. Государственные преобразования. 1864-1866 гг.

В первый день нового 1864 года обнародовано Положение о Земских Учреждениях.

Коренное преобразование губернского и уездного управлений решено было Императором Александром одновременно с первыми правительственными мерами к упразднению крепостного права. Основными началами этого преобразования приняты тогда же: 

1) назначение полицейских чиновников от правительства; 

2) соединение городской полиции с уездной; и 

3) отделение от полиции частей следственной, судебной и хозяйственной.

27-го марта 1859 года образована при министерстве внутренних дел особая комиссия об уездных и губернских учреждениях, с целью, как сказано в Высочайшем повелении, «предоставить хозяйственному управлению большее единство, большую самостоятельность, большее доверие и определить степень участия каждого сословия в хозяйственном управлении». В состав комиссии вошли, под председательством исправлявшего должность товарища министра Н. А. Милютина, представители от министерств: внутренних дел, юстиции, государственных имуществ, финансов, военного, от главного управления путями сообщений, от II Отделения Собственной Его Величества канцелярии, от государственной канцелярии, а также с.-петербургский обер-полицмейстер. Сверх того, временно приглашались в состав комиссии для участия в ее занятиях некоторые из губернаторов и вице-губернаторов. Плодом трудов комиссии было несколько проектов, вошедших в Положения о крестьянах, между прочим установление мировых посредников; ей же принадлежит закон о судебных следователях, внесенный в законодательство за четыре года до общей судебной реформы. Но главная ее задача: преобразование полиции и начертание Положения о Земских Учреждениях была выполнена лишь наполовину ко времени удаления младшего Милютина от должности товарища министра и замены Ланского Валуевым во главе министерства внутренних дел. Новому министру Государь поручил привести к окончанию работу, начатую его предшественником. Статс-секретарь Валуев занялся сначала внесением наиболее настоятельных улучшений в полицейскую часть. 25-го декабря 1862 года состоялся указ Правительствующему Сенату, коим вводились Временные правила об устройстве полиции в 44-х губерниях, управляемых на общем основании. «Обозревая разные предметы государственного управления, – так начинался указ, – требующего нового, более соответственного их цели образования, мы убедились, что одно из первых мест в ряду их должна занимать полиция, и вследствие того указали министру внутренних дел главные начала, на коих впредь должна быть устроена эта часть». «Но так как, – говорилось далее в указе, – сие важное дело может воспринять окончательное свое совершение, когда изданы будут составленные по повелению нашему и имеющие непосредственную с ним связь уставы судоустройства и судопроизводства и Положение о земско-хозяйственных учреждениях, а между тем нужды государственные теперь же настоятельно требуют некоторых, по крайней мере временных, изменений и улучшений в устройстве полиции, особенно же в личном ее составе, – то и введены Временные правила, в силу коих: впредь до издания общего учреждения полиции земская и городская полиции соединены в один состав; земские исправники переименованы в уездных исправников, и не по выбору дворянства, как было до того, а по назначению от правительства; городские же – упразднены». Впрочем, новые правила не были распространены на столичные полиции в С.-Петербурге и Москве, а также на полиции некоторых городов, военных портов и местечек, не подведомственных местному губернскому начальству, а состоящих в заведовании отдельных управлений. Вместе с тем, значительно увеличено содержание полицейских чинов.

В продолжение 1863 года разработанный комиссией, под непосредственным руководством Валуева, проект положения о Земских Учреждениях обсуждался Советом министров, под личным председательством Государя, и по рассмотрении в законодательном порядке Государственным Советом 1-го января 1864 года удостоился Высочайшего утверждения. Указом Правительствующему Сенату Император возвестил, что, признав за благо призвать к участию в заведовании делами, относящимися до хозяйственных польз и нужд каждой губернии и каждого уезда, их население, посредством избираемых от оного лиц, он находит составленные министром внутренних дел, на указанных им началах, проекты постановлений об устройстве особых земских, для заведования упомянутыми делами учреждений соответствующими своим намерениям. Главные основания этих учреждений были следующие:

Земским учреждениям вверяется, в указанных законом пределах, заведование делами, относящимися к местным хозяйственным пользам и нуждам каждой губернии и каждого уезда, а именно: 

1) заведование имуществом, капиталами и денежными сборами земства; 

2) устройство и содержание принадлежащих земству зданий и других сооружений, а также путей сообщения, содержимых на счет земства; 

3) меры обеспечения народного продовольствия; 

4) благотворительные заведения и прочие меры призрения, способы прекращения нищенства, попечение о построении церквей; 

5) взаимное земское страхование имуществ; 

6) попечение о развитии местной торговли и промышленности; 

7) участие в попечении о народном образовании, о народном здравии и о тюрьмах, преимущественно в хозяйственном отношении; 

8) содействие к предупреждению падежей скота, а также по охранению хлебных посевов и других растений от вредных насекомых и животных; 

9) исполнение возложенных на земство потребностей воинского и гражданского управлений и участие в делах почтовой повинности; 

10) раскладка возложенных на земство Высочайшей властью или законом государственных сборов; 

11) назначение, раскладка, взимание и расходование, на основании устава о земских повинностях, местных сборов для удовлетворения земских потребностей губернии или уезда; 

12) представление через губернское начальство высшему правительству сведений и заключений по предметам, касающимся местных хозяйственных польз и нужд, и ходатайств по сим предметам, так же через губернское начальство; доставление по требованию высшего правительства и начальникам губерний сведений, до земского хозяйства относящихся; 

13) выбор в члены и другие должности по земским учреждениям и назначение сумм на содержание этих учреждений; 

14) дела, которые будут вверены земским учреждениям на основании особых уставов, положений или постановлений. Земские учреждения разделяются на губернские и уездные: в каждом уезде учреждается уездное земское собрание и уездная управа; в каждой губернии – губернское земское собрание и губернская земская управа. Уездное земское собрание составляется из гласных, избираемых: 

а) уездными землевладельцами, не принадлежащими к сельским обществам; 

б) городскими жителями всех сословий; 

в) собранием волостных старшин и старост всех сельских сословий. 

Первые два разряда избирателей пользуются избирательным правом по мере пространства и ценности владеемого имущества; третий разряд избирает гласных в числе, определенном количеством земли, состоящей в пользовании или владении волостных сельских обществ. В гласные могут быть избираемы только лица, имеющие право быть избирателями. Уездная управа состоит из шести гласных, избранных уездным собранием; губернское собрание – из гласных, избранных тем же уездным собранием, от двух до пяти от каждого уезда, сообразно его населению; губернская управа – из шести гласных, избранных губернским собранием. Председательствует в уездном собрании – уездный предводитель дворянства, в губернском – лицо, назначенное Высочайшей властью. Собрания заседают по одному разу в год, в назначенные сроки; заседания губернских собраний продолжаются не более двадцати, уездных – не более семи дней. Управы заседают постоянно. Собраниям вверяется общая распорядительная власть и контроль по земским делам; управам – приведение в действие постановлений собраний и вообще исполнительные меры по земским делам. Круг действий земских учреждений ограничивается пределами губерний или уезда и предметами, к разряду земских дел отнесенными. По делам своего ведомства они действуют самостоятельно; случаи, в коих их распоряжения подлежат утверждению административных властей, определены законом. Они не могут вмешиваться в дела, принадлежащие кругу действий правительственных, сословных и общественных властей, ни в дела, другим местным земским учреждениям подведомственные.

Основы земского хозяйственного самоуправления обсуждались, в Высочайшем присутствии, летом 1863 года, в самый разгар польского мятежа. Когда год спустя приступлено было ко введению их в действие, мятеж был уже подавлен и внешний порядок восстановлен повсюду. Тем не менее новые учреждения введены лишь в 33-х великороссийских и малороссийских губерниях, управляемых на общем основании. Между тем в Царстве Польском готовился целый ряд важных преобразований, предпринятых, по мысли Императора Александра и по личному его почину, с целью упрочить результаты, достигнутые строгим подавлением восстания, и навеки закрепить за Россией Привислянский край.

Дело это Император возложил на Н. А. Милютина, летом 1863 года, вторично вызванного им из-за границы. В двухчасовой беседе Государь лично изложил Милютину взгляд свой на положение дел в Царстве Польском и перечислил причины, вынуждавшие его, невзирая на врожденное милосердие, изменить примирительную систему, которой он следовал в Польше с самого вступления на Престол. Печальный опыт убедил Императора Александра в полной невозможности примирения русских государственных начал с притязаниями польского образованного общества, т. е. польского дворянства, крупного и мелкого, духовенства и горожан, которые, не довольствуясь уступками, мечтали не только о совершенном отделении от России своей родины, но и об отторжении от нее так называемого «забранного края», то есть, всех ее западных окраин. Оставалось испытать другое средство и стараться привлечь к русскому Престолу сердца польских крестьян, составляющих подавляющее большинство населения, которые, несмотря на личную свободу, находились в самом плачевном положении, состоя в полной зависимости от землевладельцев, на землях коих были водворены.

Задача была не легкая, но, по убеждению Императора Александра, никто не мог разрешить ее лучше того из русских государственных людей, которому принадлежала столь значительная доля участия в законодательных трудах по упразднению крепостного права в Империи. Николай Милютин долго уклонялся от тяжкого бремени, ссылаясь на совершенное незнакомство свое с краем, с польской историей, законодательством, языком, наконец, на расстроенное состояние своего здоровья. Государь настоял, однако, на том, чтобы Милютин, зрело обдумав дело, представил ему свои соображения относительно тех преобразований в Польше, которые представлялись наиболее неотложными и целесообразными. Вторая аудиенция Николая Алексеевича состоялась по возвращении Государя из Финляндии и накануне отъезда его в Крым, в половине сентября 1863 года. Милютин повторил свой решительный отказ от назначения на какую-либо должность в Царстве Польском, но выразил готовность отправиться для произведения на месте расследования и составления общего плана будущих законодательных мер, на что Император выразил согласие. Отпуская Милютина, он изъявил ему милостивое доверие, сказав, что предоставляет ему полную свободу действий. На замечание Николая Алексеевича, что он намерен прежде всего заняться устройством быта сельского населения, как вопросом наиболее насущным, с которым он и сам ближе знаком, чем со всем прочим, Государь отвечал: «Так и я думаю, но желал бы, чтобы ты не ограничился этим. Все управление в Польше в плохом положении. Там надо заняться всем». В заключение Государь разрешил Милютину, в новом, возложенном на него поручении, прибегнуть к содействию ближайших его сотрудников в крестьянском деле: Самарина и князя Черкасского.

Оба друга не замедлили откликнуться на призыв Николая Милютина, и все трое отправились в Варшаву, а оттуда объехали пять привислянских губерний, тщательно изучая местные условия, знакомясь с положением польского крестьянина, с отношениями его к землевладельцу, с особенностями сельского управления и т. п. Плодом этой разведки, продолжавшейся шесть недель, был подробный доклад, составленный Самариным и представленный Милютиным Государю по возвращении Его Величества из Ливадии, в конце декабря. Император Александр ласково благодарил Милютина и обоих его сотрудников, и согласился на назначение Самарина и князя Черкасского в состав особого комитета, которому поручено было рассмотреть и обсудить предположения триумвирата. Кроме их, членами комитета назначены: шеф жандармов князь Долгоруков, министры: Валуев, Зеленый, Рейтерн, председатель департамента экономии в Государственном совете Чевкин, статс-секретарь по делам Царства Польского Платонов, вновь назначенный вице-председателем Государственного Совета Царства Арцимович и статс-секретарь Жуковский, под председательством князя П. П. Гагарина, по смерти графа Блудова назначенного председательствующим в Государственном Совете Империи и в Комитете Министров. Два месяца продолжалось обсуждение проектов Милютина в Особом Комитете, а затем в Государственном Совете. Наконец 19-го февраля 1864 года, в девятую годовщину своего царствования и ровно три года по даровании свободы русским крестьянам, Император Александр подписал указы, наделявшие землей крестьян Царства Польского.

Первый указ начинался перечислением законодательных мер к улучшению поземельных отношений польских крестьян в предшедшее царствование. «Кончина не дозволила Императору Николаю I, – возвещал Государь, – выполнить задуманное и предвещенное им для блага народа; но воля Родителя, вполне согласная со всегдашним желанием нашим, осталась для нас священным заветом, неотложное исполнение которого при самом вступлении нашем на Престол встретило неодолимые препятствия в продолжавшейся тогда войне. Немедленно по заключении мира мы устремили наши заботы к прочному устройству быта всех вообще поселян, как в Империи нашей, так и в нераздельно с ней соединенном Царстве Польском. Законодательные меры, принятые нами в России, при благословении Всевышнего увенчались быстрым успехом, благодаря деятельной помощи, оказанной нам в сем деле русским поместным дворянством, и жертвам, им принесенным во имя общей пользы и истинного человеколюбия. Но в Царстве Польском три указа и постановления: от 16-го декабря 1858 года – о добровольном очиншевании крестьян, от 4-го мая 1861 года – о замене барщины законным окупом и, наконец, от 24-го мая 1862 года – об обязательном очиншевании – не встретили, к глубокому прискорбию нашему, со стороны поместного сословия того содействия, без которого успех предпринятых мер был, очевидно, невозможен. Поэтому законы эти не принесли доныне и тех плодов, которых мы вправе были от них ожидать. Наконец, возникшие в последнее время смуты и волнения, доселе еще не вполне прекратившиеся, послужили злонамеренным людям средством не только отдалить исполнение нашим Родителем обещанного и нами предпринятого окончательного устройства быта поселян, но и подвергать искушению верность их закону и Престолу и посеять в их умах волнения и тревогу. Здравый смысл поселян восторжествовал, однако же, над льстивыми обольщениями, а непоколебимая их верность, выдержав всякие угрозы и насилия, запечатлелась даже кровью многих невинных жертв. Ныне совершилось ровно три года с тех пор, как в день 19-го февраля 1861 года мы издали манифест и Положения об устройстве крестьян в России. И в Царстве Польском настоящий день мы знаменуем исполнением священного завета Родителя нашего, наших собственных давнишних желаний и упований многочисленного верного нам сословия поселян. Да останется сей день вечно памятен и крестьянам Царства, как день вновь возникающего их благосостояния. Да будет сие благосостояние их счастливым предвестием того общего преуспеяния и благоденствия, водворение коего во всех слоях населения Царства составляет предмет нашего постоянного желания и непоколебимой надежды». Следовало изложение оснований, на которых состоявшие в пользовании крестьян земли переходили в полную их собственность, в общих чертах сходные с теми, что занесены были в Положения об устройстве быта крестьян в Империи, но с тем различием, что выкуп, при содействии правительства, полагался обязательный, с немедленным прекращением всяких непосредственных отношений крестьян к землевладельцам.

Второй указ установлял сельскую гмину (волость) на началах самоуправления. ««Со дня вступления нашего на прародительский Престол», – говорилось во введении к указу, – мы предназначили себе целью постепенное и прочное устройство правительственных учреждений Царства Польского в духе, соответствующем требованиям нового времени и новой гражданственности. Возникшие смуты и волнения остановили, при самом приступе, водворение новых, дарованных Царству учреждений. Тем не менее мы и ныне постоянно храним в сердце нашем намерение образовать правительственные в Царстве установления на прочных и справедливых основаниях. Указом, сего числа нами подписанным, окончательно утвержден быт многочисленного сословия поселян, которые, вместе с тем, делаются собственниками земли, доныне состоявшей в их пользовании; владельцам же сей земли, за поступление оной в собственность крестьян и упразднение, вследствие того, крестьянских повинностей, постановлено выдать из казны Царства соответственное вознаграждение». После сего не осталось никакой уважительной причины сохранять долее за владельцами земли так называемую патримониальную юрисдикцию и сопряженную с званием гминных войтов власть, тем более что уже и в прежнее время учреждение сие далеко не обеспечивало общественного порядка и строгой справедливости. С другой стороны, трехлетний опыт в Империи доказал пользу допущений крестьян к участию в делах сельского управления. Мы не сомневаемся, что и польские крестьяне, в нынешних смутных обстоятельствах обнаружившие свой здравый смысл и свое уважение к законной власти, оправдают наше к ним доверие». Сельская гмина в Царстве Польском получила устройство, однородное с русскою волостью, без введения, однако, в нее начала общинного владения землею. Наследственные войты-помещики заменены войтами, избираемыми, как и все должностные лица сельского управления, крестьянами из своей среды. Введение в действие нового гминного устройства возлагалось на вновь образованный в Царстве Польском учредительный комитет. Все эти узаконения дополнялись еще двумя указами: о ликвидационной комиссии для производства выкупа крестьянских земель и выдачи вознаграждения владельцам, и о порядке введения в действие новых о крестьянах постановлений.

С Высочайшими указами отправлен в Варшаву генерал-адъютант граф Баранов. Торжественное обнародование их в этом городе и по деревням в губерниях принято с восторгом польскими крестьянами. Депутация от поселян прибыла в Петербург, чтобы повергнуть чувства благодарности к подножию царского Престола. Государь принял ее в Зимнем дворце, 7-го апреля. При появлении его крестьяне пали на колени и поднесли хлеб-соль. Его Величество прошел чрез их ряды, обращаясь к некоторым из них с милостивыми расспросами; потом, подозвав их к себе, велел статс-секретарю Платонову передать им по-польски, что благодарит их за верность, оказанную законному правительству; что, следуя собственному желанию и исполняя завет незабвенного Родителя своего, он даровал им ныне важные права и вполне надеется, что они навсегда останутся верными ему, будут повиноваться властям, от него установленным, и в точности исполнять свои обязанности по утвержденным Высочайшей властью постановлениям; что Царь поручает депутатам передать его слова крестьянам тех местностей, по избранию которых они прибыли. Крестьяне прерывали царскую речь восклицаниями: «Будем верны, не будем щадить ни жизни нашей, ни достояния; будем послушны, будем в точности исполнять наши обязанности, никогда не забудем великих благодеяний Государя Императора и Царя польского!» Несколько дней спустя Его Величество с августейшими сыновьями и братьями почтили своим присутствием обед, данный от Высочайшего Двора в зале городской думы польским крестьянам-депутатам, за которым они сидели вперемежку с русскими волостными старшинами и сельскими старостами Петербургской и смежных с нею губерний.

Приведение в действие Положений о наделении землею польских крестьян и об устройстве их самоуправления вверено было Государем Николаю Милютину и его ближайшим сотрудникам. Князь Черкасский назначен главным директором правительственной комиссии внутренних дел в Царстве Польском, а учредительный комитет, образованный в Варшаве для руководства местной крестьянской реформой, составлен из русских членов. Из гвардейских офицеров, православных по вере и русских по происхождению, набран едва ли не весь состав комиссаров по крестьянским делам, исполнявших в Польше обязанности мировых посредников. Милютин сам знакомил их с предстоявшей им деятельностью, наставляя и научая, как поступать для осуществления видов правительства. Возведенный в звание статс-секретаря, с наименованием главным начальником Собственной Его Величества Канцелярии по делам Царства Польского, он все свое время делил между Варшавой и Петербургом, там собирая материалы для ряда законопроектов, долженствовавших преобразовать весь Привислянский край, здесь обрабатывая их и защищая в комитете по делам Царства Польского, в коем он состоял непременным членом и который из временного преобразован в постоянный «для соблюдения – как сказано в Высочайшем повелении – надлежащей последовательности и единства направления как в законодательных по преобразованиям в Царстве Польском работах, так и в разрешении важнейших административных по Царству дел».

Одновременно шла деятельная работа по обрусению Северо-Западного края под энергическим руководством генерал-губернатора Муравьева. В конце апреля 1864 года он прибыл в Петербург и лично вручил Государю записку с изложением своих предположений относительно тех мер, которые надлежало принять во вверенных ему областях, чтобы уничтожить в них корень мятежа и упрочить за Россией спокойное обладание ее окраинами. Михаил Николаевич решительно отвергал мысль о примирении с польской народностью и советовал не доверять притворным уверениям поляков в покорности. Правительство, рассуждал он, должно твердо усвоить мысль, что Западный край – исконно русский, составляющий древнее достояние России, что русская народность численностью превосходит все прочие племена, его населяющие, и что в нем не должно быть места польскому влиянию, ни племенному, ни религиозному; что смирить и обуздать шляхту и духовенство можно только мерами строгой справедливости, отнюдь не снисходительностью или потворством. Для прочного утверждения в Литве и Белоруссии русского владычества Муравьев полагал необходимым: 

«1) Упрочить и возвысить русскую народность и православие так, чтобы не было и малейшего повода опасаться, что край может когда-либо сделаться польским. В сих видах в особенности снова заняться прочным устройством быта крестьян и распространением общественного образования, в духе православия и русской народности. 

2) Поддержать православное духовенство, поставив его в положение независимое от землевладельцев, дабы совокупно с народом оно могло твердо противостоять польской пропаганде, которая, без сомнения, еще некоторое время будет пытаться пускать свои корни; римско-католическое же духовенство поставить в такое положение, чтоб оно не могло более вредить своим фанатическим возбуждением обывателей к противодействию постановлениям правительства и для сего учредить за ним повсюду строжайшее наблюдение и взыскивать неукоснительно за всякое отступление от законного порядка и в особенности за манифестации в смысле польской пропаганды. 

3) В отношении общей администрации принять следующие меры: устроить таким образом правительственные органы в крае, чтобы высшие служебные места и места отдельных начальников, а равно все те, которые приходят в непосредственное соприкосновение с народом, были замещены чиновниками русского происхождения. Водворить русский элемент в крае всеми возможными средствами, как-то: поселением там русских крестьян, продажей русским лицам всех сословий конфискованных, секвестрованных и просроченных в кредитных установлениях имений, изгнанием из края всех тех, которые участвовали в мятеже и крамолах, и недопущением их возвращаться на родину, ибо своим присутствием они, без всякого сомнения, значительно усугубили бы зло, чему бывали неоднократные примеры. 

Наконец, само высшее правительство должно идти твердо и непоколебимо избранным им путем, отнюдь не допуская в край польского элемента, прекращая неукоснительно строгими мерами всякие, даже малейшие попытки к распространению польской пропаганды и имея в виду, что хотя в настоящее время революционная организация и жонд уже обессилены и уничтожены в Северо-Западном крае, но многие из его агентов продолжают действовать вне пределов Западного края, в столицах и внутри Империи».

Последние слова заключали намек на покровительство и поддержку, которую поляки, как опасался Муравьев, снова обрели в высших русских правительственных кругах. Действительно, в Комитете Министров, куда Государь передал его записку с приказанием рассмотреть ее в семидневный срок, против нее возражали некоторые члены. Зато другие, и в их числе Дмитрий Милютин, Зеленый и Чевкин, с жаром высказались в пользу предложений генерал-губернатора. Государь одобрил большую их часть и только не согласился на безвозвратную высылку неблагонадежных лиц из Северо-Западного края на житье в отдаленные области Империи, с обязательством продать оставшееся у них в крае том недвижимое имущество. Скоро вошли в законную силу распоряжения о возвышении окладов русского духовенства, об упразднении римско-католических монастырей, замешанных в мятеже, об ограничении прав латинского духовенства на постройку костелов и на назначение к духовным должностям без разрешения местного начальства, об упразднении польского языка во всех учебных заведениях, о повсеместном введении русских школ, об увеличении содержания русским чиновникам, прибывающим в край на службу, о решительных мерах против польской пропаганды, об уничтожении всех внешних признаков преобладания польского элемента в крае, о возможно большем ограничении в назначений лиц польского происхождения на служебные должности и т. п. Те же меры введены и в Юго-Западном крае преемником Анненкова в звании киевского, волынского и подольского генерал-губернатора, генерал-адъютантом Безаком.

Весною 1864 года отпразднована в С.-Петербурге память двух исторических событий: 18-го марта – пятидесятилетие взятий Парижа русскими войсками в 1814 году – парадом и обедом в Зимнем Дворце, к которому приглашены были все оставшиеся в живых участники славного боя, и 5-го мая – столетие основания Императрицей Екатериной II Императорского Воспитательного Общества благородных девиц, пожалованием этому высшему женскому учебному заведению Высочайшей грамоты с прописанием заслуг, принесенных им делу женского образования в России. По этому последнему случаю Император Александр в теплых и задушевных выражениях изъявил свою признательность главному начальнику ведомства Императрицы Марии, принцу Петру Георгиевичу Ольденбургскому.

С 1857 года, т. е. в продолжение семи лет, Император Александр не выезжал из пределов России, если не считать трехдневной поездки его из Варшавы в Бреславль осенью 1859 года для свидания с принцем-регентом прусским. Весной 1864 года состояние здоровья Императрицы Марии Александровны потребовало отправления ее на заграничные воды. Государь сопровождал больную супругу. 26-го мая Их Величества выехали из Царского Села по железной дороге и имели первый ночлег в Динабурге. На другой день Император принимал витебских губернского и уездных предводителей дворянства и депутации от сельских обществ губерний Витебской и Ковенской. В передних рядах стояли крестьяне с медалями на георгиевских и аннинских лентах – те, что во время польского мятежа поголовно восстали на поляков и подавили мятеж в своей местности. Многие из них были ранены в схватках с повстанцами. Они поднесли Императору хлеб-соль и икону св. Александра Невского. Заметив одного безрукого крестьянина, Государь спросил – в каком деле он лишился руки? и прибавил: «Нет ли еще раненых?». Таких оказалось несколько. Государь с милостивым участием осведомился, хорошо ли залечены их раны, благодарил крестьян за верность и усердие и выразил надежду, что они и на будущее время пребудут такими же, какими были до сих пор. В Вильне Их Величества остановились всего на несколько минут. Государь выразил полное удовольствие главному начальнику края и обещал: на возвратном пути провести день в Вильне и сделать там смотр войскам; представившихся ему военных и гражданских чинов благодарил за службу и преданность Престолу и отечеству; из рук городского головы принял хлеб-соль. В Ковно встретил Их Величества наместник Царства Польского граф Берг, который, вместе с генералом Муравьевым, проводил их до самой границы.

29-го мая Августейшие путешественники прибыли в Потсдам, где ждал их король Вильгельм прусский. В честь Государя состоялся большой смотр. 31-го мая Император и Императрица достигли Дармштадта и, пробыв там два дня, отправились в Киссинген. Там Государь и Государыня оставались целый месяц, проходя курс лечения водами. Из Киссингена Император отвез Императрицу в Швальбах, а сам, прогостив один день в замке Вилгельмсталь, близ Эйзенаха, у великого герцога Саксен-Веймарского и другой – у королевы прусской Августы в Бабельсберге, под Потсдамом, 8-го июля, вечером, приехал в Вильну и остановился в генерал-губернаторском дворце.

Несмотря на поздний час, Муравьев имел в тот же вечер продолжительный словесный доклад у Государя. Он подробно изложил ему состояние вверенного ему края, настаивая на необходимости настойчиво проводить меры, предпринятые для его обрусения, ни под каким видом не снимать военного положения и вообще отказаться от каких-либо снисхождений к полякам или помилований. Император Александр успокоил Муравьева, сказав, что вполне разделяет его взгляд на дело. На другой день Его Величество посетил православный Свято-Духов монастырь, где встречен митрополитом Иосифом, и при выходе из монастыря удостоил приемом губернаторов и других высших чинов Северо-Западного края, а также обратился с милостивым словом к многочисленным депутациям крестьян, объясняя им их обязанности относительно правительства и закона. Польское дворянство и римско-католическое духовенство не были приняты Его Величеством. Смотр войскам произведен на поле за Зеленым мостом. По окончании смотра Император отсалютовал сопровождавшему его на коне Муравьеву и поздравил его с назначением шефом Пермского пехотного полка. Такой же смотр состоялся на следующий день в Динабурге. 10-го июля Его Величество возвратился в Царское Село.

Целый месяц Государь провел в обычных занятиях в Красносельском лагере, а в половине августа съездил на три дня в Москву. Ко дню своих именин он спешил вернуться к Императрице, ожидавшей его в замке Югенгейм, близ Дармштадта. Туда же к этому дню приехал и король прусский, чтобы провести его в кругу русской державной семьи. 30-го августа Государь подписал три указа: первым, по случаю исполнившегося полустолетия с основания Комитета о раненых, он назначил председателем означенного Комитета Великого князя Константина Николаевича, «кровью запечатлевшего – как сказано в Высочайшем рескрипте – доблестное служение свое Престолу и Отечеству»; вторым – распространил на Царство Польское узаконенную в Империи отмену телесных наказаний; третьим – повелел преобразовать на новых основаниях учебную и воспитательную часть в Царстве Польском.

Последнее преобразование было вторым трудом Николая Милютина по переустройству Привислянского края. Оно обнимало: начальные училища, женские гимназии, русскую гимназию в Варшаве с состоящими при ней женской прогимназией и начальной школой, главное Варшавское немецкое начальное училище и, сверх того, установляло в Царстве Польском десять учебных дирекций.

«Признавая необходимым, – гласил рескрипт на имя наместника графа Берга, – по мере восстановления порядка в Царстве Польском, продолжать и развивать те коренные преобразования, коим начало положено указом моим от 19-го февраля сего года, я желаю и твердо буду настаивать, чтобы преобразования сии совершались постоянно и неуклонно; ибо без полного обновления гражданского быта в Царстве невозможно обеспечить в будущем правильное и прочное развитие сего края. В сих видах мои особенные заботы устремлены, между прочим, на улучшение там системы народного образования. Никакая отрасль государственной деятельности не требует для достижения предположенной цели столь продолжительных и настойчивых усилий, как дело общественного воспитания, в коем добрые семена растут и зреют лишь вместе с новыми поколениями. Поэтому я нахожу нужным воспользоваться первыми днями возрождающегося порядка и спокойствия, чтобы возобновить прерванные смутами попечения мои о лучшем и правильнейшем устройстве учебной части в Царстве. Общий о сем устав, утвержденный мною 8-го мая 1862 года, положил уже в основание всех тамошних учебных заведений нравственно-религиозное образование; для училища высшего разряда принял преимущественно общее классическое обучение, не исключающее, впрочем, развития специальных познаний; доступ во все вообще учебные заведения открыл лицам всех состояний и вероисповеданий; наконец, значительно распространил число и состав училищ, особенно средних и высших, и обеспечил им большей частью достаточные для существования средства. Эти коренные основания устава 1862 года должны быть сохранены в точности и на будущее время. Принимая их за неизменную исходную точку, я признаю за благо при дальнейшем их развитии поставить к непременному руководству следующие главные основания: 

1) С новым устройством сельского быта в Польше как в экономическом, так и в административном отношении возникает настоятельная надобность распространить и упрочить элементарное обучение между крестьянами. При таком лишь условии они вполне воспользуются благодеяниями нового закона и представят твердый оплот для охранения общественного мира и порядка. Из представленных сведений, усмотрев с истинным удовольствием, что сами крестьяне почти повсеместно начинают ясно сознавать потребность в образовании, я с доверием возлагаю на вновь созданные сельские общества ближайшее попечение о распространении сельских школ и снабжение их нужными средствами; правительственным же местам и лицам, до коих сие касается, поручаю принять в этом важном деле самое деятельное участие. Не сомневаюсь, что при вашем личном содействии возникнет и устроится в самом непродолжительном времени надлежащее число сельских школ и, таким образом, пополнится один из существенных пробелов в прежних системах польского общественного воспитания. 

2) Обучение женщин было также до сего времени предметом лишь некоторых со стороны правительства частных мер, или недоконченных попыток. Необходимо принять общую, в деле женского образования, систему, сообразно с потребностями разных сословий, так как умственное и нравственное образование женского населения будет лучшим ручательством правильного развития грядущих поколений. Принимая, в этом отношении, как и по другим отраслям народного воспитания, меры твердые, но последовательные и осторожные, я считаю полезным ныне же приступить, на первый раз в главнейших городах Царства, к учреждению открытых женских училищ, столь успешно и благотворно уже действующих в Империи и в самой Варшаве. 

3) При устройстве учебных заведений, особенно средних и высших, собственно в отношении педагогическом главной заботой правительства должно быть распространение в юношестве здравых познаний и развитие в нем любви к дельному труду и основательному научному образованию. Не дозволяя ни себе, никому бы то ни было превратить рассадники науки в орудие для достижения политических целей, учебные начальства должны иметь в виду одно лишь бескорыстное служение просвещению, постоянно улучшая систему общественного воспитания и возвышая в нем уровень преподавания. 

4) С этой целью, предоставляя польскому юношеству возможность обучаться на его природном языке, надлежит, вместе с тем, принять во внимание, что население Царства состоит из лиц, принадлежащих к разным племенам и вероисповеданиям. Каждое из них должно быть ограждено от всякого насильственного посягательства, и в этих видах необходимо, между прочим, озаботиться об образовании отдельных для каждой народности училищ; а в школах общих, особенно же низших, ввести обучение на природном языке большинства населения, то есть или на польском, или на русском, или на немецком, или же на литовском, смотря по местности и происхождению жителей. Задача России в отношении к Царству Польскому должна заключаться в полном беспристрастии к составным стихиям тамошнего населения».

Приложенные к рескрипту указы не исчерпывали, однако, всех преобразований учебной и воспитательной части в Царстве Польском. Наместнику предоставлялось представить в самом непродолжительном времени на Высочайшее усмотрение предположения о «дальнейшем развитии и лучшем устройстве» всех средних и высших учебных заведений в крае. Имелось при этом в виду: преобразовать земледельческие училища; устроить правильные курсы для приготовления учителей начальных школ; специальные уездные училища обратить в семиклассные реальные гимназии, а общие уездные училища в прогимназии: одни в реальные, другие – в классические; Люблинский лицей преобразовать в гимназию, и всем вообще гимназиям в Царстве дать основательное классическое направление; преобразовать Главную школу в Варшавский университет, с предоставлением ему всех прав и преимуществ, дарованных общим уставом русских университетов; заняться окончательным устройством Александро-Мариинского девичьего института в Варшаве, а также институтов земледельческого и политехнического. «Даруя всем жителям Царства, – так заключал Государь рескрипт свой графу Бергу, – без различия состояний, происхождения и вероисповеданий, средства к основательному образованию молодого поколения, я надеюсь, что плодотворная научная деятельность предохранит впредь польское юношество от тех безрассудных увлечений, которые, составив несчастье столь многих людей, препятствовали доселе и преуспеянию целого края».

Портрет наследника Цесаревича Николая Александровича с невестой Принцессой Дагмар.
Фотография. Российская империя, г. Санкт-Петербург, 1864-1865 гг.
Фотобумага, картон, отпечаток альбуминовый, из.9,1x5,6; в паспарту: 9,9x5,8 см.
ГБУКиДПО г. Москвы "Мультимедийный комплекс актуальных искусств"

Из Югенгейма Император и Государыня навестили в Фридрихсгафене королеву Виртембергскую Ольгу Николаевну; затем Государь ездил в Швальбах, чтобы посетить пользовавшуюся там водами императрицу французов, и 10-го сентября в сопровождении Цесаревича Николая Александровича прибыл в Потсдам, где в продолжение трех дней участвовал в маневрах прусского гвардейского корпуса, происходивших в присутствии короля. Из Берлина Наследник уехал в Копенгаген, а Император возвратился к Августейшей супруге в Дармштадт, заехав по пути к двоюродному брату, великому герцогу Александру саксен-веймарскому, в Вильгельмсталь. Из Дармштадта С.-Петербургский военный генерал-губернатор получил в ночь на 20-е сентября следующую телеграмму от Его Величества: «Возвестите обывателям столицы 101 пушечным выстрелом о помолвке Наследника с принцессою Датской Дагмарой. Мы уверены, что все наши верноподданные разделят нашу радость и вместе с нами призовут Божие благословение на юную чету».

Лечение водами в Киссингене и Швальбахе хотя и улучшило состояние здоровья Императрицы, но врачи настойчиво советовали Ее Величеству провести зиму в теплом климате. 3-го октября посетил Государя и Государыню в Дармштадте король Вильгельм прусский, а 6-го Их Величества выехали, через Мюльгаузен, Лион и Марсель, в Ниццу, куда и прибыли 10-го. Император французов принял все меры, чтобы в этом французском городе был оказан русской царственной чете самый предупредительный прием; он предоставил в распоряжение Государыни собственную яхту «L’Aigle», посланную в Виллафранку, а 15-го октября сам приехал в Ниццу, чтобы засвидетельствовать почтение Государю и Императрице. По отъезде Наполеона III Император Александр выехал обратно в Россию, остановясь лишь на два дня в Потсдаме, по усиленной просьбе короля прусского. Вместе с ним возвратился в Петербург, после продолжительной отлучки за границей, и Великий Князь Константин Николаевич, снова вступивший в управление морским ведомством, а к новому году назначенный председателем Государственного Совета.

Одобрив произведенные в его отсутствие новые законодательные работы Николая Милютина по преобразованию Царства Польского, Государь 27-го октября подписал указ об упразднении значительного числа римско-католических монастырей в этом крае. Правительственной мере предпослано обширное изложение причин.

««Соблюдая заветы Августейших наших предшественников», – говорится во введении к указу, – и следуя искреннейшим побуждениям нашего сердца, мы всегда охраняли законные права и неприкосновенность религий, исповедуемых нашими верными подданными. В сем случае, мы лишь руководствовались теми непреложными началами веротерпимости, которые составляют одно из главных оснований отечественного законодательства и неразрывно связуются с коренными историческими преданиями православной церкви и русского народа. И в Царстве Польском, где большинство жителей принадлежит к церкви римско-католической, мы имели особливое попечение о благосостоянии сей церкви, сохраняя все ее учреждения в том виде, как они сложились самостоятельно в прежнее время. В 1861 и 1862 годах, даруя жителям Царства разные льготы и преимущества, мы распространили оные и на римско-католическое духовенство, вверив в то же время заботы о его нуждах особому высшему управлению из лиц, несомненно преданных римско-католической церкви. С тем большей скорбью усмотрели мы, что во время возникших вслед за тем в Царстве волнений некоторая часть духовенства римско-католического не оказалась верной ни долгу пастырей, ни долгу подданных. Даже монахи, забыв заповеди Евангелия и презрев добровольно принесенные пред алтарем обеты иноческого звания, возбуждали кровопролитие, подстрекали к убийствам, оскверняли стены обителей, принимая в них святотатственные присяги на совершение злодеяний, а некоторые вступали сами в ряды мятежников и обагряли руки свои кровию невинных жертв. Сколь ни прискорбны для сердца нашего сии горестные явления, потрясающие самые основы религиозного и нравственного быта, вверенного нам Всевышним Промыслом народа, они тем не менее не охлаждают заботливости нашей о благоустроении римско-католической церкви и духовенства в Царстве Польском. В сих видах мы повелели учредительному комитету составить и представить нам проекты штатов, которые обеспечили бы в Польше материальное положение приходского римско-католического духовенства, дабы не только уравнять по возможности выгоды, извлекаемые членами оного из бенефиций, но в особенности улучшить быт тех из приходских настоятелей, которые ныне, по крайней неверности или скудости дохода, наиболее стеснены в своих средствах. Но, вместе с тем, тяжелый опыт едва пройденных дней вынуждает нас принять действительные меры к ограждению общества от повторения явлений, подобных тем, которыми монашествующее сословие в Царстве ознаменовало участие свое в последнем мятеже. Мы убедились в невозможности оставить монастыри Царства в том исключительном состоянии, которое представлялось им доселе по особенному снисхождению правительства, тогда как в большей части римско-католических государств Европы, давно уже приняты меры к подчинению иноков общему епархиальному начальству, к упразднению монастырей, не имеющих определенного каноническими правилами числа монахов или обнаруживших вредное направление, и к передаче в казенное заведование монастырских имений, управление коими увлекает духовенство от его прямого призвания. Находя, что и в Царстве Польском подобные меры необходимы для восстановления в римско-католических монастырях нарушенного благочиния, мы повелели учредить в Варшаве общую о монастырях комиссию из лиц, частью нами самими, частью наместником нашим назначенных. Комиссия эта тщательно рассмотрела вопрос о том, которые именно из обителей подлежат упразднению по малому в них числу иноков, а равно исследовала участие отдельных монастырей в действиях последнего мятежа».

Согласно докладу этой комиссии, постановлялось: упразднить те из римско-католических монастырей в Царстве Польском, мужских и женских, в которых нет определенного каноническими правилами числа монашествующих, а именно те, в коих менее восьми монахов или монахинь; равномерно закрыть все те монастыри, которые принимали явное и доказанное участие в мятежных против правительства действиях; монашествующим лицам упраздненных монастырей предоставить: или продолжать монашескую жизнь по правилам своего ордена в других монастырях, коим для сего назначается добавочное от казны пособие, или отправиться за границу без права возвращения, с получением пособия на путевые расходы и пожизненной пенсии; в церквах закрытых монастырей богослужения не прекращать, но передать их в заведование епархиального начальства; сохранить и существовавшие при сих монастырях начальные училища, а также богадельни, больницы и богоугодные заведения, с передачей первых заведованию правительственной комиссии народного просвещения, остальных – комиссии внутренних и духовных дел; бывшие миссионерские семинарии соединить с семинариями епархиальными; все прочие монастыри подчинить епархиальному начальству; монастырские имущества отобрать в казну, с производством из их доходов содержания штатным монастырям, пенсий монахам и монахиням, удаленным за границу, содержания богоугодным заведениям и пособий начальным народным школам.

В силу нового закона упразднен 71 мужской монастырь с 304 монахами и 4 женских с 14 монахинями как не достигавшие определенного церковными канонами числа монашествующих в них; за соучастие же в мятеже закрыто 39 мужских монастырей с 674 монахами; сверх того, упразднены 4 униатских обители; затем осталось в Царстве Польском римско-католических монастырей: 45 мужских с 657 монахами и 38 женских с 535 монахинями.

1864-й год, начало которого ознаменовано предоставлением земству права самому ведать свои хозяйственные нужды и пользы, завершился коренным преобразованием судебной части, совершенно видоизменившим условия отправления правосудия в России.

Судебная реформа, подобно крестьянской, была завещана Императору Александру предшедшим царствованием. Сознавая крупные недостатки отечественного судоустройства и судопроизводства, Император Николай поручил в сороковых годах главноуправлявшему II Отделением своей канцелярии, Д. Н. Блудову, составить предположения об улучшении этой важной отрасли государственного управления. В 1850 и 1852 годах при означенном отделении образованы были комитеты для составления проектов уставов, как гражданского, так и уголовного судопроизводства, которые, вскоре по вступлении на Престол Александра Николаевича, и были внесены Блудовым в Государственный Совет. В эти проекты включены уже некоторые изменения, соображенные, как сказано во вступительной записке, «с непреложными началами юридической науки». Так, проведены в них начала отделения судебной части от административной, устности и гласности; в гражданском процессе отменена канцелярская тайна, допущено состязание сторон, предположено учреждение сословия присяжных поверенных; в уголовном процессе – полиция устранена от производства следствия, обвинению противопоставлена равноправная защита, ослаблена теория законных доказательств и судейскому убеждению открыт широкий простор. Но эти частные нововведения казались уже недостаточными, как не соответствовавшие духу и потребностям времени, и потому осенью 1861 года, по соглашению государственного секретаря Буткова с графом Блудовым, составлен всеподданнейший доклад, который, оставляя за Блудовым высшее наблюдение за общим ходом преобразования, предлагал возложить на особую комиссию при государственной канцелярии «с прикомандированными к ней юристами» извлечь из прежних проектов «главные основные начала судебной реформы». Государь, по возвращении из Ливадии, утвердил эти предположения, и новая комиссия усердно принялась за работу. В состав ее, под председательством В. П. Буткова, вошли, кроме чинов государственной канцелярии, представители министерства юстиции и II Отделения, а также юристы-эксперты из чиновников судебного ведомства. Программой комиссии служило Высочайшее повеление, разрешавшее ее членам в трудах своих руководствоваться данными, добытыми «наукой и опытом европейских государств», сообразуясь с которыми, в несколько месяцев выработаны были Основные Положения преобразования судебной части в России. По рассмотрении в Государственном Совете они утверждены Императором и обнародованы во всеобщее сведение 29-го сентября 1862 года.

Сущность Основных Положений заключалась в следующем: отделение судебной власти от исполнительной, административной и законодательной вообще, и в частности: по гражданскому судопроизводству – отделение власти судебной от исполнительной, а по у головному – отделение власти судебной от обвинительной; начало гласности в гражданском и уголовном процессах; несменяемость судей; образование самостоятельной мировой юстиции для маловажных дел, отдельно от общих судов; устройство особой обвинительной власти или прокурорского надзора; учреждение официальной адвокатуры или института присяжных поверенных; введение присяжных заседателей; отмена теории формальных доказательств в уголовном процессе; учреждение кассационного суда и введение нотариата.

Составление судебных уставов, на точном основании Общих Положений, поручено особой комиссии под председательством государственного секретаря Буткова, в которую большая часть экспертов-юристов вступила уже равноправными членами с представителями правительственных ведомств. Состав ее был следующий: от государственной канцелярии: Плавский, Стояновский, Зарудный, Зубов, Есипович, Любимов, Вилинбахов и Желтухин; от II Отделения: Бреверн, Бычков и Даневский; от министерства юстиции: барон Врангель и юристы-эксперты: обер-прокурор общего собрания московских департаментов Сената Буцковский, обер-секретарь того же общего собрания Победоносцев и московский губернский прокурор Ровинский. Порученный комиссии труд она окончила в один год, и уже осенью 1863 года изготовленные ею проекты уставов поступили на заключение II Отделения и министерства юстиции. Государственный Совет обсудил их в ряде заседаний в продолжение 1864 года, а 20-го ноября они получили силу закона.

«По вступлении на прародительский престол, – заявлял Император Александр в указе Правительствующему Сенату, – одним из первых наших желаний, всенародно возвещенных в манифесте 19-го марта 1856 года, было: да правда и милость царствуют в судах. С того времени среди других преобразований, вызванных потребностями народной жизни, мы не переставали заботиться о достижении упомянутой цели посредством лучшего устройства судебной части и после многосторонних предварительных работ во II Отделении Собственной нашей канцелярии 29-го сентября 1862 года утвердили и тогда же повелели обнародовать в общее сведение Основные Положения преобразования этой части. Составленные в развитие сих Основных Положений особо учрежденной нами комиссией, проекты уставов ныне подробно обсуждены и исправлены Государственным Советом. Рассмотрев сии проекты, мы находим, что они вполне соответствуют желанию нашему водворить в России суд скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших; возвысить судебную власть; дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе нашем то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние и которое должно быть постоянным руководителем действий всех и каждого, от высшего до низшего». Повелев Сенату обнародовать Высочайше утвержденные четыре устава: учреждения судебных установлений, судопроизводств уголовного и гражданского и о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, Император Александр следующими словами заключал достопамятный указ: «Призывая благословение Всевышнего на успех этого великого дела, мы радостно выражаем надежду, что намерения наши осуществятся при ревностном содействии наших верноподданных, как каждого отдельно, в кругу личной его деятельности, так и в совокупном составе обществ, сословий и земства, ныне по воле нашей на новых началах образуемого».

Приготовления ко введению в действие Земских Учреждений производились по всему пространству России, всюду возбуждая живейшее сочувствие и участие. Выразителем этих чувств явилось московское дворянство, в адресе на Высочайшее имя, принятом в заседании дворянского собрания 11-го января 1865 года большинством 270 против 36 голосов, высказавшееся так: «Призванному вами, Государь, к новой жизни земству при полном его развитии суждено навеки упрочить славу и крепость России». Но в том же адресе заключалась, и просьба «довершить государственное здание созванием общего собрания выборных людей от земли русской для обсуждения нужд, общих всему государству», а также «второго собрания из представителей одного дворянского сословия». Адресу московского дворянства не дано дальнейшего движения. Сенат признал неправильным постановления собрания предводителей и депутатов относительно права участия некоторых дворян в делах губернского собрания, а постановления последнего – лишенными законной силы. Но Государь не пожелал оставить без ответа заявления московских дворян. «Мне известно, – писал он в обнародованном во всеобщее сведение рескрипте к министру внутренних дел, – что во время своих совещаний московское губернское дворянское собрание вошло в обсуждение предметов, прямому ведению его не подлежащих, и коснулось вопросов, относящихся до изменения существенных, начал государственных в России учреждений. Благополучно совершившиеся в десятилетнее мое царствование и ныне по моим указаниям еще совершающиеся преобразования достаточно свидетельствуют о моей постоянной заботливости улучшать и совершенствовать, по мере возможности и в предопределенном мною порядке, разные отрасли государственного устройства. Право вчинания по главным частям этого постепенного совершенствования принадлежит исключительно мне и неразрывно сопряжено с самодержавной властью, Богом мне вверенной. Прошедшее в глазах всех моих верноподданных должно быть залогом будущего. Никому из них не предоставлено предупреждать мои непрерывные о благе России попечения и предрешать вопросы о существенных основаниях ее общих государственных учреждений. Ни одно сословие не имеет права говорить именем других сословий. Никто не призван принимать на себя передо мною ходатайство об общих пользах и нуждах государства. Подобные уклонения от установленного действующими узаконениями порядка могут только затруднять меня в исполнении моих предначертаний, ни в каком случае не способствуя к достижению той цели, к которой они могут быть направлены. Я твердо уверен, что не буду встречать впредь таких затруднений со стороны русского дворянства, вековые заслуги которого перед Престолом и Отечеством мне всегда памятны и к которому мое доверие всегда было и ныне пребывает непоколебимым. Поручаю вам поставить о сем в известность всех генерал-губернаторов и губернаторов тех губерний, где учреждены дворянские собрания или имеют быть учреждены собрания земские».

Между тем преобразовательная деятельность правительства продолжала идти прежним ускоренным ходом, и 6-го апреля издан новый закон, в видах «предоставления отечественной печати возможных облегчений», отменивший предварительную цензуру для книг и повременных изданий, установивший для них, независимо от судебного преследования за нарушение законов, систему административных взысканий, «в случае замеченного в них вредного направления», и заведование делами цензуры и печати вообще сосредоточивший при министерстве внутренних дел, под высшим наблюдением министра, во вновь учрежденном главном управлений по делам печати.

Незадолго до того, прибывший в Петербург виленский генерал-губернатор Муравьев обратился к Государю с просьбой уволить его от должности главного начальника Северо-Западного края, частью по расстроенному здоровью, частью по обострившимся отношениям своим к некоторым из министров, и в особенности к министру внутренних дел. Император Александр принял отставку Муравьева, не скрыв от него, что, по дошедшим до Его Величества сведениям, не все вызванные им в Литву русские чиновники, не исключая и губернаторов, оказались на высоте своего призвания и что в числе мировых посредников немало людей с крайним направлением, вредно отражающимся на общественном порядке. Но в то же время, высоко ценя заслуги Михаила Николаевича по усмирению мятежа и обрусению северо-западных областей, Государь возвел его в графское достоинство и в самых признательных выражениях отозвался в рескрипте к нему о его плодотворной деятельности: «Я призвал вас к управлению северо-западными губерниями в то трудное время, когда вероломный мятеж, вспыхнувший в Царстве Польском, распространялся в сих губерниях и уже успел поколебать в них основные начала правительственного и гражданского порядка. Несмотря на расстройство вашего здоровья, вследствие которого, незадолго пред тем, я должен был снизойти на просьбу вашу об увольнении вас от одновременного управления министерством государственных имуществ, департаментом уделов и межевым корпусом, вы с примерным самоотвержением приняли на себя вверенные мною вам новые обязанности и при исполнении их оправдали в полной мере мои ожидания. Мятеж подавлен; сила правительственной власти восстановлена; общественное спокойствие водворено и обеспечено рядом мер, принятых со свойственной вам неутомимой деятельностью, распорядительностью, знанием местных условий и непоколебимой твердостью. Вы обратили внимание на все отрасли управления во вверенном вам крае. Вы осуществили и упрочили предначертанное мною преобразование быта крестьянского населения, в огромном большинстве верного своему долгу и ныне снова ознаменовавшего глубокое сознание древнего неразрывного единства Западного края с Россией. Вы озаботились улучшением быта православного духовенства, восстановили в народной памяти вековые святыни православия, содействовали устройству и украшению православных храмов и вместе с умножением числа народных училищ, положили начало преобразованию их в духе православия и русской народности. Подвиги ваши вполне мною оценены и приобрели вам то всеобщее сочувствие, которое столько раз и с разных сторон вам было засвидетельствовано». Преемником Муравьева в звании виленского генерал-губернатора назначен генерал-адъютант фон Кауфман.

Император спешил окончить это дело перед отъездом в Ниццу, куда вызывали его тревожные известия о тяжкой болезни старшего сына, Цесаревича Николая Александровича, принявшей в первые дни апреля безнадежный оборот. 4-го отправился в Ниццу Великий Князь Александр Александрович; 6-го вечером выехал сам Государь, сопровождаемый Великими Князьями Владимиром и Алексеем. В Берлине и Париже Его Величество ожидали на вокзале король Вильгельм и император Наполеон. В Дижоне к Царскому поезду присоединился другой, везший из Копенгагена принцессу-невесту Цесаревича с августейшей матерью, королевой Луизой и братом, наследным принцем датским. Царственные путешественники прибыли в Ниццу 10-го апреля.

В вилле Бермон вокруг смертного одра юного страдальца собралась вся царская семья: безутешные Родители, принцесса Дагмара, братья и сестра. В ночь с 11-го на 12-е апреля чистая душа Цесаревича Николая отлетела в горнюю обитель.

Глубокою скорбью и истинно христианскими смирением и покорностью пред горестным испытанием, ниспосланным свыше, проникнут Высочайший манифест, известивший Россию о кончине царского первенца: «Всевышнему угодно было поразить вас страшным ударом. Любезнейший сын наш, Государь Наследник Цесаревич и Великий Князь Николай Александрович, скончался в городе Ницце сего апреля в 12-й день после тяжких страданий. Болезнь, постигшая Его Императорское Высочество еще в начале прошедшей зимы во время совершаемого путешествия по Италии, не представлявшая, по-видимому, опасений за столь драгоценную нам жизнь, хотя медленно, но, казалось, уступала действию предпринятого лечения и влиянию южного климата, когда внезапно появившиеся признаки явной опасности побудили нас поспешить отъездом из России. В глубокой скорби нашей мы имели утешение свидеться с любезнейшим сыном нашим до его кончины, поразившей нас и весь дом наш ударом, тем более чувствительным и сильным, что печальному событию сему суждено было совершиться на чужбине, вдали от нашего отечества. Но, покоряясь безропотно Промыслу Божьему, мы молим Всемогущего Творца вселенной, да даст нам твердость и силу к перенесению глубокой горести, Его волею нам ниспосланной. В твердом убеждении, что все верные наши подданные разделят с нами душевную скорбь нашу, мы в нем лишь находим утешение и призываем их к усердным, вместе с нами, молениям о упокоении души возлюбленного сына нашего, оставившего мир сей среди надежд, нами и всею Россией на него возложенных. Да осенит его десница Вышняя в мире лучшем, иде же несть болезни, ни печали. Лишившись первородного сына и прямого преемника нашего, ныне в Бозе почившего Государя Наследника Цесаревича и Великого князя Николая Александровича, мы, на точном основании закона о престолонаследии, провозглашаем второго сына нашего, Его Императорское Высочество Великого князя Александра Александровича, Наследником нашим и Цесаревичем».

Смертные останки Цесаревича Николая перенесены на фрегат «Александр Невский», отплывший из Виллафранки в Кронштадт. 17-го апреля, в день рождения Государя, Их Величества оставили Ниццу и отправились в Дармштадт, в окрестностях которого, в замке Югенгейме, они в тесном семейном кругу, в состав которого пожелала войти и принцесса Дагмара, провели несколько дней, необходимых для восстановления сил Императрицы, истощенных долговременным уходом за больным сыном и потрясенных преждевременной его кончиной. 9-го мая выехали они оттуда и 12-го прибыли в Царское Село.

25-го мая состоялось перенесение тела почившего Цесаревича с фрегата «Александр Невский» в усыпальницу Императорского дома, крепостной Петропавловский собор, а 28-го – предание его земле. На другой день Государь принимал в Зимнем дворце явившихся к нему – с выражением соболезнований своих монархов – чрезвычайных посланных и уполномоченных, представителей иностранных Дворов, а также многочисленные депутации от всех сословий, прибывшие из губерний для присутствования при похоронах Цесаревича Николая и для принесения Их Величествам выражения верноподданнических чувств глубокой скорби о постигшей царскую семью и всю Россию утрате. К депутациям присоединились представители петербургского дворянства и городского общества. Император вышел к ним в сопровождении Цесаревича Александра Александровича. ««Я желал вас видеть, господа», – сказал он, – чтобы лично изъявить вам от себя и от имени Императрицы нашу сердечную благодарность за участие всей семьи русской в нашем семейном горе. Единодушие, с которым все сословия выразили нам свое сочувствие, нас глубоко тронуло и было единственной для нас отрадой в это скорбное время. В единодушии этом наша сила; и пока оно будет существовать, нам нечего бояться ни внешних, ни внутренних врагов. Покойному сыну суждено было, во время путешествия его по России в 1863 году, быть свидетелем подобного же единодушия, вызванного тогда посягательством врагов наших на древнее достояние русских и на единство государства. Да сохранится единодушие — это навсегда! Прошу вас, господа, перенести на теперешнего Наследника моего те чувства, которые вы питали к покойному его брату. За его же чувства к вам – я ручаюсь. Он любит вас так же горячо, как я вас люблю и как любил вас покойный. Молитесь Богу, чтобы он сохранил его нам для будущего благоденствия и славы России! Еще раз благодарю вас, господа, от души». К царскому приему допущены были, впервые после восстания, явившиеся в Петербург ко дню погребения высшие гражданские чины и члены нескольких знатных дворянских родов Царства Польского. Государь в присутствии Цесаревича Александра Александровича удостоил их следующего ответа на их верноподданнические заявления: «Я желал видеть вас, господа, чтобы поблагодарить за чувства, которые вы выразили мне при последних тяжких обстоятельствах. Хочу верить, что они искренни, и желаю, чтобы были разделяемы большинством ваших соотечественников, подданных моих в Царстве Польском. Чувства эти будут лучшим ручательством в том, что мы не подвергнемся уже тем испытаниям, чрез которые прошли в недавнее время. Я желаю, чтобы слова мои вы передали вашим заблудшим соотечественникам. Надеюсь, что вы будете содействовать к образумлению их. При сем случае не могу не припомнить те слова, поставляемые мне в укор, как бы оскорбление для Польши, которые я сказал в 1856 году в Варшаве, по прибытии туда в первый еще раз Императором. Я был встречен тогда с увлечением и в Лазенковском дворце говорил вашим соотечественникам: «Оставьте мечтания!» (point de rêveries!) Если бы они последовали этому совету, то избавили бы ваше отечество от многих бедствий. Потому-то возвращаюсь к тем же прежним моим словам: Оставьте мечтания! Я люблю одинаково всех моих верных подданных: русских, поляков, финляндцев, лифляндцев и других; они мне равно дороги; но никогда я не допущу, чтобы дозволена была самая мысль о разъединении Царства Польского от России и самостоятельное, без нее, существование его. Оно создано русским Императором и всем обязано России. Вот мой сын Александр, мой Наследник. Он носит имя того Императора, который некогда основал Царство. Я надеюсь, что он будет достойно править своим наследием и что он не потерпит того, чего я не терпел. Еще раз благодарю вас за чувства, которые вы изъявили при последнем печальном событии».

Два месяца спустя, 20-го июня, в Большой Церкви и Георгиевской зале Зимнего Дворца совершилось торжество, о котором Высочайший манифест так объявил России: «Когда Всемогущему Богу угодно было отозвать к себе первородного сына нашего, блаженной памяти Цесаревичу и Великого князя Николая Александровича, мы, манифестом от 12-го апреля сего года возвестив всем нашим верноподданным о постигшей нас скорби, на основании коренных законов Империи, провозгласили, вместе с тем, Наследником нашим и Цесаревичем второго, ныне старшего, сына нашего, Великого князя Александра Александровича, достигшего уже теми же основными законами установленного совершеннолетия. В настоящий день Его Императорское Высочество произнес торжественно, в присутствии нашем, присягу на служение нам и государству. Неисповедимое в судьбах своих Провидение указало торжественному обряду, совершенному за шесть лет пред сим оплакиваемым нами и всей Россией в Бозе почившим любезнейшим сыном нашим, повториться при жизни нашей, в лице его брата и законного преемника в наследовании нам. Призывая на него благословение Божие, мы с непоколебимой верою молим Всевышнего о его преуспеянии на стезе, Всемогущею волею ему ныне предначертанной: да ниспошлет ему мудрость и добродетель; да руководит его постоянно во всех делах; да сохранит его нам и любезному отечеству в утешение и радость! Всегда, при всех событиях, как радостных, так и горестных, разделяя с любезными нам верноподданными исполняющие сердце наше чувства, мы с душевным умилением видели горячее участие, принятое всею Россией в понесенной нами утрате первородного сына нашего, коему не суждено было, наследуя нам в великом деле правления государством, осуществить возлагавшиеся на него надежды. Скорбь наша была общая, семейная во всей России. Да будут же и ныне надежды наши общие и нераздельные; да присоединятся вновь, в сей торжественный день празднования совершеннолетия нынешнего Наследника Цесаревича, все верноподданные к молитвам нашим о ниспослании ему свыше благодати, силы и крепости, на подъятие бремени, в будущем ему предлежащего; да обратятся на него общие любовь и преданность, столь искренно всеми выказанные к усопшему брату его! Твердо уверенные в сих чувствах, мы видим в них нераздельную связь между нами и любезными нашими верноподданными, в основание коей положена принесенная ими при восшествии нашем на прародительский Престол присяга в верности нам и законному Наследнику нашему».

Согласно издавна установленному обычаю, Император пожелал лично представить своего Наследника в этом новом сане первопрестольной столице. Августейшие путешественники прибыли в Москву 14-го августа и провели там целую неделю. Никогда Москва не встречала их с большим одушевлением. Но ни при традиционном выходе из Кремлевского дворца в Успенский собор, ни при посещении Троице-Сергиевой лавры их не приветствовал уже красноречивым словом митрополит Филарет, удержанный в Гефсимании тяжелой болезнью. «Посещая первопрестольную столицу мою, – писал ему по этому поводу Император, – я привык постоянно слышать от вас пастырское слово христианской любви и принимать чрез вас благословение нашей матери, церкви православной. И ныне, пред вступлением с Наследником моего Престола в священный Успенский собор, я получил ваше письменное приветствие, исполненное благожелания ко мне и дорогой для меня России. Сожалею, что состояние вашего здоровья не дозволило вам сделать мне этот сочувственный привет лично, и молю Бога, дабы восстановил силы ваши и надолго продлились ваши дни на пользу русской православной церкви, которой в продолжение полувека вы служите опорой и украшением».

В числе прочих депутаций, являвшихся к нему в Москве, Государь принял и депутацию от московских единоверцев, ходатайствовавших о дозволении основать в Москве единоверческий монастырь. Его Величество объявил депутатам, что проект этот ему известен, что он одобряет их мысль и велит о средствах исполнения представить соображение, в надежде, что дело это легко устроится. Затем, обратясь к находившимся в числе единоверческих депутатов вновь присоединенным к единоверию бывшим сторонникам так называемой, австрийской иерархии, Император сказал: «Радуюсь видеть вас между единоверцами. Я уверен, что присоединение ваше было искреннее, по убеждению, а не по каким-либо расчетам, и надеюсь, что оно не останется бесплодным. Конечно, вы убеждены, точно так как я, в правоте нашей православной церкви. Молю Бога, чтобы вашему доброму примеру последовали и другие».

День своих именин, 30-го августа, Государь провел в Царском Селе. Поздравительное письмо митрополита Филарета вызвало ответ, в котором Монарх, под свежим впечатлением великой семейной утраты, излил пред архипастырем чувства, наполнявшие его царственную душу: «Сегодня, в день моего ангела, дошло до меня из Гефсиманской пустыни ваше поздравление, молитвы ваши обо мне и моем семействе и полные глубоких назиданий воспоминания о русском православном угоднике, имя коего я ношу, и соименном мне Императоре, освободившем Россию от иноплеменников. Преданный православию, как святой великий князь, мой угодник, дорожа достоянием России, как знаменитый Император, мой дядя, я прошу у Бога не их славы, а счастье видеть народ мой счастливым, просвещенным светом христианской истины и охраненным в своем развитии твердым законом и ненарушимым правосудием. Молите пред престолом Всевышнего, дабы дано мне было привести в исполнение эти, всегда присущие сердцу моему, желания на благо любезного моего отечества».

Потрясенное тяжким испытанием, здоровье Императрицы Марии Александровны вызывало нежную попечительность Августейшего супруга. Весь сентябрь Их Величества провели в новоприобретенном для Государыни подмосковном имении Ильинском, в глубоком уединении, окруженные царственными детьми и малочисленной свитой, и только к концу месяца возвратились в Царское Село.

19-го октября издан Высочайший указ Правительствующему Сенату, коим повелевалось приступить к введению в действие новых судебных уставов, в полном их объеме, в следующем порядке: в течение 1866 года ввести их в округах петербургской и московской судебных палат, а в продолжение следующих четырех лет – во всех губерниях, управляемых по общему положению, и в Бессарабской области. Между тем всюду открывали свою деятельность и Земские Учреждения. Первым из губернских земских собраний открылось самарское; в начале ноября губернское земское собрание открыто в Москве, в конце того же месяца – в Петербурге.

Важнейшею из законодательных мер, принятых в начале 1866 года, было преобразование общественного управления государственных крестьян и передача их в ведение общих губернских и уездных, а также местных по крестьянским делам учреждений. Подобная же мера была уже за два с половиной года перед тем принята относительно крестьян государевых, дворцовых и удельных имений. Таким образом, исполнена Высочайшая воля, выраженная в самый день освобождения помещичьих крестьян от крепостной зависимости, чтобы во всей Империи сельское состояние было устроено на общих однообразных основаниях.

Благотворное действие Положений 19-го февраля распространено тогда же на некоторые из отдаленнейших окраин. Уже в 1864 году положено начало этому делу в Закавказье, упразднением крепостного права в Тифлисской губернии; продолжалось оно, в 1865 году, в губернии Кутаисской и завершилось, в 1866 году, в Мингрелии. 20-го февраля 1867 года Великий Князь-наместник донес Государю по телеграфу, что указ о том объявлен в Зугдиди, бывшей столице этого княжества. «Благодарю Бога, отвечал Император, – что помог нам довершить вчера освобождение крестьян во всей Империи. Да будет благословение Его на этом святом деле».

В одном только Прибалтийском крае земельные отношения крестьян к землевладельцам остались прежние. Но и там введены возможные улучшения в их быту: в 1865 году они освобождены от телесных наказаний, а 19-го февраля 1866 года даровано им «на самостоятельных и независимых от помещичьего влияния основаниях» волостное общественное управление.

В Северо-Западном крае генерал-адъютант фон Кауфман, а в Юго-Западном генерал-адъютант Безак продолжали энергически следовать системе Муравьева для прочного введения в этих областях православия и русской народности. По соглашению их с министром государственных имуществ, в конце 1865 года состоялось Высочайшее повеление о воспрещении лицам польского происхождения приобретать поземельную собственность в девяти западных губерниях и об обязательной продаже русским, православного или протестантского исповеданий, в двухгодичный срок секвестрованных имений, принадлежавших владельцам-полякам, высланным из края за участие в мятеже или за политическую неблагонадежность.

В Царстве Польском шла усиленная работа по преобразованию края. Под высшим наблюдением наместника графа Берга, хотя и не всегда в согласии с ним, князь Черкасский применял на месте законоположения, вырабатываемые Николаем Милютиным в Петербурге, проводимые и защищаемые им в Комитете по делам Царства Польского. В новый 1866 год Николай Алексеевич назначен членом Государственного Совета и Главного Комитета по устройству сельского состояния, а в апреле – заменил Платонова в должности министра-статс-секретаря по делам Царства Польского. Всю силу своих дарований напрягал он к тому, чтобы убедить сочленов по польскому комитету в необходимости воспользоваться состоявшимся в конце 1865 года разрывом дипломатических сношений русского Двора с римской курией, дабы объявить лишенным обязательной силы конкордат, заключенный с папой в 1847 году, не применявшийся во все время Николаевского царствования и снова введенный в действие в конце пятидесятых годов.

После происшедшего, весною 1863 года, обмена писем с Императором Александром папа Пий IX пользовался каждым случаем, чтобы выражать сочувствие и оказывать нравственную поддержку делу польского восстания. Предложенную ему русским Двором присылку в Петербург постоянного нунция он отклонил, признав ее для себя «затруднительной» (embarrassant). Мятеж уже потухал, когда папа приказал торжественно молиться в церквах за Польшу, как за оплот католической веры против вторжения ереси, прося у Бога, чтобы она была освобождена от удручавших ее бедствий, и чтобы всегда оставалась верной своему призванию. Сам он произнес весной 1864 года в коллегии пропаганды страстную речь, в которой взводил лично на Государя обвинение в том, что католическая церковь подвергается преследованию в его владениях, а католики «предаются мучениям за то только, что остаются верными до смерти религии Иисуса Христа». Это побудило русский Двор отозвать своего посланника из Рима, оставив там, для заведования делами миссии, лишь поверенного в делах. В сношениях своих с Петербургским кабинетом курия, не стесняясь, прибегала к устрашению, грозя возвестить всему свету о ряде притеснений, коим якобы подвергается римско-католическая церковь в России, на что князь Горчаков отвечал: «Совесть нашего Августейшего Государя снимает с него нарекание, будто он намерен притеснять католическую веру. Мы с полным спокойствием будем ждать исполнения угрозы, которой заключается меморандум кардинала Антонелли». Наконец 15-го декабря 1865 года, на аудиенции у папы, когда поверенный в делах барон Мейендорф на жалобы его святейшества ответил, что в Польше католицизм сам отождествил себя с революцией, папа в гневе воскликнул: «Я уважаю и почитаю Его Величество Императора, но не могу сказать того же о его поверенном в делах, который, конечно, в противность его воле оскорбляет меня в собственном моем кабинете». Последствием этой сцены было приказание Мейендорфу объявить кардиналу, государственному секретарю, что вследствие слов, сказанных ему папой, его политическая миссия окончена, так как Государь Император не может оставить при св. престоле представителя интересов России, достоинство которого не ограждено от враждебных посягательств. Кардинал Антонелли отвечал, что со дня заявления барона Мейендорфа и римский Двор не признает существования русской миссии; что если папа не прислал ему еще паспорта для выезда, то потому только, что знал о намерении его в скором времени оставить Рим; что кардинал не настаивал на его удалении для того, чтобы дать ему возможность окончить перед отъездом текущие дела миссии; что папа не примет назначенного русским Двором его преемника и что его святейшество не желает восстановления русской миссии в Риме; что же касается до русских подданных, то Мейендорф может вверить их защиту представителю какой-либо другой державы. Заключительное заявление князя Горчакова было: «Ввиду того что папа принял почин разрыва, Государь Император отстраняет от себя ответственность за все могущие произойти от того последствия».

Николай Милютин считал эту минуту как нельзя более благоприятной для того, чтобы освободить русское правительство от стеснительных обязательств, наложенных на него конкордатом. Осенью 1866 года он с жаром развивал эту мысль в заседании комитета по делам Царства Польского и успел склонить на свою сторону большинство его членов. Но в тот же день его постиг удар паралича, устранивший его от государственной деятельности до самой смерти, последовавшей в 1872 году.

Конкордат с Римом упразднен Высочайшим указом от 27-го ноября 1866 года.