ГЛАВА II.

Любовь, принцип общительности и цивилизованности

в Человеке: каким образом.

ВОЗОБНОВИМ теперь нить моих идей, прерванных этим необходимым отступлением, и посмотрим каковыми были начала цивилизации у Гиперборейской расы, которой я исключительно занимаюсь.

 Вероятно во время, когда эта Раса появилась на земле в формах, весьма приближенных к формам многих животных видов, она могла достаточно продолжительное время пребывать в их среде,несмотря на абсолютное отличие своего происхождения и противоположное направление своей судьбы. Это зависело от того, что свойства людей, даже инстинктивные, находились в дремотном состоянии; две высших сферы души и духа не были нисколько развиты в человеке, и он жил тогда лишь ощущением, постоянно нуждаясь в нем и имея инстинкт только для восприятия без надлежащего к тому внимания. Индивидуализация былаединственным средством человека; привлекательность и страх являлись его единственными двигателями, и, в их отстутствие, апатия становилась его обычным состоянием (10).

Но человек не был предназначен жить в самости и одиночестве на земле; он нес в себе принцип общительности и совершенствования, который не может всегда оставаться в статичном положении. Итак, средство, благодаря которому этот принцип должен был быть выведен из летаргии, было дано высшей мудростью своего творца в спутницы человеку. Женщина, с ее отличающейся в очень существенных физических и метафизических моментах организацией, принесла человеку разнородные переживания. Таковым явилось божественное постановление от зарождения вещей, чтобы это универсальное существо, предопределенное нести гармонию в элементы и господствовать над тремя Царствами Естества, получило свои первые импульсы от женщины и поддерживало Любовью свое первоначальное развитие. Любовь, начало всех вещей, должна была стать плодотворным источником цивилизации, произведя, таким образом, противоположные последствия в лице блаженства и страдания, а также столь великое смешение знания и ослепления, добродетелей и пороков.

 Итак, принцип жизни и плодовитости в Любви, должен был стать хранителем мира и его законодателем. Глубокая истина, которую ведали древние мудрецы и которая была ясно изложена в их космогониях, приписывала Любви победу над хаосом. Исида и Церера, так часто называемые законодательницами, являлись лишь обожествленным образом женского естества (11), рассматриваемые в качестве живого средоточия, откуда отражалась сама любовь.

 Если бы мужчина являлся животным в чистом виде, испытывавшим те же потребности; если бы его спутница, нуждалась в том же, что и он; если бы они быливсегда подвержены постоянным приступам своих желаний, одинаково ощущаемых и разделяемых; если бы они, наконец, имели, выражаясь точными понятиями, определенные периоды любовного горения и порыва в пору спаривания; никогда бы человек не стал цивилизованным, будучи далеким от этого. Те же самые ощущения, хоть и происходящие от тех же самых причин, не производят одинаковых последствий в обоих полах, что достойно более пристального внимания. Я прошу читателя остановиться на мгновение силой своего ментального взора на этой почти неуловимой точке человеческого строения. Здесь кроется зародыш всякой цивилизации, семенной очаг, откуда все должно возникнуть, мощный двигатель, из которого должно родиться движение к социальному порядку.

Прежде пользоваться, нежели владеть - инстинкт мужчины. Владеть прежде, нежели пользоваться - инстинкт женщины. Разъясним это, на мгновение абстрагировавшись от страстей, которые породило Социальное состояние, и чувств, вдохновленных воображеием. Сосредоточимся на одном инстинкте и увидим, как он действует под влиянием одной и потребностей, рассматривая природного, но не социального человека.

Что испытает инстинкт мужчины в момент, когда приятное ощущение станет воздействовать на него? Он будет связан непосредственно с привлекательностью данного ощущения и актуальной потребностью использовать его объект, все более удаляясь от его обладания. Иными словами, предполагая, что это был некий плод, поразивший его своим видом и возбудивший в нем аппетит, инстинктивный мужчина будет испытывать желание его съесть прежде, нежели подумать о средствах, дабы им овладеть. Это его внезапно переносит вперед в азарте всего того, что может произойти; таким образом, если вмешательство страха, непредвиденный шум, вид врага придут его поразить, его первоначальная идея будет пренебречь причиной опасности, вместо того, чтобы ее избежать. Если чисто инстинктивная женщина оказалась в подобной ситуации, она будет испытывать все с точностью до наоборот. Она привяжется к привлекательности, исходящей от приятного ощущения, в актуальной потребности обладать объектом, удалившись от его использования по соображению безопасности. При виде фрукта она захочет есть и поначалу будет мечтать о средствах, дабы уверенно овладеть им и удержать в неопределенном положении; ее первой идеей, в том случае, если ее охватит ощущение страха, будет избежать причины опасности, вместо того, чтобы ею пренебречь.

Эта противоположность в моральном устройстве двух полов, устанавливающая между ними от начала поразительную разницу, которая мешает проявляться их страстям в одних и тех же формах, порождает из тождественного ощущения разнородные чувства, а из одинакового чувства разнородные мысли, и, следовательно, сообщает им противоположные движения. Итак, инстинкт мужчины образован из: пользоваться прежде, нежели владеть, и сражаться прежде, нежели бежать. Тогда как инстинкт женщины из: обладать прежде, нежели пользоваться, и бежать прежде, нежели сражаться.

Хочется быстро рассмотреть принципиальные следствия, вытекающие из этой замечательной разницы, установленной между двумя полами. Если весьма прекрасно сложенная женщина удерживает на себе внимание, то она неизбежно окажет реальное и неожиданное сопротивление мужчине, которого движет к ней половое влечение, ибо она одержима идеей обладать, нежели пользоваться, и нисколь не нуждается в желании, охватившем мужчину. Она могла рассмотреть на примере своего инстинкта, какое реальное преимущество предоставило ему ощущение, чем предложило ей. Удовольствие, связанное с этим ощущением, но не принадлежащее ей одной, а также отсутствие всякого преимущества, представившегося в ее глазах с неотлучной вереницей страха, заставили ее принять неожиданное решение удалиться.

Естество мужчины, как я говорил, не менее избегает препятствий. Но его первая мысль, напротив, их пренебречь и преодолеть. При виде женщины, удалившейся от него, он не остается на месте и не поворачивается к ней спиной, но подталкиваемый влечением, которое его себе подчинило, он устремляется по ее следам.Женщина, чаще легкомысленнее мужчины, убегает от него; иногда ему удается ей овладеть, но каковой бы ни была развязка, внимание мужчины уже пробуждено. Борьба, в которую он втянулся, станет ощутима своим результатом, успешным или безуспешным, если цель не достигнута. Тогда он размышляет, но женщина размышляла до него. Она узрела, что нехорошо ей оставаться побежденной, ибо для него будет больше значить, если она удалится. Итак, почему же она бежала? Ее еще слабая мысль не позволяет ей понять, что можно сопротивляться склонности, имея еще другую склонность. Но факт существует и повторяется. Мужчина еще думает. Его гений совершает громадный шаг, он достигает своей собственной идеи посредством внутреннего тренинга, удерживая ее и формируя в памяти. Он обнаруживает некоторые потребности в ней, и первый раз он считает их до трех, различая. Именно так действуют в сфере его воли нумерация и индивидуализация.

Если женщина, непреодолимая склонность к которой его увлекла, удалилась, несомненно, что другая склонность стала необходимостью ее побега: какова могла быть эта склонность? Быть может, голод! Эта ужасная потребность, совершающаяся в инстинктивной части его существа, в отсутствии самого ощущения, производит в нем неожиданную и значительную революцию, - на первый раз поколеблена душевная сфера и в ней проявляется жалость. Это сладкая страсть, впервые затронувшая душу, есть истинный характер человечества. Именно она делает из человека, поистине, общительное существо. Философы, которые думали, что данная страсть могла быть разбужена или произведена в своем истоке при виде страдающего существа, ошибались. Вид боли возбуждает страх, страх и ужас. Такова трансформация ощущения в мгновенное чувство. В жалости имеется впечатление от предшествовавшей идеи, которая трансформируется в чувство без помощи ощущения. Сама по себе жалость более глубже и моральнее ужаса и содержится прикровеннее в человеческом естестве.

 Но с тех пор, как мужчина начал чувствовать жалость, он уже не был далек от познания любви. Он мыслит уже о средствах, с помощью которых нужно помешать женщине убежать при его приближении, и хотя он ошибается в мотивах этого побега, он достигает цели своих желаний. Он ловит момент, когда соберет двойной урожай плодов, поохотитсяили порыбачит на славу и, найдя объект своих желаний, приносит ему свои дары. При виде этого женщина тронута не столько из-за удовлетворения актуальной потребности, о котором думает ее обожатель, сколько из врожденной склонности, приводящей ее к обладанию. Она сразу же чувствует, какую пользу может излечь из этого события в будущем, и поскольку она его относит к определенным чарам, которые внушает, то испытывает своим инстинктом приятное ощущение,колеблющее ее душевную сферу и пробуждающее в ней тщеславие.

 С момента, когда женщина взяла подарки от мужчины, протянув ему руку, между ними установилась брачная связь и началось общество.