До русско-японской войны русская политика не придерживалась ни той, ни другой ориентации. Со времени царствования императора Александра III Россия находилась в оборонительном союзе с Францией, настолько прочном, что им обеспечивалось совместное выступление обоих государств, в случае нападения на одно из них, но, вместе с тем, не настолько тесном, чтобы обязывать их непременно поддерживать вооруженною рукою все политические выступления и домогательства союзника. Одновременно русский двор поддерживал традиционно дружественные, основанные на родственных связях, отношения с Берлинским. Именно, благодаря этой конъюнктуре, в течение целого ряда лет мир между великими державами не нарушался, несмотря на обилие наличного в Европе горючего материала. Франция союзом с Россией обеспечивалась от нападения Германии, эта же последняя испытанным миролюбием и дружбою России от стремлений к реваншу со стороны Франции, Россия необходимостью для Германии поддерживать с нею добрососедские отношения,- от чрезмерных происков Австро-Венгрии на Балканском полуострове. Наконец, изолированная Англия, сдерживаемая соперничеством с Россией в Персии, традиционными для английской дипломатии опасениями нашего наступательного движения на Индию и дурными отношениями с Францией, особенно сказавшимися в период известного инцидента с Фашодою (в суданском местечке Фашоде в 1895 г. произошел конфликт между французской и английской военно-колониальными экспедициями, едва нем вылившийся в войну между Францией и Британской империей - В.А.), с тревогой взирала на усиление морского могущества Германии, не решаясь, однако, на активное выступление.

       Русско-японская война в корне изменила взаимоотношения великих держав и вывела Англию из ее обособленного положения (именуемого самими англичанами с полушутливой гордостью "блестящей изоляцией» - splendid isolation -В.А.). Как известно, во время русско-японской войны, Англия и Америка соблюдали благоприятный нейтралитет по отношению к Японии, между тем как мы пользовались столь же благожелательным нейтралитетом Франции и Германии. Казалось бы, здесь должен был быть зародыш наиболее естественной для нас политической комбинации. Но после войны наша дипломатия совершила крутой поворот и определенно стала на путь сближения с Англией. В орбиту английской политики была втянута Франция, образовалась группа держав Тройственного согласия (или "Сердечного согласия» - фр. Entente cordiale - В.А.), с преобладающим в ней влиянием Англии, и столкновение с группирующимися вокруг Германии державами сделалось, рано или поздно, неизбежным.

       Какие же выгоды сулили и сулят нам отказ от традиционной политики недоверия к Англии и разрыв испытанных, если не дружественных, то добрососедских отношений с Германией?

       Сколько-нибудь внимательно вдумываясь и присматриваясь к происшедшим после Портсмутского договора (закрепившего поражение России в русско-японской войне 1904-1905 гг. - В.А.) событиям, трудно уловить какие-либо реальные выгоды, полученные нами в результате сближения с Англией. Единственный плюс - улучшившиеся отношения с Японией - едва ли является последствием русско-английского сближения. В сущности, Россия и Япония созданы для того, чтобы жить в мире, так как делить им решительно нечего. Все задачи России на Дальнем Востоке, правильно понятые, вполне совместимы с интересами Японии. Эти задачи, в сущности, сводятся к очень скромным пределам. Слишком широкий размах фантазии зарвавшихся исполнителей, не имевших под собой почвы действительных интересов государственных - с одной стороны, чрезмерная нервность и впечатлительность Японии, ошибочно принявшей эти фантазии за последовательно проводимый план, с другой стороны, вызвали столкновение, которое более искусная дипломатия сумела бы избежать. России не нужны ни Корея, ни даже Порт-Артур. Выход к открытому морю, несомненно, полезен, но ведь море, само по себе, не рынок, а лишь путь для более выгодной доставки товаров на потребляющие рынки. Между тем у нас на Дальнем Востоке нет и долго не будет ценностей, сулящих сколько-нибудь значительные выгоды от их отпуска за границу. Нет там и рынков для экспорта наших произведений. Мы не можем рассчитывать на широкое снабжение предметами нашего вывоза ем развитой, и промышленно, и земледельчески, Америки, ни небогатой и также промышленной Японии, ни даже приморского Китая и более отдаленных рынков, где наш экспорт неминуемо встретился бы с товарами промышленно более сильных держав-конкуренток.

       Остается внутренний Китай, с которым наша торговля преимущественно ведется сухим путем. Таким образом, открытый порт более способствовал бы ввозу к нам иностранных товаров, нежели вывозу наших отечественных произведений. С другой стороны и Япония, что бы ни говорили, не зарится на наши дальневосточные владения. Японцы, по природе своей, народ южный, и суровые условия нашей дальневосточной окраины их не могут прельстить. Известно, что и в самой Японии северный Иезо (ныне о. Хоккайдо - В.А.) населен слабо; по-видимому, и на отошедшей по Портсмутскому договору к Японии южной части Сахалина (из-за чего продажная левая пресса России - назвать которую "русской» просто как-то язык не поворачивается! - ославила заключившего этот весьма выгодный для России мирный договор С.Ю. Витте "графом Полусахалинским! - В.А.) японская колонизация идет малоуспешно. Завладев Кореею и Формозою (ныне о. Тайвань - В.А.), Япония севернее едва ли пойдет, и ее вожделения, надо полагать, скорее будут направлены в сторону Филиппинских островов, Индокитая, Явы, Суматры и Борнео. Самое большое, к чему она, может быть, устремилась бы - это к приобретению, в силу чисто коммерческих соображений, некоторых дальнейших участков Маньчжурской железной дороги (позднее - КВЖД - В.А.).

       Словом, мирное сожительство, скажу более, тесное сближение России и Японии на Дальнем Востоке вполне естественно, помимо всякого посредничества Англии. Почва на соглашение напрашивается сама собою. Япония страна небогатая, содержание одновременно сильной армии и могучего флота для нее затруднительно. Островное ее положение толкает ее на путь усиления именно морской своей мощи. Союз с Россией даст возможность все свое внимание сосредоточить на флоте, столь необходимом при зародившемся уже соперничестве (Японии - В.А.) с Америкой, предоставив защиту интересов своих на материке России. С другой стороны, мы, располагая японским флотом для морской защиты нашего Тихоокеанского побережья, имели бы возможность навсегда отказаться от непосильной для нас мечты о создании военного флота на Дальнем Востоке. Таким образом, в смысле взаимоотношений с Японией, сближение с Англией никакой реальной выгоды нам не принесло. Не дало оно нам ничего и в смысле упрочения нашего положения ни в Маньчжурии (Северо-Восток Китая, зона российских интересов, так называемая "Желтороссия» - В.А.), ни в Монголии (отделившейся от Китая после так называемой. "синьхайской революции 1911 г. - В.А.), ни даже в Урянхайском крае (ныне Тува - В.А.), где неопределенность нашего положения свидетельствует о том, что соглашение с Англиею, во всяком случае, рук нашей дипломатии не развязало. Напротив того, попытка наша завязать сношения с Тибетом встретила со стороны Англии резкий отпор.

       Не к лучшему, со времени соглашения, изменилось наше положение в Персии (ныне Иран - В.А.). Всем памятно преобладающее влияние наше в этой стране при Шахе Наср-Эдине, то есть, как раз в период наибольшей обостренности наших отношений с Англией. С момента сближения с этой последнею мы оказались вовлеченными в целый ряд непонятных попыток навязывания персидскому населению совершенно не нужной ему конституции, и, в результате, сами способствовали свержению преданного России монарха, в угоду закоренелым противникам (России - В.А.). Словом, мы не только ничего не выиграли, но, напротив того, потеряли по вей линии, погубив и наш престиж, и многие миллионы рублей, и даже драгоценную кровь русских солдат, предательски умерщвленных (персидскими "революционерами-конституционалистами», которым деятельно помогала часть армянских революционеров-дашнаков, враждебно настроенная по отношению к Российской империи! - В.А.) и, в угоду Англии, даже не отомщенных.

       Но наиболее отрицательные последствия сближения с Англией, - а следовательно и коренного расхождения с Германией, - сказались на ближнем Востоке. Как известно, еще Бисмарку принадлежала крылатая фраза о том, что для Германии Балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера. Впоследствии Балканские осложнения стали привлекать несравненно большее внимание германской дипломатии, взявшей под свою защиту "больного человека» (Османскую Турцию, впавшую в глубокий всесторонний кризис - В.А.), но, во всяком случае, и тогда Германия долго не обнаруживала склонности из-за Балканских дел рисковать отношениями с Россией. Доказательства налицо. Ведь как легко было Австрии, в период русско-японской войны и последовавшей у нас смуты, осуществить заветные свои стремления на Балканском полуострове (захватить турецкие области Боснию и Герцеговину и превратить Албанию в зависимое от монархии Габсбургов марионеточное королевство с мелким германским принцем на троне - В.А.). Но Россия в то время не связала еще с Англией своей судьбы, и Австро-Венгрия вынуждена была упустить наиболее выгодный для ее целей момент.