"Образы истории лишь тогда наполняются истинным смыслом, когда они становятся примером для подражания. Таким примером, символом, преисполненным непреходящего содержания, является для нас сегодня создание Немецкого Ордена и его прусского государства. В истории ничего не повторяется, ничего из нее нельзя скопировать. Но то, что вот-вот обретет форму в наше время, глубоко сродни прежнему Ордену немцев и по сути своей и назначению. Солдат и государственный деятель ныне снова едины. Снова из единения людей рождаются государство и народ. Снова господствует идея Ордена, когда речь идет о том, чтобы путем строжайшего отбора и теснейшего сплочения дать германскому народу правление его ведущего слоя, и чтобы он, связанный кровью и общим делом, поднялся в своей верности вождю и народу, до уровня аристократии глубочайшего служения и действенности, пополняясь грядущими поколениями и став в будущем гарантом жизни и величия народа на все времена. Таково политическое требование нашего времени, и ему отвечает лишь один исторический символ - Немецкий Орден: офицерский корпус, служащий прусскому государству, руководящий политический слой, общность людей, объединенных одной идеей. С тех пор, как перестало существовать орденское государство, ни одному поколению он не был так близок, как нашему. Наше время более других нуждается в осмыслении этого исторического явления" (см. русское переиздание: Э. Машке. Немецкий Орден. СПб, 2003).

Все вышесказанное, повторим, можно с полным на то основанием отнести к нынешнему русскому поколению и к нашему времени.

Не забудем и о том, что средневековые духовно-рыцарские Ордены (не исключая и Немецкого Ордена) имели свою эсхатологию (учение о "конце времен" - В. А. ). Сия эсхатология, в отличие от бытующих в современном "обветшавшем" Христианстве довольно нечетких и размытых представлений, имела отчетливый арио-христианский, гибеллинско-имперский характер. Барон Юлиус Эвола, посвятивший вредневековому Имперскому мифу и его связи с древнейшими традициями ариев нарочитое исследование "Мистерии Грааля" (1937), следующим образом экстрактно излагает означенную "гибеллинскую" эсхатологию:

". . . мы хотим обозначить те аспекты, которые в перспективе разных традиций составляют универсальный имперский миф о новой манифестации "царства", Regnum. Кроме того, очень важнго однозначно заявить о необходимости разсматривать все средневековые формы этого мифа в общем и универсальном контексте. . . Впрочем, уже в римскую эпоху, в ее имперско-языческий период, можно встретить определенные признаки пробуждения идеи золотого века, царь и правитель которго, Кронос (он-же Сатурн - В. А. ). . . считался вечно живущим, но пребывающим в состоянии сна в гиперборейских (крайне северных - В. А. ) регионах. При Августе пророчества сивилл возвещали о приходе "солнечного правителя", rex a coelo  ex sole missis ("сшедшего с небес или посланного Солнцем"), на которого ссылался и сам Гораций, когда он говорил о приходе гиперборейского бога золотого века, Аполлона (объявленного Октавианом  Августом своим небесным покровителем - В. А. ). Вергилий также провозглашал близость нового Золотого века ("Сатурнова царства" - В. А. ), века Аполлона ии героев. Император Август именно в этом ключе осознавал свою символическую "генеалогию", идущую от Аполлона; и феникс, часто сопровождающий изображения Адриана и Антонина, также имел прямое отношение к идее воскресенияи примордиальной эпохи в Римской империи. Именно связь Рима со сверхисторическим и метафизическим приницпом империи, Imperium, - связь, основывающаяся на уже упомянутой нами возможности перенесения самого этого принципа на те или иные его проявления в истории, - лежит в основе самой теории непреходящести и вечности (aeternitas) Рима.