"На Михайловском кладбище сегодня закладка памятника над могилами погибших чехословаков.

Оторванные от родины, среди незаконченных битв - они погибли, как герои, за честь и свободу своей родины - Чехии.

Чешские"соколы" высоко взвились над братской им Россией и подстреленные подрезали себе крылья.

Мир праху и слава героям!

В сегодняшний грустный день не забудем, граждане, что наша младшая сестра Чехия, родина Гуса и Жижки, ждет от великойРоссии братской помощи за свое возрождение.

Чехия стонет под пятой вероломных Габсбургов. Она истекает кровью. Она ждет с востока русских.

Но русские придут в Чехию как освободители, только возродив свою родину - Россию.

И неудержимое стремление, неудержимый порыв к возрождению России, не забывайте этого, граждане, будет лучшим венком на воздвигаемый памятник.

Будет лучшей памятью погибшим...

Да здравствует Великая Россия!

Наздар! - Свободная Чехия!"

То и дело происходили стычки – пока что мелкие – между "голубыми чехами" и красногвардейцами. Ситуация, и без того крайне напряженная и взрывоопасная,, дополнительно усугублялась тем, что в рядах последних служило, наряду с китайцами и латышами, великое множество венгров, немцев и австрийцев - вчерашних военнопленных, которых большевики выпустили из лагерей, раздав им оружие, красные повязки, и отправили по градам и весям Великой России "во имя всемирного торжества идей пролетарской революции беспощадно расправляться с контрреволюционными элементами". По условиям "похабного" Брестского мира, Центральным Державам возвращались два миллиона пленных, взятых русскими войсками в 1914-1918 гг. на фронтах Великой войны. Но в действительности далеко не все из этих двух миллионов стремились вернуться "на родину" – то есть, на деле, в кровавую мясорубку мировой войны (Россия-то из нее вышла, а вот Центральные державы – еще нет).

А поскольку после капитуляции России в Брест-Литовске дома (в Германии, Австрии, Венгрии) никто уже не смог бы бросить этим не желавшим возвращения домой военнопленным немцам, венграм, австриякам и иже с ними упрека в предательстве, многие из германских и австро-венгерских военнопленных - например, хорват (?) Иосип Броз (Тито), будущий красный диктатор послевоенной Югославии) начали охотно вступать в "союзную" их странам "интернациональную" (а не русскую!) "пролетарскую" Красную Армию, в органы ВЧК и советской власти.

Естественно, они выступали по отношению к русскому народу, в лучшем случае им совершенно чуждому, а чаще всего – ненавистному им (четыре года окопной войны против русских и пребывания в русском плену, естественно, никак не способствовали появлению или усилению любви этих немецких и мадьярских "интернационалистов" к России и русским!), в качестве идеальных карателей, особенно если учесть, что искали подобные "лазейки" далеко не лучшие представители своих народов. Некоторые из них при этом и впрямь заражались большевицкими идеями, другие же оставались простыми наемниками, "ландскнехтами революции", по выражению товарища Троцкого.

Уже 21 февраля 1918 года сотни выпущенных на свободу немецких военнопленных по призыву советского правительства "Социалистическое отечество в опасности!" вступили в новоиспеченную "рабоче-крестьянскую" Красную Армию. Уже 26 января был сформирован первый немецкий Добровольческий отряд Красной Армии, немедленно отправленный…отнюдь не на Запад, защищать "Отечество пролетариев всего мира" (вопреки Карлу Марксу и "раннему Ленину", у пролетариев вдруг появилось Отечество!) от "наглой агрессии германского милитаризма", а...на Восток, против русского и православного казачьего атамана Дутова!

Впрочем, через год германским добровольцам в составе белой Русской Западной Добровольческой Армии генерала князя Петра Михайловича Авалова (Бермондта) довелось скрестить штыки со своими "густо покрасневшими" соотечественниками из "Революционного матросского полка имени Карла Либкнехта" и на Западе, в Прибалтике. Однако подобное было скорее исключением, чем правилом. Искушенные маккиавеллисты, большевики проявляли в таких делах максимум осторожности и посылали насильно мобилизованных ими донских казаков против поляков, а "красных поляков" - на расказачивание, ижорских мужиков – покорять Туркестан, а "красных башкир" – под Питер, против Юденича. Так или иначе, но в последующие недели большевики сформировали из германских военнопленных многочисленные отряды в Москве, Казани, Курске, Ташкенте, Самаре, Омске, Томске и в других городах. Германские "интернационалисты" сражались против истинных русских патриотов в войсках Фрунзе, Чапаева, Блюхера и Буденного на всех фронтах гражданской войны, "плечом к плечу со своими братьями по классу" местного разлива.

Был среди них, между прочим, и бывший военнопленный Роланд Фрейслер, вступивший, в период своей службы в Красной армии, в ряды Всероссийской Коммунистической Партии (большевиков), затем комиссаривший на Украине, служивший в ГПУ, потом по линии Коминтерна вернувшийся в Германию готовить революцию и там, но в одночасье... перешедший в гитлеровскую НСДАП, ставший Президентом нацистского "Народного трибунала" ("Фольксгерихтсгофа"), осудившего на смерть германских офицеров и генералов, участвовавших в заговоре против Гитлера в 1944 году, и убитый американской бомбой во время налета авиации западных союзников СССР по антигитлеровской коалиции на Берлин, где Гитлер проводил показательные судебные процессы над своими "врагами народа".

За годы Гражданской войны 1917-1922 гг. в России через "школу" большевицких "Рабоче-Крестьянской Красной Армии" и "Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем" прошло не менее трехсот тысяч подобных "интернационалистов", плюс сорок тысяч печально прославившихся своей жестокостью даже на фоне всеобщего зверства, характерного для Гражданской войны, китайских наемников (которых еще царское правительство подряжало на тыловые работы, а большевики за высокую плату привлекли на службу). Попутно заметим, что большевицкими наемниками стало также немало эстонцев и "красных" латышских стрелков, которые не могли вернуться на оккупированную германцами родину. Поэтому латышские полки не разложились и не разбежались, подобно другим российским частям, а согласились служить большевицкому режиму за золото. Любопытно, что после взятия Красной "армией мировой революции" Перекопа, последнего оплота Русской армии генерала барона П.Н. Врангеля в Крыму в 1920 году, хор "красных" латышских стрелков пел отнюдь не "гимн пролетариев всего мира" - "Интернационал", а национальный латышский гимн "Dievs sveti Latviju" ("Боже, благослови Латвию"), являющщийся по сей день государственным гимном Латышской республики (правда, уже не "советской", а "антисоветской")!

Так что костяком и наиболее боеспособными частями формирующейся "Рабоче-Крестьянской Красной Армии" стали отнюдь не представители патриотических сил России. Но это так, к слову. Для нас в данном случае важно, что легионеры-чехи не могли спокойно смотреть на немцев или австрияков (объединявшихся ими под общей презрительной кличкой "швабов"), а легионеры-словаки – на венгров-мадьяр, щеголявших красными звездами, лентами и повязками, требовавших от них предъявления документов и сдачи оружия. Для них эти "швабы" и "мадьяры" оставались угнетателями, веками державшими славян в самом жестоком рабстве (достаточно вспомнить яркие сцены постоянных "кулачных боев" между чехами и венграми в рядах австрийской армии в романе Ярослава Гашека о бравом солдате Швейке и знаменитую фразу старого сапера Водички: "Говорил я тебе, ты еще мадьяр не знаешь!" Подобные "теплые" чувства накаляли обстановку до предела.

До поры-до времени большевики вели себя по отношению к эвакуировавшимся чехословакам внешне вполне лояльно. Однако в планы германских "заказчиков" большевицкого переворота и вывода России из войны вовсе не входило спокойное наблюдение за переброской на Западный фронт десятков тысяч свежих бойцов, настроенных откровенно антиавстрийски, антивенгерски и антинемецки и не скрывавших своей преданности Антанте. Ленину и Троцкому был дан кивок из Берлина – и сразу же произошел вооруженный конфликт между красногвардейцами и "братьями-чехословаками" на железнодорожной станции Чита.

Организатор Красной Армии и "Демон революции" Лев Давыдович Троцкий под угрозой смертной казни потребовал от чехословацких легионеров немедленно разоружиться. Но произошло непредвиденное. Чехословацкий корпус, растянутый на огромном пространстве от Дальнего Востока до Поволжья, восстал поголовно. Руководство Антанты призвало чешское командование начать организованную борьбу с германскими союзниками-большевиками. И в результате, при действенной поддержке чехословаков, борцам русского антикоммунистического Сопротивления удалось сформировать правительства Комуча. Сразу же началось формирование антибольшевицкой армии под командованием чешского генерала Яна Сыровы (или, по-русски, Сырового).

На беду национальной России, русско-чехословацкое братство по оружию в борьбе с большевиками стало давать трещины и сбои по мере поступления в Россию сведений о начавшейся в Австро-Венгрии антигабсбургской революции. С этого момента "братья-чехословаки" стали с каждым днем все явственнее утрачивать интерес к русским делам, стремясь как можно скорее вернуться домой. Правда, первое время "чехов" еще сдерживали некоторые обязательства перед Верховным Правителем России адмиралом Колчаком, а главное – перед Антантой (тоже, впрочем, на глазах терявшей интерес к происходящему в России – особенно после военной капитуляции Центральных держав).

Усугубляя все более неотвратимо приближающийся конец Колчака, стали массами покидать истекавший кровью под натиском красных Восточный фронт, захватив Транссибирскую магистраль, забив эшелоны награбленным русским добром (в частности – золотом Государственного банка), бросив тысячи бойцов Белой армии и русских беженцев на верную гибель от жестоких сибирских морозов и рук красных убийц, предав и выдав на расправу эсеровскому Иркутскому комитету Верховного Правителя России адмирала Колчака и совершив еще немало преступлений против доверившихся им русских людей.