IV.

После штурма.

Мелик-кёйский отряд снова поступил в непосредственное ведение генерала Бакланова. Решено было продолжать блокаду. Эта настойчивость главнокомандующего, решившегося оставаться под Карсом, вопреки мнению многих генералов, составляет действительную и едва ли ни единственную заслугу в эту компанию генерала Муравьева: ей обязаны мы покорением Карса и пленением анатолийской армии.

Между тем, в Петербурге известие о неудаче под Карсом поразило всех своею неожиданностью. Там ожидали совершенно противного. "Письмо, в котором вы сообщаете о неудачном штурме, предпринятом 17 сентября на укрепления Карса» – писал военный министр к генералу Муравьеву – немедленно было отправлено мною в г. Николаев на высочайшее усмотрение государя императора».

"Известие это конечно будет весьма горестно для его величества. Нельзя не скорбеть о тяжкой потере, понесенной храбрыми нашими войсками и в особенности о том, что вы лишились при этом многих достойнейших помощников».

"Искренно оплакивая потерю стольких героев, столько опытных и даровитых военачальников, я, с другой стороны, не теряю надежду, что государь император найдет много утешительного в подробностях описываемых вами событий, не оставляющих никакого сомнения в том, что войска кавказские и в этот несчастный день явили себя вполне достойными своей славы».

Первые дни после штурма прошли в тревожном ожидании вылазки со стороны неприятеля. Носились слухи, что турки, пользуясь одержанною победою, намерены пробиться из Карса, или напасть на отряд Бакланова, уничтожив его, принудить нас к отступлению от крепости. Ожидания эти разрешились однако же тем, что ночью, 10-го октября, из Карса выступила партия лазов, думая пробраться через отряд Бакланова, но замеченная во время, она была окружена и после недолгого, слишком неравного для нее боя, положила оружие, в числе двух офицеров и 116 нижних чинов. При лазах найдено было семь знамен иррегулярного войска.

Взятием этих трофеев оканчивается деятельность Якова Петровича, как начальника самостоятельного отряда. Спустя несколько дней после описанной стычки, утром 13 октября, он получил предписание главнокомандующего, в котором между прочим сказано было, "что на случай выступления части действующего корпуса из-под Карса, блокадная линия, со всеми остающимися в ней войсками, поступает в полное ведение генерал-майора Бакланова, которому предписывалось тотчас сдать мелик-кёйский отряд полковнику Тихоцкому (Вслед за этим начальником мелнкъ-кёйского отряда назначен был генерал Базин.), а самому прибыть в главную квартиру для получения на этот счет личного приказания».

Поводом к такому распоряжению послужило следующее: получены были сведения, что Омер-Паша, двинувшись в Гурию, в тоже время направил особый отряд к стороне Ахалцыка с тем, чтобы войти в связь с войсками, стоявшими около Арзерума. Вследствие этого главнокомандующий, предписав генералу Базину перейти опять в Амар-агу и оттуда действовать независимо от главных сил по тем сведениям, которые будут получаться о неприятеле со стороны Аджарии (Базину разрешалось при этом не только перейти в Ахалцык, но даже иметь в готовности 1-й батальон Белостокского полка с вьючным обозом для отправления его, если укажет надобность, горами через М. Багдад прямо в Кутаис, оставив в этом случае только конно-мусульманский полк в Ардагане для сообщения через этот пункт с нашими главными силами. – (Архив генер. шт., переписка г.-а. Муравьева.)), рассчитывал сам идти к Саганлугу на встречу Селим-Паше, которого предполагал уже в движении к Барсу (Селим-Паша назначен был муширом в г. Арзерум и принял Вели-Пашу под свое начальство.) и победою в поле ослабить впечатление, произведенное на край нашею последнею неудачею. Поэтому, когда Бакланов явился к Муравьеву, между ними произошел известный разговор, который сам Яков Петрович передает следующим образом - "Я потребовал вас, сказал мне главнокомандующий, для того, чтобы передать некоторые приказания на случай моего выступления. Вы конечно знаете обязанности, которые будут лежать на вас, как на начальнике блокадной линии.

"Знаю, отвечал я; и постараюсь, насколько с умею исполнить их.

"Обязанности эти велики, но я надеюсь на вас более, чем на кого-нибудь другого, продолжал главнокомандующий: дело вот в чем я получил верные сведения, что Селим-Паша двинулся из Арзерума и намерен угрожать мне в то время, когда Омер-Паша будет приближаться сюда из Батума (В это время у нас еще не знали о деле на берегу Ингура и о наступлении Омер-Паши к пределам Мингрелии.). Цель их, как понимаю я, достигнуть Карса и продлить оборону, пока не подоспеют французские или английские десанты. Надо расстроить этот план, надо помешать их соединению и разбить Селима, прежде чем Сердар успеет перейти через горы. Скажите мне, что вы об этом думаете?

"Если вы требуете моего суждения, возразил я, то должен сознаться, что я на вашем месте не позволил бы себе ни на один шаг отступить от крепости.

"А почему так?»

"Потому что вести, полученные вами из Арзерума, не заслуживают никакого доверия. Селим, подобно Вели-Паше, бегавшему целую кампанию перед ничтожным отрядом Суслова, имеет войско составленное на половину из башибузуков. Число их не может простираться свыше 10, 12 тысяч. Вероятно ли, чтобы с такими малыми средствами он перешел Саганлугские горы и дал бы полевое сражение? Другое дело Омер-Паша; в его распоряжении находится до тридцати тысяч войска; но время года не позволит ему и думать об открытии новой кампании. Теперь уже октябрь; дороги повсюду испорчены, реки в разливе, горы завалены снегом и через них нельзя переправить не только обозов, но даже полевую артиллерию. С чем же он явится? С одними ружьями, да с двух, трех -дневным продовольствием, принесенным в ранцах! Нет, ваше высокопревосходительство, я полагаю, что Омер-Паша не будет так прост, чтобы попасть в западню и утверждаю, что полученные вами сведения – утка.

"Какая-же цель ее? спросил Муравьев.

"А вот какая. Кто из нас поручится, что в Пеняках не заготовлено несколько тысяч вьюков с продовольствием, которые ожидают только случая, чтобы проникнуть в крепость. Лучшее средство для этого конечно отвлечь часть нашего корпуса в противоположную сторону. И вот, лазутчики подосланы. Положившись на них, вы отойдете от Карса, а турки сделают сильную вылазку, раздвинут нашу блокадную линию и впустят к себе целые транспорты продовольствия. Если это случится, тогда все жертвы и труды нынешней кампании останутся бесплодными. – Быть может я ошибаюсь, что позволяю себе опровергать полученные вами сведения. Но допустим, что со стороны Батума и Арзерума действительно приближаются сильные сикурсы. Ну, что-же? в добрый час! На вашем месте я приказал-бы раздвинуть блокадную линию и пропустить их в Карс без всякого препятствия. Торжество турок будет не продолжительное. Напротив, они придут в отчаяние, как только узнают, что ни Омер-Паша, ни Селим-Паша не принесли с собою продовольствия. В два, три дня эти свежие массы истребят последние, скудные запасы гарнизона и тогда, чтобы не погибнуть с голоду, вынуждены будут или дать полевое сражение, или положить оружие. В первом случае все шансы будут на нашей стороне, потому что мы владеем сильною артиллерию, тогда как наши противники должны ограничиться одними штуцерниками (У нас было известно, что полевая артиллерия не могла выступить из Карса по недостатку лошадей.); во втором – вы будете иметь удовольствие видеть в плену не только главнокомандующего анатолийским корпусом, но самого Сердаря с его значительною армиею.

"Позвольте, перебил меня Муравьев вы справедливо сказали, что в Пеняках могут быть транспорты; но разве эти транспорты не могут доставиться в Карс, под прикрытием сорокатысячного корпуса?

– "Могут. Но в этом случае я попрошу ваше высокопревосходительство дать мне полную свободу действия с моими казаками. Ручаюсь вам головою, что ни один ишак, навьюченный чем-бы то ни было, не проскользнет к неприятелю.

- "Муравьев задумался.

- "Да, вы правы, сказал он, наконец, и подал мне руку: я остаюсь под Карсом»

Несмотря на такое решение, часть действующего корпуса все-таки продолжала находиться в полной готовности к выступлению в 24 часа, если бы того потребовала надобность; Яков Петрович также оставался в главной квартире и, перебравшись вниз, на Карс-Чай, поместился в палатке казачьего полковника Петрова (Командовал 1-м сборным линейным казачьим полком.). Морозы в это время доходили уже до нескольких градусов; лагери обстроились теплыми землянками, и турецкие названия деревень совершенно исчезли из разговорного языка. Солдаты прозвали Мелик-Кёй "Баклановкою» и это название удержалось до самого конца, несмотря на то, что мелик-кёйским отрядом командовал уже не Яков Петрович.

Жил он в это время далеко не роскошно, отказывая себе часто в самых необходимых предметах. Один из адъютантов Муравьева (Капитан Е.) довел об этом до сведения главнокомандующего, прибавив, что накануне Яков Петрович при нем отдал последний империал какому-то лазутчику, являвшемуся в нему из Карса. Муравьев тотчас пригласил Бакланова.

"Я пришел к нему, рассказывает Яков Петрович вечером, запросто как для обыкновенной беседы. Мы долго говорили о положении Карсского гарнизона, как вдруг главнокомандующий круто переменил разговор.

"Правда ли, что вы в кругу своих задушевных друзей говорите, что знаете в Карсе такое место, на которое с ручательством за успех можно повторить нападение?

"Правда, отвечал я: пункт этот лежит на карадагских высотах, но шансы как на успех, так и на неудачу совершенно равные.

"Почему так ?

"Потому что Карадагские высоты могут быть взяты только врасплох; следовательно малейшая оплошность с нашей стороны прибавит к жертвам 17 сентября только новые и бесполезные жертвы.

"А сколько по вашему соображению потребовалось бы войска?

"Войско здесь ничего не значит, отвечал я: здесь надо темную ночь, да тысячу самых отборных охотников, которые были-бы способны, как змеи, проползти между неприятельскими укреплениями. Резервы должны оставаться в лагерях и броситься только тогда, когда охотники будут уже на батареях. Условия, как видите, нелегкие. Если охотники сохранят порядок, если резервы не потеряют ни одной минуты – успех несомненен; в противном случае потеря будет больше, нежели была 17-го.

"Муравьев молчал несколько времени.

"Скажите мне, но скажите откровенно, воскликнул он вдруг с необыкновенною живостью: что думаете вы о духе нашего войска? Пойдут ли солдаты на вторичный приступ?

"Пошли-бы, но к сожалению минувший штурм лишил нас лучших офицеров, в которым они питали неограниченную доверенность.

" А вы то что-же? перебил Муравьев, начиная горячиться. Разве я не знаю, что вас они считают своим божком, и что за вами пойдут в огонь и в морскую пучину.

"Быть может это и так, отвечал я: но вспомните, ваше высокопревосходительство, что на штурме 17 сентября не я один был божком этого храброго войска. Майдель был боготворим солдатами и потеря его была поворотною точкою целого сражения. Ковалевского любили не менее. Пока я жив, ручаюсь, что войска пойдут за мною, куда бы я ни повел их; но пуля-дура; картечь и ядро – не умнее. Если меня убьют, охотники останутся одни, потому что кроме меня да трех человек пластунов, никто не знает карадагской возвышенности. Поэтому, продолжал я, если вы хотите узнать мои мысли, я никогда не посоветую вам предпринимать вторичного приступа. Покорение Карса надо предоставить времени, а время это не за горами и через две, через три недели, турки непременно положат оружие.

"Вскоре после этого разговора, продолжает Бакланов, главнокомандующему кто-то представил необходимость уничтожить турецкий аул Шорах, расположенный у высот того-же названия, откуда турки будто-бы добывали топливо. Главнокомандующий приказал назначить для этой цели отряд под моим начальством. Однако-же мне объявили об этом только тогда, когда до выступления отряда оставалось не более получаса.

"Я бросился к корпусному командиру, чтобы просить его об отмене этого приказания, потому что для разборки аула достаточно было послать ночью одних охотников. Когда я начал говорить, что аул находится под выстрелами крепости, что потеря будет большая, меня не хотели слушать, меня старались уверить, что я ошибаюсь и приводили в доказательство то, что во время штурма ни один неприятельский снаряд не упал даже близко от этого места.

"Я отвечал, что в этом случае слагаю с себя всякую ответственность, но выведя колонну из лагеря, остановил ее близ Столовой горы, и выслал вперед одних охотников, за которыми в полуверсте должен был подвигаться обоз, назначенный для вывозки из аула годного дерева. Кавалерия шла за обозами. Я сам поехал вперед и, поднявшись на небольшой пригорок, стал наблюдать в подзорную трубу за тем, что делается в Карсе. В редутах уже били тревогу. Как только обозначилось движение нашей колонны, турки стали в ружье и скоро с передовой батареи загремел пушечный выстрел. Началась канонада. Снаряды, перелетая аул, стали ложиться в обоз. К счастью, войска остановлены были вне выстрела. Я тотчас потребовал к себе на пригорок некоторых начальников и предложил им полюбоваться картиною.

"Это удивительно, ваше превосходительство, отвечали мне: надо полагать, что после штурма турки поставили сюда орудия большого калибра.

"Казак! подыми ядро! сказал я ординарцу и пригласил присутствующих, посмотреть какого оно калибра.

"Ядро оказалось шести-фунтовое.

"Я приказал начать отступление, не скрывая уже более накипевшей досады»....

Размолвка эта была доведена до главнокомандующего и имела последствием то, что Бакланов до самого падения Карса жил при главной квартире, не получая уже никаких поручений.

Наконец, 16 ноября 1855 г. Карс сдался

В.А. Потто

См. биографию Я.П. Бакланова