Изменения, совершившиеся в XV и XVI-м столетиях в культурном и политическом состоянии древней Руси, отодвинули прежние военные силы на второй план. Еще во время последнего века самостоятельного существования Новгорода и Пскова, подвергавшихся постоянному воздействию со стороны немцев, замечаются там следы употребления огнестрельного оружия. Как при защите городов, так и при осаде их, на ряду с прежними машинами, стали появляться пушки, называвшиеся также пусками, пускичами, пущичами (от пускать): на новгородских стенах было, например, пять пушек. Заготовление пушек и пороху (зелья), подобно заготовлению военных судов, принимал на себя главный город: во Пскове, например, каждый городской конец имел свой особенный пороховой склад при каком-либо храме. Однако, хотя при осадах городов и старались обыкновенно запасаться пушками, тем не менее, по неуменью обращаться с ними, пушки не приносили особенной пользы: при стрелянии иногда разрывало станок и связи. В чистом же поле пушек совсем не употреблялось: новгородцы защищали последние остатки своей свободы не артиллерией, а по прежнему, конною и пешею ратью; да и москвичи подчиняли их своей власти не пушками, а известными уже нам военными средствами, стрелками и засадою. Только с водворением в Новгороде и Пскове московского владычества получает значение и огнестрельное оружие; тогда из составных частей войска выдаются на первый план наряд и пищальниви. Наряд был не иное что, как артиллерия, а пищальниками назывался особенный отряд войска, отличительным оружием которого была пищаль: во Пскове этот отряд простирался до тысячи человек и делился на сотни, подведомственные сотникам. Прежняя же военная сила, получившая вместо старого имени рубленой рати название посохи, отодвинулась на второй план. Будучи разнообразным, назначение её, в большей части случаев, оставалось служебным: посоху заставляли тянуть суда, мостить мосты, сбирать зелейную руду, наблюдать за нарядом, нести примет и только иногда водили на приступ.

Но изменение в характере военной силы необходимо вызывало и перемену в распределении военной обязанности по населению. Два главных вида военной обязанности, служба в пищальниках и в посохе, были разложены по населению так, что первая служба падала на горожан, вторая же, посоха, на сельских жителей. Посоха была явлением старым, обычным, а потому и не возбуждала особенного неудовольствия: и прежде с известного числа сох ставился конный человек; разница заключается разве в том, что теперь, так как посохи нередко шли под наряд, конный человек становился чаще с телегой. Подобно тому, как прежде приютом для охочего человека служила пешая, судовая рать; так и теперь такой же приют доставляла ему посоха, с тем только различием, что теперь охочий человек не руководился, при поступлении в войско, одною только надеждою на добычу в войне, а поступал в посоху за известную плату, которую получал от лиц, желавших избавиться от службы. Плата охотникам, если не говорить о колебаниях, зависевших от естественного хода вещей, была различна, смотря по роду посохи, в которую нанимался охотник. Так, плата конному охотнику простиралась, например, от трех до пяти рублей в месяц, а пешему составляла около двух в тот же срок. Более отяготительна была служба в пищальниках, падавшая на города: на 500 пищальников; выставленных псковичами для похода 1535 года, потребовалось 3000 подвод с 3000 четвертей овсяной заспы, 3000 полтей свинины, 3000 четвертей солоду и т. д. Временами города должны были нанимать от себя и посоху, что, при частом повторении, доводило их до совершенного обнищания: денег для найма охотников не стало, а потому невольно приходилось горожанам самим идти в посоху и гибнуть в её рядах от холода, голода и работы.

Увеличение в размере военных сил, вызванное трудными войнами XVI-го столетия, естественно влекло за собой и уничтожение всех изъятий, какие существовали до этого времени. Прежде, в период самостоятельной местной жизни, жители главного города пользовались свободой от городоставленния, а духовенство стремилось, и не редко успевало, освободиться не только от обязанности строить города, но даже и от набора рекрут с их земель. Но в XVI-м веке новгородские горожане (псковичи же и раньше всегда принимали участие в постройке своего города) и духовенство Новгорода и Пскова потеряли все свои преимущества. В 1517 году псковское духовенство должно было принят участие в поправке крома на ряду с остальными жителями Пскова, должно было возить камень, необходимый для работы. В 1534 году тоже явление повторилось и на Новгороде, где постройка сгоревшего города была разложена по всем горожанам, к числу которых были отнесены новгородский владыка и духовенство. Подобное же изменение случилось и в другой отрасли военной обязанности, в наборе рекрут. В 1518 году к участию в полоцком походе было призвано и псковское духовенство: оно должно было поставить коней и телеги для провоза наряда, иначе принять участие в посохе. Но увеличение в размере военных сил и новизна в распределении военных повинностей вызвала громкие жалобы против правительства. Горожане жаловались на тягость обязанности поставлять пищальников, на обнищание от посохи; говорили, что великий князь заселяет чужие города, а свои делает пустыми; стараясь овладеть чужими землями, теряет свои и даром губит народ. Духовенство жаловалось на нововведение, на то, что в несении повинностей их стали ставить на одну доску с простым народом.

В план нашего очерка, однако, не входит разъяснение смысла и справедливости этих жалоб: наша задача состояла только в том, чтобы из состояния войска в XVI-м столетии, которое может служить предметом для совершенно самостоятельного труда, извлечь некоторые черты для доказательства сделанной нами характеристики предшествующего периода.

И. Никитский.

"Русская старина", 1870 г. т. 1.