Дисциплина воинская

Дисциплина воинская, этическо-правовое средство согласования по содержанию, направлению и мотивам деятельности лиц, образующих армию.

Определение по существу понятия Дисциплина воинская представляет чрезвычайные трудности. Этим объясняется тот знаменательный факт, что до настоящего времени невозможно указать общепризнанное в науке, законодательствах и в военном быту определение Дисциплина воинская.

Французский военный писатель J. Ambert говорит, что во французском языке нет другого слова, смысл котораго б. бы искажен более, чем слово discipline. 

Discere значит учиться, discipulus, disciple — ученик; по определению французской академии, discipline равнозначаще «instructin, éducatin, règle de conduite, commune à tous ceux, qui lont partie d’un crps»; discipliner соответствует fermer, habituer, assujettir à des règ’es cnvenues. Отсюда некоторые авторы, юристы и военные писатели, а частью и законодательства, или непосредственно определяют Дисциплину воинскую, как воинское воспитание, или же исходят в своих выводах из идеи воинского воспитания. Так, австрийский Dienst-Reglement (объединяющий уставы дисциплинарный, внутренней и гарнизонной службы) признает «основанием Дисциплины воинской воспитание солдата, приводящее его к безусловному повиновению, к добросовестному сознанию долга и к точному исполнению службы».

В военной литературе имеются следующее определения: Дисциплина есть «совокупность всех нравственных, умственных и физических навыков, нужных для того, чтобы офицеры и солдаты всех степеней отвечали своему назначению»; но в тесном смысле, получившем право гражданства в сознании большинства, понятие Дисциплины воинской относится преимущественно к нравственным навыкам, к тому, что в последнее время Империи было принято называть «воспитанием офицера и солдата» (М. И. Драгомиров).

«Дисциплина воинская образуется из совокупности этических и правовых навыков, охватывающих все содержание воинских целей солдата» (проф. Плетнев).

«Дисциплина воинская есть воинское воспитание, развивающее в военнослужащем способность сознательно и во имя нравственной обязанности подчинять свою волю воле верховного вождя армии» (проф. кн. Друцкой).

Аналогичную мысль высказывает, хотя устанавливает совершенно иное определение, В. Д. Кузьмин-Караваев, когда говорил, что Дисциплина воинская «составляет могучее воспитательное средство».

В иностранной литере встречаем такие определения: «Под воинской Дисциплиной понимается, с одной стороны, система правил и обязанностей, имеющих отношение к поддержанию воинского порядка, воспитания и нравов, с другой стороны, состояние воинской части с точки зрения господствующих в ней порядка, воспитания и нравов; в обширном смысле воин.

Дисциплина воинская понимается как воспитание людей» (Marck); «Pur instituer la dise inline, il faut des disciples, à ces disciples il aut des maîtres, à ces maîtres une dctrine» (Ambert); «La meilleure discipline est celle que s’empare des esprits» (Pr. de Ligne); «Les armées bien cmmandées snt tujurs bien disciplinées» (Naplén). 

В основе этих определений и общих выводов лежит следующая идея: воин может выполнить свое назначение лишь при условии неизменных и постоянных совпадения его действий и жизненного уклада с волею законодателя и вождя, не только в форме повиновения приказу, но и в форме самостоятельной, при отсутствии приказа и надзора начальника, т.-е. деятельности, вытекающей из личного желания и стремления достигнуть полезной для армии и предуказанной вождём цели. Такое потенциальное и кинетическое состояние воли чина армии возможно только при соответствующем складе характера и правовозрений и нравовозрений, которые д. стать «второй натурой». Эти, как и всякие другие, психические свойства человека создаются путем воздействия на него окружающей среды, воспринимаемых им впечатлений. Искусственная (или, в редких случаях, естественная) комбинация этих последних образует воспитывающую среду, а деятельность, направленная к созданию этой комбинации впечатлений и среды, называется воспитанием. Отсюда вывод, что средством, единственно годным для создания из гражданина воина, является воинское воспитание, именуемое Дисциплиной воинской.

Изложенное толкование понятия Дисциплины воинской не является, однако, господствующим, хотя в военной литературе начала XX в. все чаще выдвигалась идея о значении воинского воспитания. Против понимания Дисциплины воинской, как воспитания, делалось, главным образом, то возражение, что оно противоречило установившемуся в армии бытовому пониманию Дисциплины.

Большее, по-видимому, число сторонников имело определения, приравнивающие Дисциплину воинскую или к повиновению, или к законности действий. Так, по признанию Мольтке, «авторитет сверху и повиновение снизу, — одним словом «дисциплина», есть душа армии» (тождественное определение в общей юридической литере для служебной Дисциплины воинской давал фон-Резон); «Служебная Дисциплина есть точное соблюдение правил подчиненности между высшими и низшими должностными лицами» (А. Д. Градовский); «Дисциплина требует от подчинённого полного и постоянного повиновения начальнику и буквального исполнения его приказаний без колебания и ропота» (франц. Règlement de service intérieur). 

К определениям, кладущим в основание принцип законности, м. б. отнесены: «Дисциплина воинская есть не более как точное исполнение закона» (Е. Hueber); «Дисциплина воинская состоит в строгом и точном соблюдении правил, предписанными военными законами» (Ст. 1 Устава дисциплинарного, кн. XXIII С. В. П). Должны быть поставлены обособленно следующие определения: «Дисциплина воинская есть совокупность условий, определяющих взаимное отношения между начальниками и подчиненными» (В. Д. Кузьмин-Караваев); «Дисциплина воинская — обязанность такого поведения со стороны военнослужащего, которое содействует армии в достижении её задач» (Н. Фалеев); Дисциплина воинская — «надлежащее отношение солдата к обязанностям своего звания и к своим начальникам, а также надлежащее поведение вне службы и независимо от своего звания» (Hecker); «Под Дисциплиной разумеют всякие меры, направленные к охране порядка совместной деятельности и жизни» (Н. М. Коркунов).

Все приведённые определения имеют своих противников и вызывают возражения. Против определений первой группы, приравнивающих Дисциплину воинскую к повиновению, выдвигаются следующие возражения:

Обязанность повиновения, несомненно, является одной из основных обязанностей военной службы, но далеко не единственной, а потому и не могущей исчерпать собою содержание Дисциплины воинской. Кроме того, Дисциплина воинская неизбежно должна охватывать собой, и действительно охватывает, не только отношения подчиненных к начальникам, когда только и можно говорить о повиновении, но и отношения младших к старшим, начальников равных степеней между собой, и, наконец, отношения начальников и старших к подчиненным и младшим, когда, очевидно, не м. б. речи о повиновении.

Уподобление Дисциплины законности признается ошибочным потому, что требование соблюдения закона предъявляется государством, не только военнослужащим, но в равной мере и ко всем гражданам. Признается бесспорным, что законность действий входит, как непременный элемент, в понятие Дисциплины воинской, но, однако, не исчерпывает её содержания. Кроме того, данное определение (также как и вышеприведенное: Дисциплина — повиновение) не разрешает вопроса об источниках и средствах развития таких необходимых качеств солдата, как мужество, стойкость, самоотвержение и т. п.

Другие, приведённые выше, обособленные определения отчасти страдают неясностью, неточностью и неполнотой, отчасти вызывают возражения, приведенные в отношении рассмотренных только что групп: Дисциплина воинская, как повиновение, и Дисциплина воинская, как законность.

Дисциплина воинская, как этико-правовой институт, появилась в человеческом сознании и жизни одновременно с возникновением первого войска, т. к. идеи войска и Дисциплины логически неразъединимы. Но было бы ошибочно думать, что Дисциплина воинская возникла самобытно. Идея Дисциплины воинской в том или ином её содержании возникла много ранее первого объединения вооружённых людей в целях войны или борьбы. Не в армии, а в первобытной семье родилась идея Дисциплины воинской; она вытекла естественно из факта старшинства отца семьи, родоначальника, патриарха. Армия получила готовую идею, и даже готовое содержание, которое она лишь приспособила к своим потребностям и дополнила недостающими элементами. С того момента как бесформенная вооружённая толпа получила в сложившемся первом государстве значение правового государственного установления, — и Дисциплина приобрела определенный правовой характер, выразившийся в дисциплинарных нормах, в дисциплинарном законе.

Попутно с Дисциплиной семенной, но, конечно, позднее её, возможно, одновременно с воинской Дисциплиной, зародилась Дисциплина служебная вообще, Дисциплина церковная и, наконец, Дисциплина школьная. Во всех этих разновидностях идея и основные элементы были тождественны, различались лишь частности, — содержание отдельных требований и средства, которыми достигалась желаемая цель. Поэтому бесспорно то положение, что общее понятие Дисциплины осталось неизменным во все эпохи, было и есть интернационально. Эволюционировали только цели Дисциплины и способы их достижения.

В отношении воинской Дисциплины эволюция дисциплинарных средств б. крайне медленная. Для доступной нам истории человечества и армии в основе военной Дисциплины лежала идея устрашения, идея строгости, даже жестокости (Спарта, Рим, вербованные войска средних веков, эпоха Петра Великого, Фридриха Великого). Эти заветы старины еще живут и теперь и выражаются в ходячих фразах о «строгости Дисциплины». Но несомненно, что с XIX в. все более проникают в армии всех стран здравые военно-педагогические и правовые идеи, и теперь можно указать не мало военных писателей, которые в основу Дисциплины кладут идею воспитания, нравственного долга и сознания обязанностей. (Драгомиров, Бутовский, кн. Друцкой, Навроцкий, фон-д.-Гольц, Ж. Дюрюи, Isenburg, Marek, Dietz, Dangelmaier, Durand и др).

В «Солдатской памятке» для офицеров Драгомирова имеется следующая глубоко-верная мысль, принадлежащая эрцгерцогу Иоганну Сальватору: «Дисциплины, сокрушающая личную волю, не есть Дисциплина, ибо последняя не что иное, как добровольное и сознательное отречение от личной воли; а для того, чтобы отказаться от воли, надо, прежде всего, чтобы она существовала».

В «наказе войскам», изд. 1859 г., сказано: «тайна доведения солдат до возможной степени совершенства в военном деле заключается в искусстве управлять их волею. Чтобы правильно управлять волею солдат, необходимо знать те пружины, коими она приводится в действие, нужно знать их способности душевные и телесные, характер, нужно иметь полную их к себе доверенность» (С. В. П, ч. III, кн. I, IX приложение к ст. 428).

В русском военном законодательстве определение Дисциплины было внесено впервые в «положение об охране воинской Дисциплины и взысканиях дисциплинарных». § 1 «Положения» гласит: «Воинская Дисциплина состоит в строгом соблюдении предписанных военными законами правил, в сохранении в вверенной команде совершенного порядка и добросовестном исполнении обязанностей службы, в точном исполнении приказаний, без всякого произвольного их изменения, и в не оставлении, по слабости надзора или пристрастию, проступков и упущений по службе без взысканий».

Дополняющими выраженную здесь мысль были §§ 3 и 4. Первый из них говорил: «Начальник подает подчиненным пример усердия к службе, нравственного поведения и терпения, направляя все свои действия к пользе службы и воздерживаясь от всякого произвола, как в своих поступках и требованиях, так и в наложении взысканий».

Следующий, § 4 отличался от действующей ст. 4 устава дисциплинарного лишь указанием на обязанность начальника «в сношениях с подчиненным быть добрым и справедливым, соблюдать должное приличие».

В действующем, в Империи, законе ст. 1 устава дисциплинарного имело следующее содержание: «воинская Дисциплина состоит в строгом и точном соблюдении правил, предписанных военными законами. Поэтому она обязывает точно и беспрекословно исполнять приказания начальника, строго соблюдать чинопочитание, сохранять во вверенной команде порядок, добросовестно исполнять обязанности службы и не оставлять проступков и упущений подчиненных без взыскания». Это определение хотя и вызвало при пересмотре устава дисциплинарного в 1882-88 гг. серьезные замечания, но было признано «с практической точки зрения вполне удовлетворительным».

Существен, достоинство ст. 1 заключается в том, что она, давая перечень обязанностей, вытекающих из общего понятия, указывает рядом и обязанности подчиненных и начальников. Эта идея нашего закона о равном значения Дисциплины для указанных двух категорий в-служащих нередко оставляется в практике войсковой жизни без внимания. В ст. 1 указаны следующие обязанности: подчиненных — повиновение и чинопочитание; начальников — сохранять во вверенной команде порядок и не оставлять проступков подчиненных без взыскания; подчиненных и начальников — добросовестное исполнение обязанностей службы.

Наибольшее идейное и практическое значение имеет указание на эту последнюю обязанность, охватывающую собой все другие и вносящую в понятие Дисциплина существенный этический элемент. Обязанность начальников «не оставлять проступков и упущений подчиненных без взыскания» есть дань старинное отражение идеи об устрашающей Дисциплине.

Влияние новых идей в военном деле сказалось в дополняющей ст. 1-ю статье 4 устава дисциплинарного, определяющей другие обязанности начальника: «в сношениях с подчиненными быть справедливым, отечески пещись о благосостоянии вверенной команды, входить в нужды своих подчиненных, быть в потребных случаях их советником и руководителем, избегать всякой неуместной строгости, не оправдываемой требованиями службы, а также развивать и поддерживать в каждом офицере и нижнем чине сознание о высоком значении воина»... Не трудно заметить существенное отличие, и притом в худшую сторону, действующего закона от «Положения» 1863 г. Последнее не ограничивало Дисциплину одной законностью действий, а всю сумму обязанностей, указанных в ст. 1, включало в самое понятие Дисциплина не как следствие, а как самую её сущность. Далее, постановление § 3 «Положения» о значении примера начальника, о его нравственном поведении, терпении, о воздержании от произвола — совершенно отсутствует в действующем, на тот момент, законе. Также опущено в ст. 4 указание на обязанность начальника быть в отношении подчиненных «добрым» и «соблюдать должное приличие».

Заслуживает также большого внимания, что «Положение» 1863 г. говорит о не оставлении проступков без взыскания «по слабости надзора или пристрастию», а не в общей форме, принятой ст. 1 действующего устава. Почти тождественные начала и далее в сходном, с уставом дисциплинарном выражениях содержит французский устав (в отд. «Principes généraux de la subrdinatin»). 

В австрийских уставах резко выдвинуты обязанности подчинённого, в частности повиновение, об обязанностях же начальника говорится м. проч., и довольно резко выражена, несмотря на иной общий принцип (указан выше), карательная Дисциплина.

Устав итальянский наиболее отдает место моральному элементу, идее воспитания и, в связи с этими началами, обязанностям начальника.

Германское военное законодательство, построенное в кодификационном отношении несходно с законодательствами других государств, не содержит определения, соответствующего ст. 1 и 4 русского устава дисциплинарного, и, говоря об обязанностях, относит их в значительном большинстве случаев к в-служащим, не различая подчиненных от начальников (конечно, кроме постановлений о повиновении и чинопочитании); при чем в тексте закона нравственном элементу Дисциплины отведено незначительное место. Не подлежит, однако, сомнению, что идея Дисциплины находит себе выражение не столько в общих формулах закона, сколько в способах, предписанных для достижения воинских задач, и, в частности, в конструкции административной (обычно называемой дисциплинарною) и судебной ответственности за служебные нарушения (см. Дисциплинарный проступок, Дисциплинарная ответственность, Дисциплинарное наказание).

С другой стороны, для практики войсковой жизни существенно важно, как понимается в армии идея законодателя и как она реализуется. Бытовое происхождение Дисциплины делает несомненным тот вывод, что общие начала семейной жизни, разделение общества на сословия и их правового и фактического взаимоотношения, степень нравственной и умственной культуры и другие общие бытовые условия оказывают существенное влияние на понимание воинской Дисциплины и способы её проведения в жизнь армии.

Так, в России мы наблюдаем следующее.

Заимствованная от западной Европы, но отвечавшая правовым и бытовым воззрениям того времени, жестокость всех воинских наказаний по законодательству Петра I, привила армии идею исключительно карательную Дисциплину, поддерживающей порядок только чувством страха, далее ужаса. Такое понимание вполне соответствовало: семейному укладу, еще опиравшемуся на принципы «Домостроя»; общественному быту, проникнутому началами крепостного права; школьному воспитанию, в котором розга исправляла строптивые характеры и вразумляла тупые головы. За XVIII в. и первой половине XIX в. существенно изменился, однако, только в высшем сословном слое, семейный быт; другие только что указанные факторы остались почти без перемен. А потому эпоха Императора Николая I мало чем отличается в отношении понимания Дисциплины от эпохи Петра I и его преемников.

Колебания были, но в основе системы лежал неизменный принцип, — беспощадная строгость. Для всего этого периода в 150 л. верна следующая характеристика, данная ему Навроцким. «В минувшие времена телесное наказание розгами считалось взысканием, налагаемым властью начальника, без суда. Число ударов было не определено и предоставлялось личному усмотрению каждого начальника; в казармах были навалены горы прутьев; в стволах ружей вечно лежали палки; и часто случалось, что за ничтожную вину, за громкий вздох во фронте, солдаты подвергались сотням ударов розог.

Если вспомнить при этом, что личная расправа не только не считалась оскорблением, но даже не признавалась наказанием, что она часто доходила до самых возмутительных истязаний, то станет понятным, почему не могло развиваться сознание о долге службы».

Эпоха 60-х гг. XIX в., называемая у нас «эпохой великих реформ», не прошла бесследно и для армии. Достаточно упомянуть об отмене 17 апреля 1863 г. телесных наказаний без судебного приговора, а также шпицрутенов и «кошек» во флоте. Но заветы старины и привычка замедляли эволюцию правозрений и нравовозрений в армии. Еще так недавно были приказы старших войсковых начальников, начинавшиеся словами: «Замечено, что во многих частях дерутся» (т.-е. начальники бьют подчиненных). В кулачной расправе видели наделе, средство насаждения и поддержания Дисциплины.

Господство былых взглядов сказывалось и в применении телесных наказаний к штрафованным. Точные официальные данные свидетельствуют о том, что «для поддержания Дисциплины» это позорящее наказание назначалось за то, что «не доложил о пропаже казенных сапог», «за употребление зонтика для защиты от дождя», «несвоевременно сдал заработанные деньги», «опоздал из города на ½ часа», «самовольно взял в хлебопекарне кусок хлеба и съел», «за незнание, сколько получает жалования», «за неправильную жалобу на приговор батальонного суда». К этим двум только что отмеченным явлениям, бывшим в нашей армии, вполне применимо заключение известного военного писателя ф.-д. Гольца: «Если господство офицеров над войсками становится шумным, то значит почва под их ногами колеблется; чем слабее Дисциплина в войсках, тем она более принимает деспотический характер». Закреплению в русской армии узкого и ошибочного взгляда на Дисциплину, как бы слагающуюся только из двух элементов, — повиновения подчиненных и обязанности начальников карать за проступки, — много способствовала конструкция дисциплинарного и военно-уголовного закона.

В 1 ст. устава дисциплинарного в числе обязанностей начальников указано «не оставлять проступков без взыскания». Эта обязанность требует наименьших усилия для её соблюдения и потому, будучи подчеркнута, выполняется неуклонно, в ущерб другим более важным, перечисленным в ст. 4.

С друг, стороны, при тяжкой ответственности подчиненных за оскорбление начальников, эти последние совсем не подлежат наказанию по воинскому уставу о наказаниях за словесные оскорбления нижних чинов, и подлежат незначительным — за нанесение ударов. Такая конструкция закона приводит к глубоко ошибочному взгляду, что Дисциплина существует для подчиненных, но не для начальников. Было бы большой ошибкой думать, что в иностранных армиях Дисциплина понимается более верно и достигается средствами более правильными. Скорее можно отметить обратное явление.

В Германии доведена до виртуозности внешняя выправка, часто принимаемая за действительное отражение внутренней Дисциплины. Помимо ошибочности такого понимания, довольно общеизвестно, что такие внешние результаты достигаются там системой беспощадных взысканий и побоями, неоднократно привлекавшими внимание печати, рейхстага и вызвавшими громкие судебные процессы (в исследовании Diez’a приведено указание на судебный приговор, которым один начальник был осужден за 1.300 случаев нанесения побоев подчиненным). За 5-летие с 1900-05 гг. среднее число германских судебных приговоров по делам о нанесении побоев подчиненным ровно 684 в год.

О понимании Дисциплины в австрийской армии можно судить хотя бы по интересной в особом смысле книге «Militär und Ziwil» анонимного автора, по-видимому, хорошо осведомлённого. Здесь, в гл. 11, автор энергично нападает на тех, кто обвиняет военных начальников в насилиях над нижними чинами и в оскорблениях их, не опровергая этих обвинений, а напротив доказывая, что поддержание порядка без этих мер невозможно, и что в глазах нижних чинов тот не настоящий начальник, кто вовремя не выругается.

Утверждая, что насилия со стороны офицеров в отношении нижних чинов не часты, автор признает налагаемые ими наказания не только строгими, но даже варварскими, при чем находит, однако, необходимым сохранить существующее наказание, приковывание. Друг, словами, по-видимому, и в Австрии Дисциплина понимается только в карательном смысле.

Во французской армии дело обстоит так же: повиновение и наказание исчерпывают все содержание Дисциплины, и, например, французский военный писатель Durand, признающий воспитательное значение Дисциплины и примера начальников, решительно высказывается против всякого вида «отеческих» отношений начальников к подчиненным.

Б. Д. Кузьмин-Караваев, Военно-уголовное право, 1895; князь С. А. Друцкой, Причины невменения в военно-уголовном праве, 1902; Н. И. Фалеев, Цели воинского наказания, 1902; В.Д. Плетнев, Основные принципы военно-уголовного процесса, 1908; Д. Д. Безсонов, Массовые преступления в общем и военно-уголовном праве, 1907; Навроцкий. О военной Дисциплине и средствах к её охранению и надлежащему развитию, 1874; Ф.-д.-Гольц, Вооруженный народ, 1886; М. И. Драгомиров, 14 лет, 1895; Ж. Дюрюи, Офицер-воспитатель, 1906; Dangelmaier, Philsphie des Militär-Rechts, 1896; Его же, Militär-Rechtliche und Militär-Ethische Abhandlungen, 1893; Marek, Der Militär-Strafprzesz in Deutschland und seine Refrm, 1893; Dietz, Die Disciplinarstrafördnung für das Heer, 1909; Его же, Die Militärstrafrechtspflege im Lichte der Kriminalstatistik, 1908; Durand, Reflexins sur la discipline dans Tarmée française, 1882; Ein Oesterreicher, Militär und Zivil, 1904; Isenburg, Die Disziplin, ihre Bedingungen und ihre Pllege, 1885).