него, приехали, и у них забрали. И этот крест находится в Рязанском краеведческом музее, в Рязанском Кремле. Там есть отдел археологии. Но в музее не связывают этот крест с Голицыными. Голицыны, Дубровка, это более поздние находки. Я даже не знаю, к какому времени, меня не было, я был в армии. Я был в армии в 1980 году. Я родился в деревне Нарезка.
Никакой грамоты Кубынина у нас нет. Такими документами мы не владеем. Это архивный документ. Нет, такой грамоты у нас в музее нет. А так, приезжайте к нам в Шилово, в краеведческий музей, я вам все покажу, расскажу, сведу с ребятами, которые занимаются этими проблемами очень хорошо, и весь материал по Дубровкам найдем. Про Голицыных, как таковых, расскажем. А документы, что касается по Голицыну….. Раньше Дубровка относилась к Касимовскому уезду, и все документы там, в Касимовском краеведческом музее. У нас по Голицыным документов нет.
(По метрическим данным:
На приходском кладбище села Дубровка похоронена в августе 1918 года крестьянка-вдова Мария Прокопиева Спирина, прихода села Наследничья, деревни Косого поселка, умершая от старости /ГАРО. Фонд 627, опись 281, дело 116).
Шапилова Елена Васильевна - главный хранитель Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника.
Я в 1980 году здесь не работала. Факт передачи золотого креста в музей навскидку не припоминаю. У нас в музее 260 000 предметов.
Я посмотрела по базе, и как я думала, нет у нас никакого такого похожего креста. Сотрудники, которые здесь работали в 1980 году, удивлены были очень. Естественно, поступление такого предмета не прошло бы просто так без внимания. Я посмотрела все предметы нашего музея по названию села Дубровка и все кресты пролистнула на всякий случай. Тот факт, что этот крест Шиловская милиция изъяла, это совсем не значит, что они передали туда, куда они сказали. Креста длиной около метра, который из золота или серебра с драгоценными камнями, у нас точно нет. И у нас из села Дубровки по базе, вообще, ничего нет. Я думаю, что сельские люди могли преувеличить, тем более, много времени прошло, и эти люди уже пожилые.
И никаких писем Голицына к Екатерине 2 у нас тоже нет. Если бы у нас были такие письма, мы бы их показывали, это была бы сенсация. Мне кажется, что это просто слухи, сплетни. Когда изымаются милицией такие вещи, должен быть какой-то документ. Это же не просто так, пришли и забрали. Просто слухи обрастают легендами. Может быть, был крест 10 см, а уж метровый крест, это просто невероятно. Село Дубровка Шиловского района в базе нашего музея, вообще, не фигурирует. Я уверяю, что предметы из золота и серебра с драгоценными камнями стоят на очень строгом учете. И просто так такие предметы никто ниоткуда не привезет, никакая милиция. А уж писем к Екатерине 2, так это точно нет. Это была бы сенсация. Если бы у нас были такие вещи, мы бы их показывали.
(Существовала легенда, которую записал А.И. Кондрашов:" Однажды по Оке ехала на ладьях императрица Екатерина Великая к князю Голицыну в гости в село Дубровки. Екатерина была довольна его радушным приемом и желая отблагодарить, пожаловала князю эту деревню. С того времени жители Акулова стали крепостными князя Голицына". В примечаниях Кондрашов написал, что Екатерина 2 (1729-1796) никогда не принимала участие в походах по реке Оке, а тем более на ладьях! / Кондрашов А.И." Материалы по истории Дубровки".
Имя императрицы Екатерины Алексеевны, второй жены Петра 1, упоминается в реестре села Дубровок и Акулова за 1722 год. В разделе " Пришлые люди" говорится о крестьянине Иване Степанове, прибывшем с семьей в Дубровки из села Редники, вотчины Екатерины Алексеевны/ РГАДА. Фонд 350-2-4088). Редники (предположительно Сибирская губерния, Вятская провинция, ныне Кировская область).
Фото документа о крестьянах села Дубровки за 1722 год.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.