ГЛАВА VIII.

Четвертая революция. Мир и торговля.

 Между тем, непримиримая война между двумя Расами продолжалась: победители, со своей стороны, хотели обращать побежденных в рабство, чтобы эксплуатировать рудники и возделывать земли; побежденные поначалу хотели отомстить за ужасы, которые претерпели и претерпевали еще, а затем усвоить все то, что могло их восхитить из достижений Судэйцев, среди которых, помимо стад животных и всего, служившего для пропитания, множество предметов, в чем Гиперборейцы увидели большую пользу, а именно медное и железное вооружение и орудия труда всех видов, сделаные из обоих металлов.

 Но вот в момент, когда это ожидается меньше всего, потоп Гиперборейцев наводнил поселения их врагов; все, что могло быть захвачено было захвачено; все, что не могло быть захвачено, было опустошено. Произошло это посреди зимы во время, когда ледостав покрыл реки и озера, а подобные набеги стали возможны. Все предосторожности Африканцев были бесполезными против первой неистовой силы потока: менее привычные к особенностям климата, они не могли покидать также легко свои укрепления; беззащитные села становились добычей их прежних хозяев. Иногда Гиперборейцы попадали в засады, погибая там или становясь пленниками, но то, что они захватывали с лихвой возмещало их потери. Так, овладев определенными рудниками или кузницами, они часто освобождали большое количество своих соотечественников и уводили с ними многих умелых рабочих Судэйцев. Выгода, которую они извлекли из своей добычи, явилась событием, чьи последствия трудно переоценить: один из Германов, который, возможно, был рабом у врагов, убедил своих соотечественников использовать пленников на таких же работах, дабы обеспечить себя в необходимом количестве равноценным оружием. Первые опыты Гиперборейцев на данном поприще были довольно грубыми, но, наконец, они постигли искусство плавки меди и железа, что стало громадным шагом вперед, сделанным ими. Их копья, стрелы, топоры, хотьневажно выделанные и плохо закаленные, явились не менее ужасными в их могучих руках, ибо - здесь нужно сказать об этом - в физическом отношении Гиперборейцы несравненно превосходили Судэйцев. Благодаря рослому телосложению Гиперборейцев, их поначалу могли воспринимать за Гигантов; даже кажется, что сказка о Титанах, хотя и имеет ввиду космогоническое понятие, была на самом деле навеяна ими. Когда возвысившись, они очистили Европу от своих врагов, то перенесли войну в Африку и угрожали храму Юпитера-Аммона.

 Когда сменялось время года, становясь менее суровым, Судэйцы педпринимали наступательные действия, но напрасно, поскольку в течение шести или восьми месяцев они прикрывали сельскую местность своими армиями, а Гиперборейцы, ловко избегая их, уходили в обширные и уединенные места северной Азии, и, казалось, навсегда исчезали от их взглядов. С первыми приближениями зимы, во время, когда изморозь заставляла Судэйцев отступать, Гиперборейцев видели вновь выходившими из своих убежищ и начинавшими свои набеги.

Состояние войны, длившееся, несомненно, долгое время привело к неизбежному результату, развившему в душе Гиперборейцев воинскую доблесть, обратив в постоянное чувство инстинкт смелости, присущий им от природы. Наученные своими многочисленными неудачами, они обучились от своих врагов даже искусству воевать с минимальными потерями. Удачно освобожденные от своих предрассудков, с упорной волей лишь к сопротивлению, они легко видоизменили свою неважную тактику на лучшую и не хранили свое грубое и малоопасное оружие, когда им представлялся случай добыть более грозное. По прошествии нескольких столетий, эти люди, на которых гордые обитатели Африки и Азии смотрели, как на дикарей, достойных презрения, и чьей жизнью они распоряжались, стали воинами, атаками которых уже нельзя было, как некогда, пренебрегать. Уже крайние границы были не раз пересечены, а укрепления захвачены и разрушены, колонии, насаженные внутри страны, разграблены и опустошены, и вскоре даже построенные по берегам Средиземного моря города, начиная от Черного моря (Pont-Euxin) до Атлантического океана не чувствовали уверенности, несмотря на крепостные стены, которыми были окружены.

Тогда судэйские нации, которым принадлежали эти колонии, задумались о критической ситуации и рассудили, что будет лучше искать средства мирного сосуществования с аборигенами, нежели вести против них вечную войну, не сулившую ничего, кроме неудобств без выгоды. Одна из этих наций, которой, возможно, первой пришла на ум такая идея, решила направить посольство к Гиперборейцам: была еще необходимость, определившая данный поступок. Судьба, развивая следствия первого события, повела Волю человека к столкновению с ними, предоставив ему случай испытать свои силы.

 Несомненно, это зрелище было столь ново, сколь и необычно для людей, у которых состояние войны являлось естественным, которые не знали других способов бытия, как не бояться врага или его трепетать, и, которые, рожденные посреди тревог, никак не могли взять в толк идею перемирия при виде прибывших к ним безоружных врагов, предшествующих большому числу их соотечественников, чьи цепи были не только разбиты, но и заменены на блестящие эмблемы. Эти соотечественники, предназначенные служить толмачами, попросив говорить с Германом, начали раскладывать перед ним богатые подарки, которые принесли, а затем высказали желание Судэйцев. Но поскольку не существовало в гиперборейском наречии слова, способного выразить идею Мира, они использовали вместо него слово, выражавшее идею Свободы (20), и говорили, что пришли спросить о свободе и ее предложить.

 По ходу сюжета я остаюсь убежденным, что Герман сначала весьма плохо уразумел, о чем его спрашивают и должен был прибегнуть к старцам, чтобы узнать, существовала ли подобная вещь в традиции. Не существовало ничего, что могло сравниться с ней. С незапамятных времен шла война; можно ли прервать это состояние? Зачем и как? Судэйским толмачам, заинтересованным в благосклонности к посольству, хватало здравого смысла: они легко доказали Диете, что прекращение военных действий принесет значительную выгоду обоим народам, предоставив им больше времени заниматься своими делами и большую безопасность в их использовании. Вместо того, чтобы искать, как постоянно похитить предметы, в которых нуждались, вместо того, чтобы их захватывать, почти всегда проливая кровь своих друзей и братьев, не лучше ли их безопасно обменять? Для этого можно установить границы и обоюдно обязаться их не пересекать, определив место, где будут совершаться обмены. Хочется железа, оружия, тканей: почему же нельзя обменять их на животных, зерна, меха?

 Диета, состоявшая из стариков, оценила эти доводы. Сословие воинов, инстинктивно ощущая, что мир уменьшит его влияние, с большим трудом соглашалось с этим. Наконец, оно уступило, но не оставило воинской службы. Остальные народности, в большей части, последовали примеру первой, но нашлось и немало, что не захотели к ним присоединиться. Возможно, впервые было видно, что нация расколота и впервые также ощущалось, что недостает лишь малого числа, чтобы подчиниться перед большинством. Геролл, собрав германов, посчитал голоса и, видя, что большинство было за мир, использовал свой авторитет в принуждении меньшинства. Этот поступок величайшей значимости имел место, а без него вся значимость мероприятия была бы сомнительной. Гиперборейская раса уже управлялась, не задумываясь о том, что имела правительство; она подчинялась законам, не осознавая того, что это были лишь законы. События вытекали из событий, и сила вещей склоняла волю.

 Так, первый заключенный мирный договор стал, вместе с тем, и торговым соглашением. Без второй части не была изложена бы первая.

Но два деяния, которые следовали за договором, странным образом удивили видевших их Гиперборейцев. Первое без видимого приготовления состояло в начертании острием кинжала на специально приготовленной коже многих букв, в которые писавшие их Судэйцы вкладывали большое значение. Несколько старцев, спросив у толмачей, что бы это значило, узнали с удивлением, смешанным с восхищением, что черные люди воспроизводили так все происходившее с ними, дабы сохранить в памяти и смочь предоставить отчет своим германам, когда они вернутся к ним. Один из старцев, пораженный красотой этой идеи, рассуждал, каким образом осуществить ее для своей народности; и с того момента, как он воспринял мысль и как он попытался начертить на песке своим жезлом прямые или скрещивающиеся линии для выражения чисел, этого стало достаточно: зародилось искусство письма, вступив во власть Судьбы, которая его развила.

 Второе деяние, прошедшее с большой торжественностью, имело целью жертвоприношение, что Судэйцы совершали Солнцу, их великому Божеству. Общим культом всех по происхождению африканских наций являлся сабеизм. Эта форма культа наиболее древняя, воспоминания о которой сохранились на земле (21). Великолепие зрелища, высокий алтарь, приносимая жертва, необычайные церемонии, люди, облаченные в потрясающие одежды и коленопреклоненно призывающие Звезду света - все это восхищенно поразило гиперборейскую толпу, спешившую насладиться столь новым представлением. Толмачи, которых спрашивали о цели зрелища, отвечали, что таким образом Судэйцы поступают, когда хотят поблагодарить солнце за какое-нибудь большое благодеяние или побудить его даровать им это. Хотя старцы прекрасно слышали слова, переводимые толмачами, они все-таки ничего не уразумели в идее, заключенной в этих словах. Идея, воспринятая ими, казалась им очень необычайной. Как верить, что солнце, которое ежедневно восходит, чтобы освещать мир, может даровать другие благодеяния? Возможно ли, чтобы оно покровительствовало одному народу больше, чем другому, и почему оно было более или менее добрым сегодня, а не завтра? Еще дремавший разум этих людей был не способен возвыситься к чему-нибудь духовному; в них были развиты только инстинктивная и душевная сферы; они ощущали от нужд и страстей одни эмоции.

 Внушения являлись ничтожными, но время, когда они должны были испытать их влияния приблизилось, хотя этопроизошло без помощи всякого ощутимого средства. Все имеет свой принцип и может его иметь лишь один; одни формы могут видоизменяться. Когда философы всех времен искали начало интеллектуальных вещей в том, что не есть интеллектуальное, они свидетельствовали о своем неведении. Одно подобное производит подобное. Это не страх, порожденный Богами; это - божественная искра, доверенная нашему разуму, сияние которой в нем проявляет все, что божественно. Кто без содрогания услышит Вольтера, одного из значительных философов прошлого столетия, корифея своего времени, сказавшего на полном серьезе: "Гремит, но кто вершит гром? Скорее всего это могла быть змея по соседству. Нужно усмирить эту змею. А сверх того культ". Какое жалкое умозаключение? Какое самозабвение! Как человек, способный высказать такое предположение, осмеливается притязать на славу в просвещении людей?

 Перед тем, как завершить эту Главу, я не забуду сказать, сославшись на первый договор о мире, заключенный в Европе, и о первом родовом имени, доставшемся автохтонным нациям, населявшим Европу. До сих пор казалось, что они имели лишь имя ман, человек (22). Но узнав от своих толмачей, что Судэи давали себе самим название Атлантов (23) или хозяев Вселенной, они взяли имя Кельтов, героев; и, выяснив помимо того, что из-за их белой кожи за ними закрепилось оскорбительное наименование Скифов (Scythes), они обозначили своих врагов выразительным именем Пеласков (Pelasks) (24), то есть темнокожих.