Но даже и в тех случаях, когда сил одной дружины оказывались недостаточными, когда приходилось обращаться за к поддержкой в народу, последний редко призывался в оружию во всей его совокупности. Случалось, что выходила в поход одна только передняя дружина, т.-е. есть, знатнейшие люди,  преимущественно бояре; затем, в случае надобности, шли все горожане. Сельское же население участвовало только в важнейших войнах, да и то преимущественно те лица, которые принадлежали в разряду более состоятельных, обладавших землею; пешци же и бобыли, не имевшие земельных участков, призывались в оружию только в самых крайних случаях. Участие во всеобщем, поголовном ополчении характеризовалось в древности выражением идти и с детьми. В этом случае в поход выходили как отцы семейств, patres familias, так и большая часть их сыновей, из пяти, например, только один оставался дома. Вообще, военною службою был обязан всякий, кто только мог взять в руки палку; лица же, пытавшиеся как-либо отклониться от участия в войне, подвергались немедленному военному суду: их били и штрафовали деньгами. Исключение имело место только для одного духовенства, которое оставалось дома молить Бога об успехе похода; но под духовенством разумелись только лица, уже получившие посвящение; дьяк же, подвергшийся тонзуре, но еще не посвященный, исключался из этого класса и должен был идти в ряды ратников. Но если в поход выходили отцы семей и с детьми, то необходимо предположить, что были случаи, когда войско составляли одни отцы семей; по крайней мере, у западных славян встречаются примеры несения военной повинности именно отцами семей. И в этот период на имущественные (поземельные) отношения обращалось точно также мало внимания, как и в предшествовавший, патриархальный; ничего неизвестно о том, чтобы понятию "отец семьи» соответствовало какое-либо поземельное понятие. Во всяком случае, не было определенной соразмерности военной повинности с социальным положением населения, с количеством обладаемой им земли: единственное определение размера обязанности состояло в том, что кто имел коня, тот зачислялся в конную рать; у кого же коня не было, тот садился в лодью, т.-е. поступал в пехоту. Уже древнейшему времени известно было распределение войска в битвах на три отдела, называемые полками: большой полк или чело, занимавший средину, затем правое и левое крыло или рука. В челе обыкновенно помещалось народное ополчение, дружина же занимала крылья и образовала сильный резерв, который в пылу битвы старался с боков охватить неприятеля. Если в походе принимало участие несколько союзников, то в челе помещался обыкновенно храбрейший из них. На юге в этой роли в древности являлись варяги, на севере же, позднее, новгородцы, так как последние были "в боеви дерзи», т.-е. отличались своею храбростью. С течением времени стал выдвигаться и второй строй, в трем полкам стали присоединять еще два новых, перед или передовой и сторожи или сторожевой полки, так что общее число полков, на которое распределялось войско в больших битвах, простиралось до пяти; тем развитие и кончилось, ибо распределение на пять полков сохранилось до конца рассматриваемого периода.

В XIV и XV столетиях этот порядок должен был испытать новые перемены, с одной стороны под влиянием водворяющейся оседлости, с другой, под влиянием обособления отдельных земель. Последнее имело место для северо-запада Руси, Великого Новгорода и Пскова, где выработалось особенное устройство, а вместе с тем и военный быт получил отличный от остальной Руси отпечаток.

Черты, которыми характеризуется ныне озерная область, должны быть представлены более выпуклыми, должны быть рассматриваемы, так связать, в увеличительное стекло, для того, чтобы можно было составить о них надлежащее понятие в минувшее время. С одной стороны лес, который в древности еще изобильнее порывал эту страну, как доставлял верное убежище для населения, так и препятствовал вторжениям неприятеля; с другой же множество рев, озер и болот, из которых иные исчезли вместе с их именами и которые обыкновенно обильно наполнялись водою как весною, так и осенью, сообщало стране острожной характер. Поэтому доступ к Великому Новгороду в летнее время был вообще чрезвычайно труден, для конницы же решительно невозможен; пехота одна только могла быть употреблена в дело, да и то единственно потому, что в случае надобности помещалась на суда. Такой характер страны был причиною того, что татарское нашествие почти не коснулось Новгорода; что не одному князю приходилось блуждать между новгородскими озерами и болотами, питаться кониной и сдирать кожу со щитов и, вместо богатой добычи, возвращаться домой пешим и даже без доспехов и вооружения. Под покровом такой естественной защиты, новгородцам приходилось главным образом заботиться о том, как-бы протянуть в искусных переговорах зиму, когда со стороны неприятеля, возможно, было употребление разных военных сил, как-бы прожить её "пролыгаяся», если говорить выразительным летописным языком: летом же им нечего было бояться; летом, во время разлива вод, они жили "без опаса». Броме того, новгородцам не нужно было посвящать столько труда искусственной обороне своего города, сколько, например, это выпало на долю Пскова: в то время как последний, находясь среди небольшой области и по близости сильных врагов, естественно должен был заботиться об укреплении средоточия своей жизни, строить и поправлять одну стену за другою (всех стен во Пскове в ХV-м столетии было четыре); в то время в Великом Новгороде можно было ограничиться и менmiею тратой средств. До XIV-го столетия в нем существовала только одна стена, называвшаяся детинцем, кромным городом или кремлем; эта стена была переделана в каменную, по всей вероятности, в 1044-м году Ярославом, а затем в 1116-м расширена Мстиславом. Но так как население помещалось не в детинце, кремле, а кругом его, то и относительно последнего приходилось принимать некоторые меры предосторожности. Поэтому новгородцы, заслышав о приближении неприятеля, окружали весь город временными деревянными стенами, которые назывались острогом (стерегу) и служили защитой на первое время. По прошествии опасности, эти стены забрасывались и выдвигались только тогда, когда снова начинал грозить неприятель. Но с усилением, в XIV-м столетии, Москвы и Твери новгородцы должны были позаботиться и о более прочных укреплениях для своего города. Поэтому, в начале XIV-го века, именно в 1302-м году, построена была каменная стена на Софийской стороне, а затем, в период времени от 1331 до 1335 и на Торговой, начиная от церкви св. Илии кругом до Борисоглебской. Около того же времени новгородцы сделали более обширный ров и вал, в 1333-м году кругом Софийской стороны, а в 1387-м сооружен был вал крутом Торговой. С течением временя стены, вследствие неуменья строить прочно, нередко приходилось переделывать; но вновь, кажется, не прибавлено, ни одной, так что Новгород до конца своего существования был защищен только двумя стенами и валом. Впрочем, и в этот период, когда опасность была велика, прибегали к временным укреплениям; строили деревянные остроги, только теперь уже, кажется, по валу; одевали в деревянные стены самую реку Волхов, с которой неприятелю удобно было нападать на город, и даже воздвигали стены чрез реку на судах.