III.

Штурм Карса.

"В самую полночь – так рассказывает К. А. Ермолов: два батальона белостокского полка вместе с резервным батальоном грузинского гренадерского и сотнею горийской пешей дружины, при восьми орудиях, выступили из лагеря под начальством Базина (Эти три батальона, но распоряжению главнокомандующего, были переформированы в четыре – каждый трех-ротного состава.). Особым эшелоном двигалась за ними кавалерия с донскою казачьею батареею (8 эскадронов тверского драгунского полка, 10 сотен донских и линейных казаков, 7 орудий донской батареи Двухжонного и 8 ракетных станков.). Сам Бакланов, с своими пластунами, уехал вперед показывать дорогу пехоте. Благодаря пересеченной местности и сумраку ночи, ему удалось незаметно подвести наши войска к самому подножию Чакмахской возвышенности. Здесь приказано было остановиться и отдохнуть, так как колонна Базина должна была начать атаку несколько позже других, направленных со стороны Шораха. Пользуясь временем, я вызвал охотников, над которыми должен был принять команду. Их вышло около трех сот человек; я их рассчитал, поставил в голове колонны и, приказав быть наготове, возвратился к Базину. Ночь была холодная. Солдаты лежали на сырой земле и с нетерпением поглядывали на Карс, ожидая призыва к бою.

"Несколько поодаль от войска, на одной разостланной бурке лежали Бакланов, Базин и я; мы разговаривали в полголоса. Бакланов с напряженным вниманием смотрел на Шорах и давал мне наставления как надо действовать.

– "Ты, говорил он: направляйся с своими охотниками прямо на крайнюю батарею... Недалеко отсюда будет небольшой пригорок, через который старайся перебежать как можно скорее, потому, что турки хватят тебя картечью разом из трех редутов. Потеря будет большая, но если ты перебежишь бугор – батарея будет взята. Бруствер в ней не высокий; подсаживайте один другого; в случае пошатнутся охотники – держись: я буду близко и в ту же минуту прискачу с казаками... Если ворвешься один, помни: как только подоспеет пехота – иди правее: там батареи идут за батареями; но это ничего: старайся только захватывать их с горжи...

"Несмотря на разговоры, время тянулось для всех невыносимо медленно. Наступал рассвет, а грозная крепость казалась погруженною в глубокий сон: так тихо и безмолвно было на ее батареях. Многим эта зловещая тишина вовсе не показалась зловещею; они рассчитывали напротив, что турки беспечно предаются сну и торопились воспользоваться благоприятною минутою. Иначе думал об этом Бакланов. "Понимаете» – сказал он Базину: – "турецкая пехота стоит на валах и молча ждет нападения».

"Прошло еще с полчаса. Вдруг на Шорахе грянул пушечный выстрел и страшная канонада с его батарей подтвердила справедливые опасения Бакланова. Не теряя времени, я ринулся вперед с своими охотниками; приказал им сбросить капсюли, чтобы не заниматься пустою перестрелкою, и быстро стал подниматься на крутую Чакмахскую гору. Пехота от нас не отставала. Ночь еще не развиднелась. Надо было знать, в каком расстоянии находимся мы от неприятельских укреплений. Вопрос этот предложили Бакланову.

– "Они – отвечал Я. П.: подпустят нас близко и не будут стрелять до тех пор, пока охотники не появятся вон, на том бугорочке; теперь же мы находимся от батарей на пушечный выстрел (Кроме записок Я. П. Бакланова, на это есть указание и в воспоминаниях о походе в Азиатскую Турцию (См. В. Сб. 1868 г. № 6, стр. 273)».

Действительно, как только охотники взбегали на бугор – со всех батарей грянул убийственный залп и неприятельские снаряды, с воем и визгом, полетели над нашими колоннами. Лошадь под Ермоловым была убита; ядро сорвало с него шапку (В лошадь попало 8 картечных пуль, из которых одна зацепила Ермолова, но, к счастью, будучи на излете, причинила ему только сильную контузию. Около этого же времени и Яков Петрович был контужен ядром в голову; но оба они остались во фронте. В. П.); картечь контузила его в пах, но медлить было нельзя: он крикнул "вперед!» и, обежав редут, атаковал его с горжи. В ту же минуту подоспели штурмовые колонны. Базин находился впереди, с охотниками, и вместе с ними верхом въехал в укрепление. С падением первого редута, второй держался не долго; но турки перебежали в третий и оттуда начали поражать наши войска сосредоточенным пушечным и ружейным огнем. В эту минуту Бакланов, зорко следивший за действиями пехоты, привел в карьер донскую батарею и начал осыпать неприятеля картечью; к нему присоединилась пешая артиллерия. Тогда, покинув и этот редут, турки искали спасения уже в Вели-Табии, но это постыдное бегство послужило только к их гибели, потому что казаки, взобравшиеся на вал в разных местах, напали на них в промежутке между укреплениями.

Третий редут, тотчас же занятый ротою гренадеров, отделялся от Вели-Табии глубокою лощиною, вдоль которой, со стороны занятых нами укреплений, тянулись завалы, составляющие род траверзов. Сюда собралась вся наша пехота, а между тем Бакланов распорядился ввести в покинутые редуты спешенные казачьи сотни.

Таким образом, в исходе пятого часа вся линия Чакмахских укреплений находилась в наших руках, со всею своею артиллерией. Взяты были 15 орудий, два знамени, 12 значков, лагерь и несколько пленных. Будь в это время под рукою три, четыре свежие батальона можно было бы сделать попытку противу самой Вели-Табии. Eрмолов, с горстью своих охотников, бросился было к её укреплениям, но встреченный картечью из тридцати орудий, вынужден был поспешно укрыться за траверзами. Надо было ждать подкрепления.

Еще в разгаре самого боя, когда пехота овладела первым редутом, Бакланов послал Скопина, находившегося при нем ординарцем, известить главнокомандующего об этом успехе. Следом за ним поехал хорунжий Бакланов (Младший сын Якова Петровича.), с донесением о взятии нами уже всей английской линии с просьбою прислать подкрепление.

– Как счастлив ты, сказал главнокомандующий, высушив Скопина: что можешь передавать мне подобное известие. Взгляни на Шорах; там нет успеха (Записано со слов Скопина)!

В это время подскакал к нему капитан Ермолов.

Ваше высокопревосходительство! Я прислан от генерала Базина просить четыре батальона.

– Что вы там сделали? - спросил главнокомандующий.

Взяли все, что было назначено по диспозиции, отвечал Ермолов; теперь дело остановилось; войск мало; мы не можем взять Вели-Табии, но если угодно будет прислать четыре батальона мы перейдем овраг и через полчаса соединимся с вами на Шорахе. Бакланов и Базин приказал сказать, что головами ручаются за успех предприятия.

– Подожди, сказал главнокомандующий отрывисто.

Он начал следить в подзорную трубу за ходом боя на Шорахских высотах. Прошло с четверть часа. Ермолов решился напомнить о себе, но получил тот же лаконический ответ: "обождать!» Свободных войск под рукою решительно не было. Последние резервы или введены были в дело, или двигались к Шораху, чтобы поддержать колонну храброго Майделя, которая, взобравшись на шорахское плато, гибла в бесполезных усилиях овладеть Тахмас-Табиею. Две остальные колонны (Генералов Ковалевского и князя Гагарина.) были отбиты и отведены обратно в лагерь. Главнокомандующий казался чрезвычайно озабоченным. Скачи скорее назад, сказал он наконец Ермолову: "и скажи Бакланову и Базину, чтобы отступали; у меря огромная потеря и я не могу овладеть Шорахом».

Ермолов поскакал (Из рассказов К. А. Ермолова.).

Между тем турки, видя бездействие отряда, занявшего английские линии, оправились от страху и начали поражать их перекрестным огнем с Вели-Табии и с Карадага. Было уже восемь часов утра; рассвело совершенно. Из Карса вышла значительная колонна и пошла на помощь войскам, сражавшимся на Шорахе. Она проходила по ту сторону скалистого оврага, отделявшего Чакмахскую гору от города. Четыре орудия донской батареи Двужонного сыпнули по ней картечью; но турки, устилая путь трупами, прошли мимо редутов и скрылись за возвышенностью. Вслед затем Бакланов прислал сказать Базину, что дела на Шорахе идут плохо, и что пехоте надо или укрепиться, где стоит, или отступить, потому что турки, управившись с колонною Майделя, тотчас пойдут на выручку английской линии.

Это предсказание не замедлило исполниться. В исходе 11-го часа головы турецких батальонов, спускавшихся с Шораха, стали показываться уже в Чакмахской лощине и скоро крайний, ближайший к Вели-Табии редут был сильно атакован неприятельскими толпами. Три нападения были отбиты, но держаться долее было бесполезно. Приехал Ермолов и передал приказание отступать: "Шорах уже покинули – сказал он Базину: – потеря громадная; Шорахскую гору не видать за нашими убитыми и ранеными»....

Бакланов вышел из редутов последним. По его приказанию казаки подняли на лошадей три неприятельские орудия, а остальные, под его наблюдением, были заклепаны, сброшены с лафетов и вообще приведены в такое состояние, что не могли вредить нам во время отступления.

Вся кавалерия, стоявшая за скатом горы, теперь выдвинулась вперед и, пропустив за себя пехоту, также начала отходить эшелонами. Турки, высыпавшие из укреплений, стали на нее наседать. В одну минуту сборный линейный казачий полк, князя Витгенштейна, повернул на лево-кругом и гикнул в шашки. Атака, по словам Якова Петровича, произведена была с такою энергиею, какую редко доводилось ему видеть за всю боевую службу. Рубя бегущую пехоту, линейцы буквально втоптали ее в самый редут и прежде, чем неприятель, опомнившись, открыл огонь, они в рассыпную унеслись из-под выстрелов. Пользуясь этой атакой, кавалерия успела поднять убитых и раненых (В отрядах Бакланова и Базина. князь Витгенштейнъ за эту атаку и капитан Ермолов за взятие орудий в неприятельских редутах – по удостоению кавалерской думы – награждены были орденом св. Георгия 4 ст.).

Войска продолжали отступать, как вдруг на передовых высотах опять загорелась страшная канонада. Яков Петрович поднялся на пригорок и с удивлением заметил какую-то часть, пробивавшуюся с Шораха в нашу сторону. Это был подполковник Михаил Кауфман, отрезанный с батальоном рязанского полка и охотниками из колонны Майделя на Шорахских высотах; он пробивался сквозь всю неприятельскую линию к Чакмаху, в надежде присоединиться к Базину, но Базин, как мы сказали, уже оставил турецкие редуты. Соображая местность, Бакланов увидел, что батальон, спускавшийся в Чакмахскую лощину, должен будет проходить у самой подошвы башибузукской горы, где скрытно стояли два турецкие батальона и батарея из пяти орудий. Миновать эту батарею было нельзя и турки ожидали только минуты, когда колонна поравняется с ними, чтоб засыпать ее картечью.

К счастью, Кауфман во время остановился и послал казака известить о своем положении Базина. Донской урядник, раненый и на раненой лошади, издали завидев Бакланова, подскакал к нему с словами: "Ваше превосходительство! спасите подполковника Кауфмана». Более расспрашивать было нечего. Трубач, находившийся с Баклановым, подал сигнал остановить пехоту, а Яков Петрович, схватив донскую батарею, марш -маршем понесся с нею к чакмахскому обрыву (Батарея эта действовала под прикрытием дивизиона тверского полка, который был спешен для того, чтобы представить меньшую цель неприятельской артиллерии.). По его команде батарея снялась с передков и, после трех убийственных залпов, открыла беглый огонь, под покровительством которого Кауфман двинулся вперед и благополучно вышел из-под выстрелов турецких укреплений, вынеся с собою до ста пятидесяти раненых. Между тем турецкие батальоны, расстроенные огромною потерею, обратились в бегство, оставив на месте из числа пяти – три подбитыя орудия и зарядный ящик, взорванный нашею гранатою.

Этим эпизодом закончился штурм передовых карсских укреплений.

Попытка овладеть ими стоила нам 4 генералов, 248 офицеров и до семи тысяч нижних чинов, выбывшими из строя (Надо полагать, что на самом деле потеря в офицерах была несколько более, потому что многие раненые и контуженные, оставаясь во фронте, не пошли потом на перевязочный пункт и не попали в список, представленный главнокомандующему. Мы укажем только на двух: генерала Бакланова и капитана Ермолова, но, по всей вероятности, кроме их были и другие люди.). Из этого числа на долю Базина потеря сравнительно пала ничтожная и не превышала 475 человек (В том числе 16 офицеров.). Трофеи, добытые на штурме, принадлежали большею частью также колонне Базина: она вынесла с собою три неприятельских орудия и 14 знамен, украсивших собою ставку главнокомандующего (Четвертое орудие было взято на Шорахе.).

Сличая официальные донесения генерал-адъютанта Муравьева с частными записками современников и некоторыми сочинениями иностранных писателей, нельзя не придти к заключению, что, помимо общих распоряжений во время самого боя (Главнокомандующий во время штурма находился на Столовой горе. Молчалив, серьезен и спокоен сидел он на камне, следя за ходом боя в трубу: "когда пробьет барабан к штурму – я уже более не начальник» говорил он. Свита адъютантов и ординарцев стояла в стороне в почтительной тишине и в полной готовности»... (Воспоминания о Карсе А. Корсакова).), неудача штурма объясняется следующими главнейшими причинами:

Огромным уроном в людях.

Потерею главных начальников во всех трех колоннах, атаковавших Шорах.

Неудачным выбором главного пункта атаки.

Готовностью турок встретить наше нападение – и

Недостаточным знакомством колонных начальников с местностью Шораха, – вследствие чего генерал Ковалевский начал движение ранее, чем-бы следовало, принял влево и попал во входящую часть ренисовской линии под страшный перекрестный огонь. Почти тоже самое произошло со второю колонною князя Гагарина, а резервная и вовсе не участвовал в деле: он очутился непонятным образом где-то далеко, на левом фланге атакующей линии, и уже впоследствии присоединился к Майделю.

Неудачу третьей колонны обыкновенно приписывают тому, что войска, бывшие под командою храброго Майделя, неожиданно нашли редут замкнутым с горжи и встретили превосходные силы, которые неприятель успел стянуть сюда после отражения несвоевременных атак Ковалевского и князя Гагарина:

"Русская пехота (Описание блокады Карса в 1855 году, Георгия Кмети.), говорит генерал Кмети: "выказала до конца величайшую неустрашимость; но все дело в целом было ведено без глубоких соображений, на авось. Русский главнокомандующий, полагая, без сомнения, что горжа Тошмасской флеши была не сомкнута, основал свой план штурма именно на этом предположении и, по-видимому, ни на минуту не опасался возможности неудачи. Встретив непредвидимую преграду, он не изменил своих первоначальных предположений и упорствовал в намерении буквально схватить быка за рога».

По мнению Вильямса, неудача произошла оттого, "что турецкая армия стояла в полной готовности отразить нападение. Русские это скоро заметили и, несмотря на то, что дело потеряло безвозвратно характер нечаянного нападения, все-таки направили главные колонны на Шорахские высоты. Тогда, продолжает Вильямс, я снял шляпу и, обратившись к окружавшим меня генералам, поздравил всех с победою: овладеть Шорахом посредством открытого штурма было делом более, чем невозможным».

К вечеру, по окончании боя, войска возвратились на прение позиции.

"На следующий день – говорит в своих записках Бакланов – Я сидел в палатке мрачный, подавленный тяжелой скорбью о тех потерях, которые я предрекал, но которые предотвратить было не в моей власти. Наконец я не выдержал, сел на коня и поехал к главнокомандующему.

"Муравьев встретил меня сухим и суровым вопросом:

– "Что вам угодно?».

"Я вспыхнул и отвечал приехал я только для того, чтобы спросить: кто оказался правым – генерал -ли Муравьев или генерал Бакланов?»

"Главнокомандующий не нашелся что ответить.

"Я повернулся, вышел из палатки, сел на коня и уехал к своему отряду»