ОСОЗНАВАЛИ ЛИ ДРЕВНИЕ ГЕРМАНЦЫ СВОЮ ЭТНИЧЕСКУЮ ОБЩНОСТЬ?
ОСОЗНАВАЛИ ЛИ ДРЕВНИЕ ГЕРМАНЦЫ СВОЮ ЭТНИЧЕСКУЮ ОБЩНОСТЬ?
ЗАЧИН
По мнению многих современных (и прежде всего – немецких) историков, у древних германцев якобы отсутствовало сознание своей этнической общности. На основании данной точки зрения, некоторые из историков – например, г-жа Фрауке фон дер Хаар, доходят до утверждения, что «германцев в действительности никогда не существовало», что «существование германцев – миф», что «германцы не воспринимали сами себя в качестве этнического сообщества», что «существование германцев – выдумка римских авторов». Что «Цезарь, Тацит и другие римские писатели выдумали германцев» и т.д. Гамбургский историк Ганс-Вернер Гётц утверждает: «На основе сохранившихся источников можно сказать, что ни один германец никогда не хвалился перед другими тем, что он германец, поскольку он этого попросту не осознавал». Так существовали ли в древности «германцы» и «Германия» (курсив здесь и далее наш – В.А.)?
При рассмотрении приведенных выше утверждений современных немецких историков нельзя не признать следующего факта. В эпоху Античности распространенный в настоящее время этноним «германцы» никогда не был самоназванием всех народов, рассматриваемых сегодняшней исторической наукой как германцы. Первое в истории упоминание племени или народа, называвшегося германцами, содержится в т.н. триумфальных фастах (списке триумфов, которых победоносные римские полководцы были удостоены по велению римского сената) за 222 г. до Р.Х., согласно которым римский консул Клавдий Марцелл победил в Северной Италии Germ(ani), т.е. герм(анцев). Вероятнее всего, речь шла о его победе не над германцами в собственном смысле этого слова, а над носившим аналогичный этноним, возможно, кельтским (галльским) племенем, или же, возможно, над отрядом упоминаемых античными авторами лишь впоследствии Germani cisrhenani - заренских (зарейнских) германцев, обитавших в северо-восточной части древней Галлии. Следующее упоминание германцев, в сочинении историка Посейдония (135-31 гг. до Р.Х.), датируется 80 г. до Р.Х. Посейдоний (Посидоний) пишет о Germanoi (греч. германой, т.е. германцах), обитающих в Галлии, без точной локализации мест их обитания. Возможно, его «германой» обитали в Бел(ь)гике (области белгов-бельгов), но не исключено, что они были приграничными соседями галлов-кельтов на правом берегу Рена (Рейна).
Этимологическое происхождение этнонима «германцы» всегда служило предметом оживленных дискуссий. Существовали гипотезы их кельтского или даже иллирийского происхождения. Согласно наиболее распространенной в настоящее время теории Гюнтера Ноймана (Неймана), этноним «германцы», имеет, однако, германское происхождение. По Нойману, его исконное значение – «желанные», «обладающие желанным» либо «приносящие желанное». Корень этого слова содержался в раннесредневековых западнофранкских именах собственных типа Герменберга, Герменильдис, Германингус, Герментрада, Герменульфус, Гирминбург, готских именах типа Германарих, Герменгильд и др. (ср. также имя одного из двух волков – спутников бога Одина-Вотана – Гери). Существует и версия, производящая этноним «германцы» от названия копья (не только главного оружия, но и атрибута всякого свободного человека, и в то же время – воина, обладающего права участвовать в народном собрании) – «гер»: «германцы»=«герман(н)ы»= «мужи с копьями», «мужи-копьеносцы», т.е. «свободные (полноправные) люди».
Первым автором, противопоставившим германцев как отдельную крупную этническую группу галлам (кельтам) был римский полководец, политик и писатель Гай Юлий Цезарь (100-44 гг. до Р.Х.). Цезарь описал германцев в качестве такой группы в своих «Записках о Галльской войне» (58-50 гг. до. Р.Х.) . Согласно Цезарю, границей между галлами (кельтами) и германцами служила река Рен(ус) – современный Рейн. Впрочем, Цезарь сообщал и о германских племенах, обитавших к западу от Рена – упомянутых выше «цизренанских германцах» на территории современной Рейнской области Германии и Бельгии. В то же время Цезарь упоминает и кельтов, обитающих к востоку от Рена – тектосагских вольков (Volcae tectosages) в Герцинском (Геркинском) лесу (нынешней германской области Шварцвальд, т.е. Черный лес). И, наконец, римский историк Публий (или Гай) Корнелий Тацит (58.120 п. Р.Х.) употребляет в своем труде «О происхождении германцев и местоположении Германии», именуемом сокращенно просто «Германия», этноним «германцы» по отношению ко всем германским племенам, включая обитающие в южной Скандинавии и в восточной части Центральной Европы. Со ссылкой на своих мкстных информаторов, Тацит писал в «Германии» (I, 2) :
«…слово Германия – новое и недавно вошедшее в обиход, ибо те, кто первыми переправились через Рейн и прогнали галлов, ныне известные под именем тунгров, тогда прозывались германцами. Таким образом, наименование племени постепенно возобладало и распространилось на весь народ; вначале все из страха обозначали его по имени победителей, а затем, после того, как это название укоренилось, он и сам стал называть себя германцами».
Таким образом, по Тациту получается, что этноним «германцы» первоначально относился лишь к небольшому племени и лишь впоследствии распространился на все прочие германские племена.
Как бы то ни было, не позднее написания Гаем Юлием Цезарем «Записок о Галльской войне» этноним «германцы» в его современном значении нашел распространение и вошел в употребление в Римской империи. В этом не сомневаются даже самые строгие и пристрастные критики. До наших дней дошли каменные надгробия германцев, служивших в лейб-гвардии римских императоров, на которых наряду с их конкретным племенным происхождением высечены и слова ex collegio Germanorum, т.е. из германской коллегии (коллегиями в древнем Риме назывались погребальные братства). К числу германских телохранителей римских принцепсов относились, прежде всего, представители племен батавов, убиев и фризов, но также свевов (свебов или свабов – предков современных немцев-швабов) и восточногерманского племени певкинов (относившихся к племенному союзу бастарнов, раньше всего появившихся в пределах греко-римской Ойкумены/Экумены («цивилизованного» мира) и служивших наемниками еще в войске македонских царей вплоть до их разгрома римлянами во II в. до Р.Х.). Аналогичные археологические свидетельства сохранились и от германцев, служивших в других римских военных частях. Следовательно, этноним «германцы» был понятен, как собирательный, по крайней мере, германцам, служившим и жившим в Римской империи.
Если верить Цезарю и Тациту, германцы, проживавшие не только в Римской державе, но и за ее пределами, применяли этноним «германцы» по отношению к себе, как это делали, к примеру, царь свебов Ариовист или князь херусков (предков саксов) Арминий. Ариовист, отклонив неприемлемые для него требования посланцев Цезаря, подчеркнул: «Пусть Цезарь идет, когда хочет: он тогда убедится, что значит храбрость непобедимых германцев, этих очень опытных воинов» (Цезарь, Записки о галльской войне I, 36). А в ходе переговоров с Цезарем Ариовист выступил как представитель не только свебов, но и, так сказать, всегерманской общности: «Что он переводит в Галлию массу германцев, это он делает для своей безопасности…» (Там же, I, 44) .
Арминий же, согласно Тациту, боролся не только за свободу херусков, но и за свободу всех германцев: «Это бы, бесспорно, освободитель Германии, который выступил против римского народа…» (Тацит. Анналы II, 88). Да и князь батавов Цивилис, если верить «Истории» Тацита, в ходе антиримского восстания батавов, к которому присоединились и другие племена, говорил обо всех германцах, как братьях: «У нас — могучие пешие и конные войска, германцы нам братья, галлы хотят того же, что мы; (Тацит. История IV, 14). Да и убии, жившие в Колонии (современном немецком городе Кёльне) на Рене, именуемые Тацитом в «Истории» (IV, 65) «колонистами» дали попросившим их о помощи в борьбе с римлянами восставшим батавам ответ, явно указывающий на осознание убиями своей принадлежности к германской общности: «Колонисты думали долго и, наконец, дали следующий ответ. «Едва обретя свободу, мы нетерпеливо, не думая об осторожности, воспользовались первой же возможностью, чтобы воссоединиться с нашими соплеменниками — с вами и другими германскими народами». Как ни странно, современные «гиперкритики» считают все эти и другие явные свидетельства германского самосознания и свойственного древним германцам чувства этнической общности предположениями Цезаря и Тацита.
«Гиперкртики» фактически утверждают, что римляне «изобрели» германцев, создав тем самым некую новую реальность. Как пишет современный немецкий специалист по первобытной и древней истории Герман Амент: «С тех пор тот, кто жил восточнее Рейна, само собой, оказывался в германской среде, считался германцем и, вследствие этого, в конце концов, начинал сам себя воспринимать в качестве такового». Гервиг (Хервиг) Вольфрам и другие критики понятия «германцы» постоянно указывают на то, что поздние римские авторы – например, Прокопий Кесарийский (500-562 гг. п. Р.Х.), именовали восточногерманские народы готов, вандалов, гепидов и мигрировавших вместе с ними ираноязычных аланов не германцами, а «готскими народами». По мнению «гиперкритиков», в эпоху поздней Античности даже сами римляне перестали употреблять собирательное понятие «германцы», применительно ко всем германским народам. Римляне якобы рассматривали в качестве германцев только западных германцев – франков, бургундов и ал(л)еман(н)ов. Готов же и вандалов они якобы перестали причислять к германцам, тем более, что те, мол «и сами не догадывались о том, что они – германцы».
ПОЗДНЕАНТИЧНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ГЕРМАНЦАХ: БЫЛИ ЛИ ГОТЫ ГЕРМАНЦАМИ?
Повторим в целях лучшего запоминания следующее. «Гиперкритики» постоянно указывают на то, что позднеантичные этнографы не называли внезапно появившихся на территории современной Украины после 238 г. п.Р.Х. готов германцами. Только германские народы на Западе – франков, бургундов и ал(л)ема(н)нов (аламанов) – они продолжали называть германцами. Авторы поздней Античности писали о поселившихся в современной южной России германцев (готов, гепидов) и ираноязычных аланов как о «готских народах», либо как о «скифах». Кроме того, они, вследствие схожести этнонимов, отождествляли готов с «гетами» - фракийским народом, родственным дакам и известным еще «Отцу истории» Геродоту.
Существуют две причины появлению под пером позднеантичных этнографов и историков понятия «готские народы».
Во-первых, поселившиеся в современной южной России германцы отличались от жителей знакомой Гаю Юлию Цезарю и Публию (Гаю?) Корнелию Тациту центральноевропейской «Германии» (Germania) своим географическим положением и целым рядом особенностей, связанных с влиянием на них степных (ираноязычных) народов, кочевавших по просторам новой готской родины - скифов и сарматов, происходивших от одной, иранской, ветви индоевропейской семьи, но в разное время вышедших на историческую сцену (первыми - скифы - вторыми - родственные им сарматы, наиболее известной частью которых были аланы, или асы - предки современных осетин-иронцев). Главной из этих особенностей была усвоенная готами конно-воинская культура. Кроме того, готы продолжали исповедовать христианство в его арианской форме, в отличие от западных германцев, либо продолжавших коснеть в язычестве, либо принявших вскоре христианство в его окончательной, православной (кафолической) форме, ставшей господствующей в Римской империи. Арианством именуется христианское вероучение, приписывавшее божественность лишь Богу Творцу, но не Иисусу Христу. Противостояние между исповедовавшими арианство (восточными) германцами и исповедовавшими православие (кафоличество) римлянами долгое время играло доминирующую роль в конфликте между германцами и позднеантичными (или, если угодно, раннесредневековыми) римлянами (или, по-гречески, «ромеями»).
Во-вторых, греческие, позднеантичные и восточно-римские («византийские») историки и этнографы были склонны переносить на современные им чужие народы этнонимы, известные им из литературы классической Греции. Так, они называли не только готов и гуннов, но и тюрков – печенегов-пацинак(ит)ов и половцев-куманов – «скифами», да и впоследствии, вплоть до конца Средневековья и начала Нового времени, именовали турок-сельджуков и турок-османов «персами», молдовалахов (румын) – «даками», русских – «тавроскифами» или «сарматами», болгар – «мисийцами» или «фракийцами», угров-венгров (мадьяр) – «пеонами», сербов – «трибаллами» и т.д.
Такие общие черты, как конно-воинская культура (лишь значительно позднее перенятая и западными германцами) и арианская вера играли столь важную военную и политическую роль, что потребовался новый, общий этноним.
Однако из данного факта никоим образом не следует вывод, что позднеантичные римляне утратили представление о том, что готы суть германцы. Еще в 250 г. п. Р.Х. греко-римский историк Геродиан при описании военного похода императора Максимина на Сирмий (близ современного Белграда) называет готов германцами. А восточно-римский историк Зосим (ок. 500 г. п.Р.Х.), хотя и ошибочно помещает готов восточнее Рейна, но также совершенно правильно называет их германцами. Хотя тот же самый автор в одном месте называет ал(л)еман(н)ов (вне всякого сомнения, германцев), скифами. Некоторые античные историки, например Агафий Миринейский, порой относили к «готским народам» и бургундов (вероятно, потому, что те были в большинстве своем арианами).
Как пишет вюрцбургский германист и медиевист Норберт Вагнер, трудно представить себе, что «ромеи», с учетом их очевидного военно-политического практического опыта, не осознавали языковую близость других германских племен не только к восточным германцам, но и друг к другу. Да и от членов германских племенных союзов, которые, невзирая на диалектальные различия, наверняка не успевшие в описываемый период (IV-VI вв.) развиться до непонимания наречий друг друга, могли объясняться между собой без услуг переводчиков, еще в меньшей степени, чем от позднеантичных авторов, не мог укрыться факт их этнической общности, постоянно подтверждаемый многочисленными контактами между ними.
Сами готы знали из своего племенного сказания, записанного около 550 г. п.Р.Х. Иорданом в «Гетике», что они происходили с острова «Скандза» (т.е. из Скандинавии). Согласно этому сказанию, готы, во главе с царем Беригом, покинули свою скандинавскую прародину «на трех кораблях», пересекли Балтийское море и высадились на прибалтийском побережье, где победили ульмеругов (ругов, ругиев), а затем – вандалов, и откуда, спустя три поколения, мигрировали на территорию современной южной России.
В пользу точки зрения, согласно которой в эпоху поздней Античности и раннего Средневековья готов считали германцами, свидетельствует и утверждение лангобардского историка Павла Диакона в написанной им около 770 г. п.Р.Х. «Истории (народа) лангобардов», лат. Historia (gentis) Langobardorum, что готы, вандалы, лангобарды, ругии, герулы и другие племена родом из Германии (Germania):
«Готы, вандалы, руги, герулы, турцилинги (туркилинги – В.А.), а также и другие дикие и варварские племена пришли из Германии. Равным образом народ винилов, или лангобардов, который впоследствии счастливо господствовал в Италии, происходил от германского племени и переселился с острова Скандинавии, хотя их переселение объясняют и другими причинами» (Павел Диакон. История лангобардов, I, 1). Да и в IX в. аббату Валафриду Страб(он)у из Рейхенауского монастыря (808/9-849 гг. п.Р.Х.), латинскому поэту-анналисту, было известно, что готы некогда «говорили на нашем, то есть немецком (теодиске, theodiske) - ср. с немецким словом «тейч», «тойч», «дейч», «дойч», teutsch, deutsch - языке». А франкский епископ Фрекульф из Лизье (одним из первых признавший, что с упрочения германцев на римской территории начинается новая эпоха в истории). сообщал в своей написанной около 830 г. «Всемирной хронике», что франки ведут свое происхождение из Скандинавии, «лона, порождающего народы» (лат. vagina gentium) – эпитет, использованный еще до него Иорданом в «Гетике» -, откуда произошли также готы и прочие немецкие народы (лат. nations theotiskae), что подтверждается их языком.
Позднеантичные авторы нередко использовали понятия «варварский» и «германский» как синонимы. По утверждению галлоримлянина Сидония Аполлинария (431/2-после 479 гг. п.Р.Х.), варвары высокорослы, белокуры, голубоглазы и носят узкие штаны, а также оружие (своих подданных римские императоры, опасавшиеся римлян больше, чем иноземцев, от ношения оружия давно отучили). Под это описание вполне подходили германцы (и тесно связанные с ними сарматы-аланы), но уж никак не гунны или авары. Восточно-римский император и возможный автор военного трактата «Стратегикон» Маврикий (539-602), писал о «русых (белокурых)» народах, прямо указывая на относящихся к их числу франков и лангобардов.
В общем и целом можно исходить из того, что современники, вероятно, знали об этнографической ситуации своей эпохи наверняка больше, чем написано о ней в сохранившихся до наших дней источниках. По мнению вюрцбургского германиста и медиевиста Норберта Вагнера, «Если рассуждать чисто прагматически, об их (германцев) языковой и культурной общности было известно гораздо больше, чем зафиксировано в сохранившихся источниках и в понятийных штампах».
О РОДОСЛОВНОМ ДРЕВЕ МАНН(УС)А
Если предположить, что у древних германцев не было общего этнонима (или таковой до нас не дошел), возникает вопрос: осознавали ли они себя вообще как этнически-языковую общность? Однако сомневаться в их общности не приходится. К их числу относятся общий язык, общая культура, общая религия, отличавшие германцев от их кельтских, славянских и (угро)финских соседей. И все-таки, было ли древним германцам присуще сознание их этнического родства и этнической общности?
Первым доказательством присущего германцам чувства общности может считаться родословное древо Манн(ус)а. Древнеримский историк Тацит упоминает в своем трактате «Германия» сказание о происхождении германцев, которые в своих старинных песнях (лат. carminibus antiquis) рассказывали о «боге, рожденном от земли (лат. deum terra editum) по имени Туисто(н) (в некоторых списках «Германии» - Туискон) и о его сыне Манн(ус)е – первом человеке. У Маннуса (Mannus, от «манн», mann — «человек»; ср. с древнеиндийским Ману, спасшимся от всемирного потопа, положившего начало новому человеческому роду и давшим ему «Законы Ману»; вероятно, это имя восходит к общему индоевропейскому корню), в свою очередь, было три сына, от которых вели свое происхождение три племенные группы германцев: ингевоны, герминоны и истевоны. Ингевоны жили на морском побережье, герминоны в центре Германии, все же остальные германские племена, по Тациту, причисляли себя к истевонам:
«В древних песнопениях – а германцам известен только один этот вид повествования о былом и только такие анналы – они ставят порожденного землей бога Туистона. Его сын Манн – прародитель и праотец их народа. Манну они приписывают трех сыновей, по именам которых обитающие близ Океана прозываются ингевонами, посередине – герминонами, все прочее – истевонами. Но поскольку старина всегда доставляет простор для всяческих домыслов, некоторые утверждают, что у бога было больше число сыновей, откуда и большее число наименований (германских – В.А.) народов, каковы марсы, гамбривии, свебы, вандилии, и что эти имена подлинные и древние».
Наиболее распространённое объяснение связывает имя Туисто с прагерманским корнем *tvai- «два» и его производным *tvis («дважды» или «двойной»). Популярная теория объясняет эту связь через предполагаемую двуполость Туисто — свойство, характерное для «первоотцов» во многих мифологических системах. Многие исследователи отождествляют Туисто со скандинавским Имиром. Другие связывают Туисто с ведическим демиургом (творцом видимого, материального мира) Тваштаром. Имир при этом сопоставляется с индоарийским Ямой (иранским Йимой), внуком Тваштара от Саранью, и первым смертным, который после своей смерти стал владыкой загробного мира. Интересно при этом, что в имени Ямы также наличествует мотив двойственности (Jama на санскрите означает «близнец»; имя Имира сопоставлялось с этим общеиндоевропейским корнем и раньше, в связи с чем ему также приписывали двуполость). Вариант «Туиско», встречающийся в ряде списков «Германии», иногда объясняется через прагерм. *tiwisko, которое, в свою очередь, связывается с *Tiwaz (Тиу), откуда «Туиско» — «сын Тиу». Имя Тиу соответствует общеиндоевропейскому имени небесного бога (*Dyeus, ср. Зевс, Дьяус, Диво, Дэва, лат. Deus «бог»). В таком случае, «землерождённый» Туиско описывается как сын Отца-Неба и Матери-Земли. Но довольно об этом…
Римский полигистор (или, говоря по-нашему, по-русски – энциклопедист) Плиний Старший в своей «Естественной истории» именовал три упомянутые выше группы германцев «генера» (лат. genera), т.е. «сообществами, связанными общим происхождением». Поскольку, речь, очевидно, идет об очень древней сакральной традиции, а не о племенных названиях, сохранивших свою актуальность во времена Тацита, современные исследователи именуют упомянутые им три группы германских племен «культовыми союзами».
Очевидно, родословное древо Манн(ус)а было средством объяснить общность происхождения германцев. Правда, до сих пор неясно, действительно ли всех германцев, или же речь шла о традиции, известной лишь части германцев (и даже, возможно, имевшей негерманское происхождение).
Плиний Старший приводит о трех культовых союзах более точные данные, чем Тацит. По Плинию, к числу ингевонов относились хавки, кимвры и тевтоны. Эти племена жили на побережье Северного (Германского) моря и в Ютландии (родине ютов-геатов – возможно, родственных готам), причем кимвры жили на крайнем севере Ютландии. Наверняка, приводимые Плинием данные далеки от полноты. К числу герминонов относились также херуски (предки саксов), свебы (свевы, свавы - предки швабов), гермундуры и хатты (все эти племена обитали на юге современной Нижней Саксонии, на Альбисе-Эльбе, в современных Тюрингии и Гессене). При этом свебы сами были не отдельным племенем, а многочисленным племенным союзом, включавшим семнонов (обитавших на территории сегодняшнего Бранденбурга до прихода туда славянских племен), лангобардов (проживавших на территории современной Люнебургской пустоши), гермундуров (на территории современной Тюрингии), а также маркоман(н)ов и квадов (на территории современных Чехии, Моравии и Словакии). Об истевонах Плиний Старший пишет только, что они живут на Рен(ус)е (Рейне).
Отсутствуют данные о северогерманских племенах Скандинавии и о восточногерманских племенах к востоку от Виадра (Одера). Отсутствие в родословии Манн(ус)а упоминаний всех германских племен объясняется, несомненно, не недостатком знаний в этом вопросе у римлян. Наверняка и сами западногерманские племена, наиболее близкие к римским границам, знали не все, что происходит в обширной зоне расселения германцев. Чем дальше от них жили другие германские племена, тем меньше им было известно о них, включая даже названия самых отдаленных племен.
Предполагалось, что названия трех указанных выше племенных (или культовых) союзов происходят от имен трех сыновей Манн(ус)а: Инга (Инге), Ирмина (Гермина, Эрмина) и Иста (Иска), чьи потомки называли себя по имени прародителей. В сказаниях германцев, живших на побережье Северного моря и в Скандинавии, действительно упоминается Инг. Вопрос, существовал ли в сакральной традиции Ирмин (Эрмин, Гермин), которому был посвящен Ирминсуль и отзвук имени которого слышится в племенном названии гермундуров, до сих пор служит предметом дискуссий. Согласно традиционным представлениям,Ирминсуль (Irminsuli, Irminsul – «столп Ирмина»)— священное дерево или ствол дерева (которому вплоть до VIII в. п. Р.Х. поклонялись саксы - потомки херусков), посвященное богу Ирмину, главный объект почитания северных германцев еще со времен Тацита, упоминающему в своей «Германии» слухи о «геркулесовых столпах» в землях фризов. На этом основании был сделан вывод о наличии не одного, а многих Ирминсулей, как объектов поклонения. Главный Ирминсуль находился в священной роще близ Эресбурга в Вестфалии, где он был в 772 г. разрушен православным царем франков Карлом Великим, стремившимся крестить саксов, чтобы сломить сопротивление их вождя-язычника Видукинда (Витекинда, Векинга). Существовал, по крайней мере, еще один Ирминсуль – на реке Унштрут, в Тюрингии. В Ирминсуле поклоняющиеся ему германцы видели изображение мирового ясеня Иггдрассиля. Миры, пронизываемые этим Древом (и как бы расположенные на нем), воплощают в себе все архетипические силы Вселенной; в кроне Древа располагается обитель асов (светлых богов-асов)— Асгард, в корнях— мрачное царство смерти— Хель. В ветвях, друг напротив друга расположены «противоположные» миры: Муспелль(с)гейм (мир Жара и Огня) и Нифльгейм (мир Тумана и Льда), Льосальвгейм – (мир светлых эльфов— полубогов) и Свартальвгейм (мир темных эльфов— карликов-цвергов-двергов), Ванагейм (мир ванов— хтонических богов плодородия) и Йотунгейм (мир великанов-исполинов, воплощающих силы Хаоса), в центре располагается мир, соединивший в себе все эти архетипические свойства: мир людей— Мидгард (Средний мир). Средневековый немецкий историк Видукинд Корвейский утверждал в своей написанной около 967 г. хронике «Деяния саксов» (лат. Res gestae saxonicae), что саксы в 530 г. воздвигли Марсу (древнеримскому богу войны – В.А.), который у них называется Гирмин (Hirmin), столп, названный в его честь. Хотя Видукинд и был христианским автором (правда, не монахом, а знатным мирянином), он, стремясь прославить подвиги саксов и их королей, излагает историю саксов и германских королей Саксонской династии (Генриха I Птицелова) и Оттона I Великого (будущего восстановителя Священной Римской империи, основанной в 800 г. царем франков Карлом Великим с согласия римского папы) вполне добросовестно, на основе старинных сказаний, песен, преданий, античных и средневековых источников, как и собственной осведомлённости. Тем не менее, в настоящее время все больше сторонников обретает иная версия, согласно которой название «Ирминсуль» не имеет отношение к божественному предку Ирмину, а означает просто «огромный столп», Видукинд же просто «выдумал бога Гирмина-Ирмина». Сведения о том, что германцы-истевоны поклонялись божественному предку по имени Ист, на сегодняшний день отсутствуют (что, естественно, означает лишь отсутствие соответствующих источников, но не исключает существование в древности культа Иста-Иска как такового).
Многое говорит в пользу того, что к числу истевонов относились и скандинавские германцы, включая готов. В англосаксонском эпосе «Беовульф» (записанном после 700 г. п.Р.Х.), эпитет «ингвине» (Ingwine), «друзья Инга», употребляется как синоним слова «даны», «датчане». В дошедшей до нас англосаксонской же рунической песни говорится, что из всех людей Инг прежде всего явился восточным данам (гирдингам, Heardingas). В Швеции существовал царский (королевский) род Инглингов; Инглингами называли и норвежских королей. Пользовавшегося особым почитанием у северных германцев (норманнов) бога Фрейра, именуемого также Свиа год (Svia god), т.е. «бог свеев (шведов)» (его не следует путать с богиней плодородия Фрейей), норвежцы называли еще и «Ингвифрейр» (Ingvifreyr), даны-датчане – «Ингунарфрейр» (Ingunarfreyr), англосаксы – «Фреа Ингвина» (Frea Ingwina), что означает «господин друзей Фрейра» или же «господин Ингвеонов». А ведь «господин» - вариант слова «господь», т.е. «бог». Во многих случаях Фрейра попросту отождествляли с Ингом.
Таким образом, северные германцы также вполне вписываются в родословие Манн(ус)а. А вот как быть с восточными германцами? Австрийский германист Рейнгард Венскус объяснял отсутствие восточных германцев в генеалогии Манн(ус)а тем, что они начали переселяться из Скандинавии на европейский материк позже других, лишь начиная со II в. до Р.Х., а этому времени эпическая песнь о Манн(ус)е и его отпрысках уже успело сложиться и приобрести законченную форму. Исследователь происхождения германских племен Эрнст Шварц (1895-1983) указывал на то, что так называемые восточные германцы, включая готов, изначально (в пору своего проживания в Скандинавии) были северными германцами (и, соответственно, относились к числу ингевонов). Так что, в общем и целом, родословие Манн(ус)а распространялась не только на западное германское приграничье, но и, вероятно, на всю Германию. Палеоисторик Александр Демандт видит в родословии Манн(ус)а подтверждение осознания германцами своей этнической общности. Представляется, что, если упомянутое Тацитом древнее сказание о происхождении германцев действительно существовало, а не было «выдумано» римским историком (как полагают иные не в меру ретивые «гиперкритики»), то ему можно верить (даже с учетом того, что ко времени Тацита в сказании сохранились лишь самые смутные воспоминания, и что само это сказание сохранилось не у всех германских племен).
ОТЛИЧАЛИ ЛИ ДРЕВНИЕ ГЕРМАНЦЫ СЕБЯ ОТ СОСЕДНИХ НАРОДОВ?
Косвенным подтверждением наличия у древних германцев чувства своей этнической общности (отрицаемого представителями так называемой «гиперкритической» школы, усиливающей в последние годы свои позиции среди историков, в первую очередь – немецких), служат общие для всех германцев этнонимы, обозначающие иные народы, этнонимы, в которых выражалось ощущение своей этнической «инакости», своего этнического отличия от этих чужих народов. Выражением такого, общего всем германцам, чувства этнической «инакости» стало появившееся на очень раннем этапе древнегерманской истории выражение «вельш» (welsch) для обозначения кельтов (галлов) и их романизированных потомков, «вендиш» (wendisch) для обозначения восточных, славянских соседей германцев, и «финниш» (finnisch) для северных соседей германцев – угрофинских народов финнов и лопарей.
Слово «вельш» происходит от самоназвания кельтского (галльского) племени вольков (volcae), обитавшего до III в. до Р.Х. на территории современной Центральной Германии. Со временем германцы распространили это название в форме «*вальхоз» (*walhoz), «вальхе» (walche) и наконец «вельше» (welsche), на все соседние кельтские народы. Во всяком случае, уже во времена Гая Юлия Цезаря оно имело это собирательное значение. Существуют свидетельства использования этого слова южными германцами, северными германцами, англосаксами, бургундами и, в отдельных случаях, также лангобардами. Отсутствуют лишь свидетельства использования его готами. Примечательно, что вплоть до Высокого Средневековья германцы (как впоследствии и произошедшие от германцев немцы) использовали слово «вальхе» (сравни с русским словом «валахи», «влахи», «волохи», т.е. потомки романизированных даков) лишь для обозначения романизированных кельтов , а не собственно средиземноморских римлян (лишь впоследствии немцы стали применять название «вельше» в отношении потомков римлян в Средиземноморье – итальянцев и др.). Германцы-англосаксы применяли слово «вельше» для обозначения своих кельтских (бриттских) соседей – валлийцев (уэльсцев). Да и по сей день выражение «вельше» употребляется немецкоязычными жителями Швейцарии для обозначения своих франкоязычных (и италоязычных) сограждан.
Аналогичное развитие проделали слова «венды» (wenden), «вендиш» (wendisch). Слово «венды» происходит от индоевропейского народа венетов (венедов, энетов), обитавших на территории современной Польши. Язык венетов был индоевропейским, но не славянским, не балтийским, не кельтским и не германским. Вопрос родства этих венетов с другими венетами-энетами, населявшими в глубокой древности Северную Италию и ассимилированными впоследствии римлянами (считается, что потомки этих романизированных италийских венетов основали города Равенну и Венецию), до сих пор служит предметом оживленных дискуссий. Германцы использовали слово «винида» (Winida)- «венети» (Venethi)-«венды» (Wenden) для обозначения всех своих восточных соседей – не только собственно венетов, растворившихся со временем в славянах, но и самих славян, а возможно – и (при)балт(ий)ских народов. Перенос этого названия на все народы, жившие восточнее германцев, произошел, скорее всего, еще до переселения будущих восточных германцев (в первую очередь – готов) из Скандинавии на территорию современного польского Поморья во II в. до Р.Х.
Название «финны» применялось германцами для обозначения своих северных соседей – лопарей и финнов, еще не знавших земледелия охотников, рыболовов, оленеводов и собирателей. Употреблявшееся германцами для их обозначения название «финны», «финнен» (finnen) происходит, скорее всего, от древнегерманского слова «финтан» (finthan), означавшего, как и современный немецкий глагол «финден» (finden), английский глагол «файнд» (find), норвежский, датский и шведский глагол «финне» (finne) и т.д., «находить» (т.е. «жить тем, что найдешь», что, собственно, и делали первобытные собиратели). Вероятнее всего, название «финниш» древнее названий «вельш» и «вендиш», и связано с чувством определенного превосходства германцев над своими более отсталыми северными соседями (которых северные германцы, впрочем, почитали искусными колдунами и чародеями).
Следует заметить, что не только германцы осознавали свою «инакость» от иноплеменников, но и наоборот. Именно поэтому, скажем, иноплеменники-кельты перенесли этноним «германцы» с одного отдельно взятого, соседствовавшего с ними непосредственно, племени, на все племена, жившие на правом берегу Рен(ус)а-Рейна.
Важным представляется в данной связи и следующее обстоятельство. Вплоть до самой эпохи викингов не сохранилось свидетельств наличия у германцев ощущения чужеродности в отношении друг друга. Так, например, в исландских сагах, повествующих о службе северных германцев, норманнов - исландцев и норвежцев - у англосаксонских королей, утверждалось, что в ту пору у них был один язык. Очевидно, германцы явственно ощущали и стремились подчеркнуть свою особую этническую общность, отличающую их от соседних народов. Аналогичным образом поступали и наши далекие предки славяне (словяне, словене - т.е. те, чье слово, чья речь, чей язык, понятны друг другу, в отличие от иноплеменных, иноязычных соседей - немцев, немых - тех, кто не мы, кто немы, неспособных объясняться на нашем языке, и наоборот).
ОБ ОСОЗНАНИИ ГЕРМАНЦАМИ СВОЕЙ ЭТНИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ ВО ВРЕМЕНА РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
Римские авторы имперской эпохи постоянно сообщают о наличии чувства своей этнической общности у германцев, боровшихся с римлянами. Они исходят, в частности, из наличия такого чувства у Арминия - вождя восставших против римского господства херусков (предков саксов) -, коль скоро он призывал не только свое собственное племя, но и всех германцев (курсив здесь и далее наш – В.А.) к борьбе за свободу и свои исконные обычаи (в «Анналах» римского историка Публия Корнелия Тацита: «родину, предков и старину» ), но, в то же время - и у сохранившего верность римлянам херуска Сегеста, предавшего Арминия (своего зятя), но отрицавшего брошенное ему обвинение в предательстве Германии:
«В священных рощах германцев еще можно видеть значки римского войска (разбитого Арминием во главе объединенных германских племен в Тевтобургском лесу – В.А.), которые он там развесил в дар отечественным богам. Пусть Сегест живет на покоренном берегу, пусть его сын снова станет жрецом у алтаря смертному (сын Сегеста, Сегимунд, стал «августалом», т.е. жрецом культа обожествленного римского императора Августа – В.А.),— германцы вовек не простят, что между Альбисом (Эльбой – В.А.) и Рейном им пришлось увидеть розги, и секиры, и тогу (т.е. знаки чужеземного римского господства – В.А.) . Другие народы, не знакомые с римским владычеством, не испытали казней, не знают податей. Германцы же избавились от всего этого, и с пустыми руками ушел от них этот причисленный к богам Август…» (Тацит. Анналы I, 59);
«Он (Сегест – В.А.) сказал следующее: Сегодня я не впервые приношу доказательства моей верности и преданности народу римскому; с той поры как божественный Август даровал мне права гражданства, я избирал для себя друзей и врагов, помышляя только о вашем благе, и не из ненависти к родной стране (ведь предатели омерзительны даже тем, кому они отдают предпочтение), а потому, что считал одно и то же полезным для римлян и германцев и мир мне был дороже войны… И когда явилась возможность обратиться к тебе, я предпочел старое новому и покой— волнениям, и не ради награды, но чтобы снять с себя подозрение в вероломстве и стать полезным германскому народу посредником, если он предпочтет раскаяние гибели» (Тацит. Анналы I, 58).
Согласно тому же Тациту, германец-батав Цивилис во время восстания батавов против римлян в 69 г. п.Р.Х., стремясь придать своим соплеменникам мужества в борьбе с Римом, напомнил им об их кровном родстве с другими германцами, которые, в силу связывающих их кровных уз не оставят батавов в беде:
«У нас — могучие пешие и конные войска, германцы нам братья, галлы хотят того же, что мы; (Тацит. История IV, 14). Да и убии ( по Тациту, «племя, германское по своему происхождению», которое, однако, «отреклось от родного народа и приняло римское имя агриппинов»), жившие в Колонии тревиров или Агриппиновой колонии (современном немецком городе Кёльне) на Рен(ус)е (Рейне), именуемые Тацитом в «Истории» (IV, 65) «колонистами», согласно римскому историку, называли восставшие против римской власти германские племена батавов, канинефатов, бруктеров, тенктеров, кугернов и др. своими германскими кровными родственниками: «Колонисты думали долго и, наконец, дали следующий ответ. «Едва обретя свободу, мы нетерпеливо, не думая об осторожности, воспользовались первой же возможностью, чтобы воссоединиться с нашими соплеменниками — с вами и другими германскими народами».
«Тенктеры, обитавшие на другом берегу Рейна, послали своих представителей в совет колонии, и самый свирепый из них передал решение своего племени в следующих словах: «Мы благодарим наших общих богов и величайшего среди них — Марса за то, что они вернули вас в семью германских народов и разрешили снова называться германским именем» (Тацит. История IV, 64). Примеров такого рода можно привести еще немало. Неужели же все это – просто досужие выдумки чудаковатых римлян? Но, спрашивается, чего ради римлянам было все это выдумывать?
После битвы в Тевтобургском лесу, одержанной над римским оккупационным войском объединившимися в борьбе с римской властью германскими племенами под предводительством херуска Арминия, римляне, естественно, не сомневались в существовании у германцев чувства этнической общности, солидарности и стремления к освобождению всей Германии, осознаваемой германцами как свое общее отечество. После известия о разгроме римлян в Тевтобургском лесу римский император Октавиан Август, прежде всего, приказал распустить своих германских телохранителей (которым он дотоле доверял больше, чем римлянам), опасаясь, что они взбунтуются, узнав о победе своих соотечественников. Значит, Август исходил из наличия у всех германцев чувства этнической общности и солидарности.
Все эти свидетельства рассматриваются критиками понятия «германцы» как интерпретация римлян, соответствующая их мышлению, а не мышлению германцев. У германцев же, по мнению современных «гиперкритиков», попросту отсутствовало чувство идентичности, выходящее за рамки отдельно взятого племени. Правда, имеются сообщения о фактах, не поддающихся объяснению при условии отсутствия у германцев чувства своей этнической общности. Так, существует немало примеров присоединения германских племен, живших за пределами римских владений и, соответственно, не испытавших непосредственно на себе римского ига, к восставшим против римлян подъяремным германцам, а также перехода германских наемных отрядов римского войска, брошенных римлянами на борьбу с восставшими германцами, на сторону восставших (даже принадлежавших к другим германским племенам).
Если верить жизнеописанию Гая Юлия Цезаря в «Сравнительных автобиографиях» греческого историка Плутарха Херонейского, после разгрома Цезарем германских племен тенктеров и узипетов, германцы племени сугамбров «дружелюбно приняли» у себя тенктерских и узипетских беглецов, отказавшись выдать беженцев победоносному Цезарю, хотя знали, что он за это пойдет на них войной (как и произошло в действительности).
После разгрома трех легионов римского наместника Германии Публия Квинтилия Вара восставшими германцами во главе с вождем херусков Арминием в Тевтобургском лесу, согласно римским авторам, вся Германия встретила известие о поражении римлян бурным ликованием. Сын сторонника римлян Сегеста (тестя Арминия), Сегимунд (Сигимунд), «августал» (жрец при алтаре императора Августа) в римской Агриппиновой колонии (современном Кёльне), получив известие о восстании германцев, поспешил присоединиться к своему народу: «назначенный жрецом при святилище убиевв том же году, когда восстала Германия, он, сорвав с себя жреческие повязки, перебежал в лагерь восставших.» (Тацит. Анналы I, 57). Даже некоторые германские племена, жившие на левом (римском) берегу Рен(ус)а-Рейна, начали колебаться в своей верности Риму. Об этом, в частности, писал римский автор Веллей Патеркул в своей «Римской истории» (II, 120):
«Следует привести правдивое свидетельство о Л. Аспренате(римском полководце – В.А.): воюя в качестве легата при своем дяде Варе, он энергичными и смелыми действиями двух легионов, которые возглавлял, сохранил войско при этом великом бедствии и, своевременно спустившись в нижние зимние лагеря, укрепил в верности колебавшиеся племена по эту (римскую – В.А.) сторону Рена.»
Когда царь германского племенного союза маркоман(н)ов Мар(о)бод отклонил призыв Арминия присоединиться к общегерманскому восстанию, подчинявшиеся ранее власти Мар(о)бода германские племена семнонов и лангобардов отказали ему в повиновении и перешли на сторону восставших: «Таким образом, в войну со свебами (в данном случае Тацит именует маркоманнов свебами, поскольку именно свебы, родное племя Маробода, как и Ариовиста, противника Гая Юлия Цезаря, были главным племенем маркоманнского союза – В.А.) вступили не только херуски и их союзники— давние воины Арминия,— но и примкнувшие к нему, отмежевавшись от Маробода, свебские племена семнонов и лангобардов « (Тацит. Анналы II, 45).
Еще во времена Тацита – через 90 лет после восстания Арминия – германцы восхваляли совершенные им подвиги в своих героических песнях.
В ходе боев римлян со свободными от римской власти германцами-хавками в 47 г. п.Р.Х. каннинефат Ганнаск (германское племя канинефатов обитало на территории современных западных Нидерландов), много лет прослуживший в римском войске, перешел на сторону хавков: «Тогда же хавки, свободные от внутренних смут и осмелевшие…, подошли на легких судах к Нижней Германии (оставшейся после восстания Арминия под властью римлян – В.А.) и до прибытия Корбулона (главнокомандующего римским экспедиционным корпусом – В.А.) опустошали ее набегами; их предводитель Ганнаск, родом из племени каннинефатов, ранее служивший у нас (римлян – В.А.) во вспомогательном войске, а затем перебежавший к германцам, грабил и разорял главным образом галльский (подвластный Риму - В.А.) берег…» (Тацит. Анналы XI, 18).
Не только восстание Арминия, но и восстание батавов (проживавших на территории современных Нидерландов – В.А.) в 69 г. п.Р.Х. под предводительством Цивилиса, имело (хотя и не изначально) национально-германский характер. К восставшим батавам присоединились многие германские племена. В ходе боев римлян с восставшими вспомогательная когорта римского войска («ауксилия»), состоявшая из германцев-тунгров, перешла на сторону повстанцев. В дальнейшем к батавам присоединились также другие римские «ауксилии», состоявшие из представителей германских племен убиев и тревиров.
Тацит сообщает в своей «Истории», что слава батавов, героически боровшихся за свободу, распространилась по всей Германии, что многочисленные германские племена направляли к ним посланников и вспомогательные войска.
«Они (батавы – В.А.) получили оружие и корабли, которых им не хватало, все восхищались мужеством своих освободителей, и слава о них разошлась широко по землям Германии… Германцы тут же прислали послов с предложением помощи» (Тацит. История IV, 17).
После перехода большей части находившихся на римской службе германских вспомогательных отрядов на сторону восставших батавов, римлянам, наученным горьким опытом, пришлось использовать свои германские войска лишь в отдаленных от Германии провинциях Римской империи.
Присоединение германских племен к восставшим и переход на сторону восставших германских вспомогательных частей римского войска – несомненные факты. Невозможно представить себе, что римские историки эти факты – весьма неприятные для римского имиджа – просто взяли, да и выдумали. Их можно объяснить, только признав наличие у тогдашних германцев чувства и сознания своей этнической общности и солидарности. В существование которого римские авторы, писавшие по свежим следам событий, не высказывали ни малейших сомнений. Нет ровным счетом никаких причин сомневаться в том, что как во времена Арминия, так и во времена Цивилиса существовало антиримское германское освободительное движение, далеко выходившее за рамки отдельно какого-либо взятого германского племени.
О ЧУВСТВЕ СВОЕЙ ЭТНИЧЕСКОЙ ОБЩНОСТИ У ГЕРМАНЦЕВ ВРЕМЕН ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ
В эпоху Великого переселения народов, до основания потрясшего Римскую империю (в итоге разделившуюся на две части – Западную и Восточную -, хотя и продолжавшую формально считаться единой) также были нередки случаи перехода германцев, состоявших на римской военной службе, на сторону враждебных римлянам германцев. При этом перебежчики оправдывали свою «измену римскому делу» кровным родством всех германцев.
Когда в 350 г. п.Р.Х. состоявший на римской военной службе и дослужившийся до высоких чинов франк (германец) Магненций, провозгласив себя императором, восстал против римского императора Константа (сына первого христианского императора Константина Великого), его, по причине кровного родства (как сообщает Юлиан – будущий император Юлиан Отступник, тщетно пытавшийся возродить в Римской империи язычество) поддержали не только франки, но и саксы, да и другие германские племена. Юлиан дважды подчеркивает в своей первой речи - «Похвала самодержцу Констанцию (греч. Enkomion eis ton autokratora Konstantion») - , что решающим мотивом для поддержки, оказанной всеми этими германцами Магненцию, было племенное родство. Когда в 399 г. п.Р.Х. восточно-римский военачальник Трибигильд (принадлежавший к германскому племени остготов), взбунтовал подчиненные ему германские войска восточно-римской армии против императора восточной части Римской империи Аркадия, посылаемые против него германские отряды армии восточных римлян (если верить главе 15 книги V «Новой истории» восточно-римского автора Зосима) один за другим переходили на сторону Трибигильда. В 408 г. п.Р.Х., после убийства римского военного магистра (главнокомандующего римской армией) Флавия Стилихона (сына германца-вандала и римлянки) по проискам враждебной германцам «национально-римской» партии при дворе владыки западной части Римской империи Гонория, многие тысячи германских воинов (если верить главе 35 той же книги V той же «Новой истории» того же Зосима) оставили западно-римскую службу, перейдя на сторону враждебного западным римлянам царя вестготов Алариха. Спустя год, в 409 г. п.Р.Х. германские солдаты императора-узурпатора Константина III, которым было приказано защищать пиренейские перевалы от натиска германского племени вандалов, стремившегося прорваться в римскую Испанию, перешли на сторону последних. Когда италийские остготы в 552 г. п.Р.Х., в завершающей фазе их борьбы со стремящимися отнять у них Италию восточными римлянами императора Юстиниана I Великого, обратились за поддержкой к франкскому царю Теодибальду, они, если верить восточно-римскому историку Агафию Миринейскому (536-582 п. Р.Х.), подчеркивали, что умоляют франков оказать поддержку родственному и дружественному народу, который в противном случае стоит перед угрозой окончательной гибели. (Агафий. О царствовании Юстиниана. I, 5).
Если верить «Войне с готами», 3-й части «Истории войн» восточно-римского автора Прокопия Кесарийского, после разгрома остготов восточными римлянами у подножия горы Везувия и гибели остготского царя Тейи, уцелевшие готы упросили восточно-римского полководца избавить их от подданства (восточно-)римскому императору, дав им возможность покинуть отнятую у них восточными римлянами Италию, чтобы поселиться у каких-либо других варваров (т.е. во владениях какого-либо иного германского народа, ибо держава гуннов, которым ранее служили остготы, давно уже не существовала, а других, негерманских, варваров поблизости в то время не было) и никогда больше не поднимать оружие против (Восточного) Рима («…они не хотят в будущем жить под властью императора, но проводить свою жизнь самостоятельно вместе с какими-либо другими варварами» IV, 35). Нарзес «великодушно» дал готам такую возможность.
Вскоре после разгрома остготов царя Тейи восточными римлянами в битве при Везувии другие остготы, заключившие с римлянами союз и проживавшие в италийских областях Лигурии и Эмилии, присоединились к напавшему на эти области германскому (франкско-герульскому) войску Бутилина и Фулкариса. Агафий Миринейский указал в качестве причины, побудившей их сделать это, (германское) чувство общности. «Готы же… немедленно перешли к варварам, будучи связаны с ними общностью нравов и быта.». (О царствовании Юстиниана I, 15).
Вскоре после 600 г. п.Р.Х., когда царь франков Теодорих (Тевдерих) II задержал вестготских послов, вестготский граф (комит) Булгар в своем письме потребовал их освобождения, ссылаясь на кровное родство (лат. affinem sanguinis gentem) вестготов с франками. А около 620 г. вестготский царь Сисебут в письме царю лангобардов Адалоальду сожалел о том, что состоящий «с нами» (вестготами) в кровном родстве (лат. cognoscentes affinitanem sanguinis nostri) народ лангобардов все еще коснеет в арианстве (вестготы к тому времени уже перешли из арианства, исповедуемого изначально большинством германцев, в православие). Последние два подтверждения представляются особенно важными, поскольку представляют собой прямые свидетельства германцев, а не сообщения римских историков (которые могли, если верить адептам «гиперкритической школы», приписать германцам сознание своей этнической общности, в действительности, якобы, отсутствовавшее у тогдашних германцев).
ОБ ОСОЗНАНИИ ГЕРМАНЦАМИ ОБЩНОСТИ СВОЕГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ В ЭПОХУ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
В эпоху раннего Средневековья слово «Германия» (лат. Germania) стало географическим термином для обозначения расположенного на правом берегу Рейна Восточно-Франкского королевства, позднейшего Германского (Немецкого) королевства (Дейчес рейх, Deutsches Reich).
Между тем, на Британских островах этноним «германцы» и топоним «Германия» еще и в эпоху Меровингов (конец V - середина VIII в. п.Р.Х.) были известны, в своем расширительном значении, не только сравнительно узкому кругу ученых. Англосаксонский историк Беда Достопочтенный писал около 700 г. п.Р.Х., что англы, саксы и юты (геаты, возможно – ветвь готов – В.А.), пришедшие в Британию, происходят от народов Германии. А его современник англосакс Альдгельм (640-709/10) , аббат Мальмсберийский, впоследствии - епископ Шернборнский (почитаемый после своего причисления к лику святых как небесный покровитель Уэссекса) и себя самого именовал германцем. Креститель континентальной Германии, миссионер Бонифаций, тоже англосакс родом, в одном из писем называл «Германией» Англию, из чего можно сделать вывод, что ему был известен общий германский характер обеих стран. Он также сообщал, что англосаксы говорили о саксах северной Германии, что те «de uno sanguine et de uno osse sumus» (лат. одной крови и одной кости) с саксами, переселившимися в Британию.
По крайней мере, в эпоху раннего, да и и развитого Средневековья образованным современникам была еще известна общность происхождения германских народов. Павел Диакон (в миру – Варнефрид) писал в своем созданном около 770 г. историческом труде «Деяния лангобардов» (лат. De gestis Longobardorum), известном также под названием «История лангобардов» (лат. Historia Langobardorum), что готы, вандалы, лангобарды, руги(и), герулы и другие племена происходят из Германии.
«Готы, вандалы, руги, герулы, турцилинги (туркилинги – В.А.), а также и другие дикие и варварские племена пришли из Германии. Равным образом народ винилов, или лангобардов, который впоследствии счастливо господствовал в Италии, происходил от германского племени и переселился с острова Скандинавии, хотя их переселение объясняют и другими причинами» (Павел Диакон. История лангобардов I. 1).
Начиная с VIII в. п. Р.Х. для обозначения германских языков и народов в письменных источниках появляется слово «тиутиск»(tiutisk) или «диутиск» (diutisk), от которого произошли впоследствии слова «тейч»/«тейч» (teutsch), или «дейч»/«дойч» (deutsch) со значением «немецкий». Чаще всего оно встречается в латинизированной форме «теодиск» (theodisk). Однако само это слово наверняка гораздо старше и имеет общегерманский характер. Один раз оно встречается даже в самом раннем памятнике германской литературы, а именно – в переводе христианского Священного Писания на готский язык, вышедшем в IV в. из-под пера «готского апостола» - епископа-арианина Вульфилы (Ульфилы, Ульфиласа), жившего в 311-383 гг. п. Р.Х. Первоначально это понятие применялось ко всем германским народам, но примерно с 900 г. п.Р.Х. сфера его употребления сузилась. Оно стало применяться только к немцам (именовавшихся дотоле «восточными франками», в отличие от «западных франков» - позднейших французов). Хотя всего столетием ранее царь франков (еще не разделившихся на восточных и западных) и владыка Священной Римской империи Карл Великий относил к числу «теодиских» (theodiske) народов, скажем, лангобардов. Латинский богослов и стихотворец Валафрид Страб(он), аббат Рейхенауского монастыря (умерший в 849 г.), относил к числу «теодиских» (Theodiske) языков язык готов.
Рабан Мавр, аббат Фульдского монастыря (780-856 гг.), подчеркивал, что все, говорящие на «теотиском» (theotiske) языке, ведут свое происхождение от норманнов (буквально «северных людей», т.е. северных германцев). А западно-франкский анналист Фрекульф, епископ города Лизьё, писал в 530 г. в своей Всемирной хронике, что франки происходят из Скандинавии, «лона, порождающего народы» (выражение восточно-римского автора гото-аланского происхождения Иордана, написавшего «Гетику» - историю готов до падения власти остготов над Италией), откуда пришли также готы и другие немецкие племена (лат. nationеs theotiskae), что подтверждается их языком (очевидно, воспринимаемым Фрекульфом и его современниками как один, единый, общий язык). Представление о скандинавском происхождении франков (конкурировавшее в то время с версией об их происхождении от троянцев, долженствующей, согласно представлениям представителей латинской учености, «поднять» франков до уровня римлян, также гордившихся своим троянским происхождением), хотя и не совсем верно, однако доказывает, что франки знали о своем общем происхождении с другими германскими народами.
Стихотворец Эрмольд Нигелл (франк или, возможно, аквитанский гот, умерший в 838 г. п.Р.Х.) в латинской элегической поэме, посвященной встрече императора и короля франков Людовика Благочестивого с королем данов - датских нортманнов (норманнов) - Гаральдом на синоде в Ингельгейме в 826 г., указывает на общность происхождения православных (кафолических) франков и датчан (все еще коснеющих в язычестве), подчеркиваю, что франки и даны – люди одного рода-племени:
«Это племя, по старинному, называется данами; так их называют и теперь; на языке же франков их часто зовут нортманнами; это народ живой, ловкий и искусный в деле военном. Об этом народе ходят повсюду различные слухи; на кораблях он хлеб добывает, и жизнь ведет на морях. Они красивы с вида лицом, статны ростом, происходят оттуда же, откуда в песнях род свой ведут франкские люди. Исполненный любви к Богу и сжалясь над ними по древнему родству, император усердно старается привести их к Богу. Давно уже болит его сердце, что этот единственный народ его племени из стада господня погибает без всякого назидания в вере» (Эрмольд Нигелл. Элегическая поэма в честь Людовика, христианнейшего Цезаря Августа. Х. Людовик Благочестивый и норманны, 1).
«По древнему родству» может означать лишь «по древнему общегерманскому родству», «его племени» - лишь «германского племени». Мы имеем дело с явным письменным свидетельством существования у южных и северных германцев представления об общегерманской этнической идентичности даже в эпоху викингов.
Однако представление об общем происхождении германских народов не исчезло и во времена высокого Средневековья. Уильям (Вильям) Мальмсберийский (1080/95-1143), сын норманна (или, точнее, нормандца) и англосаксонки, в разделе 5 главы 1 книги I своего исторического труда «Деяния английских королей» (лат. Gesta regum anglorum) причислял англов, саксов, ютов-геатов (ветви готов? – В.А.), вандалов, франков, (вест.)готов и норманнов к германцам.:
«…прибыла (в Британию – В.А.) издалече разношерстная ватага из трех германских народов, а именно – англы, саксы и юты. Едва ли не вся местность, простирающаяся севернее Британского океана, пусть даже и разделенная на многочисленные провинции, как раз и называлась Германией, породившей такое множество людей. И подобно садовым ножницам, обрезающим не в меру буйные ветви дерева, чтобы передать оставшимся больше живительной силы, так и жители этой страны помогают своей родительнице земле изгнанием части своих отпрысков, дабы она не иссякла, давая хлеб насущный чересчур многочисленному потомству; а чтобы устранить недовольство, они бросают жребий, кто должен будет вынужден переселиться. Таким образом, люди этой страны действовали по воле нужды, и тогда, покинув свою родину, силой оружия добывали на чужбине места для поселений. Как, скажем, вандалы, некогда заполонившие Африку, готы, сделавшие себя хозяевами Испании, лангобарды, которые и поныне расселены в Италии, или норманны, давшие свое имя той части Галлии, которую они покорили.»
ЗНАЛИ ЛИ ГЕРМАНЦЫ, ЧТО ОНИ - ГЕРМАНЦЫ?
В качестве резюме следует заключить и подчеркнуть, что существует целый ряд более или менее однозначных подтверждений существования у всех германцев сознания своей этнической общности. Оно выражается в сказании об их общем происхождении, в общем для всех германцев отмежевании от своих кельто-римских, балто-славянских, финских и гуннских соседей, в антиримских восстаниях германских отрядов римского войска, не раз переходивших на сторону своих германских соплеменников, воевавших с Римом; в многочисленных соответствующих высказываниях, дошедших до нас в изложении римских авторов и даже в некоторых замечаниях, сделанных самими германцами.
Не подлежит сомнению, что германцы знали, когда имеют дело с германским же племенем, а когда – с этнически чуждым народом. Не подлежит сомнению способность германцев проводить различие между представителями других германских племен, выглядевших и говоривших, как они сами, почитавших тех же богов, имевших те же нравы и обычаи, и чужими народами, с которыми они, если и могли объясняться, то лишь с трудом, которые выглядели иначе и имели обычаи, отличные от германских. И потому, естественно, они четко отличали германское от негерманского, даже если у них не было соответствующих слов (или эти слова до нас не дошли).
Соответствующую, отличительно-различительную, функцию в зоне римского влияния поначалу играло слово «германский» (что подтверждается надгробными надписями германских солдат римской армии), а впоследствии, в эпоху Великого переселения народов – слово «варварский», которое германцы (в отличие от людей греко-римской культуры) употребляли без негативного подтекста, а то и с определенной долей гордости, пока его на рубеже VIII-IX в. п.Р.Х. не сменило слово «тейч»/«дейч» - «немецкий».
По мнению австрийского германиста Рейнгарда Венскуса, у древних германцев могло изначально бытовать, в качестве общего этнонима, слово Mannen («Маннен», т.е. «люди», «мужи»). Имя Манн(ус) , т.е. «Муж(чина)», «Человек», носил, сели верить римскому историку Тациту, легендарный прародитель всех (?) германцев. Слово «Манн» вошло в качестве составной части во многие названия германских племен и народов: маркома(н)нов («приграничных мужей», «приграничных людей»); ал(л)ема(н)нов («всех мужей», «всех людей» - данный этноним отражает тот факт, что племенной союз алеманнов сложился из целого ряда различных германских племен); норманнов («северных мужей», «северных людей»). Впоследствии, после ослабления связей между южными и скандинавскими германцами, скандинавы стали называть свою страну «Маннгейм(р)» («Родина мужей», «Родина людей»). Так, по крайней мере, полагает Венскус. Но, даже если в древности германцы и обозначали себя таким собирательным именем, он, видимо, забылся к моменту их контактов с римлянами, и потому, ни Тацит, ни другие античные авторы не донесли его до нас в своих трактатах о германцах и Германии.
В принципе можно согласиться с германистом Норбертом Вагнером, утверждающим, что современники наверняка знали о языковой и культурной общности древних народов и племен гораздо больше, чем отразилось в сохранившихся источниках.
Поэтому многие историки не сомневались, а другие – допускали, что в представлениях древних германцев вполне могло присутствовать сознание своей этнической общности. Так, немецкий медиевист Герд Телленбах (1903-1999) писал о времени правления франкских династий Меровингов и Каролингов: «Можно даже осторожно согласиться с представлением о существовании (в меровингскую и каролингскую эпоху – В.А.) «чувства общегерманской общности». А итальянский германист Пьерджузеппе Скардиджи (возможно, менее «зашоренный» в своем мышлении, чем иные современные немецкие историки) даже утверждает: «Можно предположить, что чувство когерентности (взаимосвязанности, общности) было свойственно народностям, жившим между Северным и Балтийским морем, по крайней мере, начиная с эпохи Поздней бронзы (XIII-VIII в. до Р.Х.)»