Крайний правый фланг германской группы армий "Миттэ" ("Центр") упирался в труднопроходимые Припятские болота, расположенные в северной части Полесья – заболоченной равнины на границе Белоруссии с Украиной - огромные (размером чуть ли не с половину Германии) пространства, на которых густые леса чередовались с непролазными топями, реками и озерами. В Полесье совершенно отсутствовали дороги. Единственной более-менее приличной "автострадой" считалось "шоссе" между Минском и Гомелем. 1-я кавалерийская дивизия была единственным не моторизованным соединением 2-й танковой группы Гудериана. Германские кавалеристы отважно проникали в болота Полесья. Эти болота выполняли двоякую функцию. С одной стороны, они служили препятствием для германских танков и бронемашин, но с другой – исключали возможность атаки германских кавалеристов советскими танками.

Припятские болота протянулись на 350 километров в длину и на 150 километров в ширину. Полесье разделяло германские группы армий "Митте" ("Центр") и "Зюд" ("Юг") , давая тем самым возможность для отступления на Восток советских частей, пытавшихся выйти из окружения. Более важное значение, однако, имела имевшаяся у командования Красной армии возможность использовать Полесье для нанесения силами советских войск контрударов во фланги обеим продвигающимся на Восток германским группам армий. Эту "Полесскую брешь" немцы закрыли силами смешанных боевых групп, сформированных из быстроходной кавалерии и тихоходной пехоты. В сложившихся условиях части 1-й кавалерийской дивизии сыграли особо выдающуюся роль, послужив надежным щитом фланга группы армий "Митте" ("Центр") . 1-я кавалерийская дивизия бесстрашно углубилась в густые леса южнее и юго-восточнее города Невель и одноименной реки. Эти чащобы раскинулись на площади длиной 30 и шириной 15 километров.

Густые леса оставались единственным коридором для отхода окруженных немцами южнее Брянска частей Красной Армии. Действуя на широком фронте в конном порядке, части 1-й кавалерийской дивизии вермахта прочесали лесной массив, умудрившись всего за два дня (18-19 октября 1941 г.) взять в плен 9 322 красноармейцев и захватить в качестве трофеев 39 артиллерийских орудий (в том числе 19 пушек калибра 180 миллиметров) , 8 противотанковых пушек, 7 минометов, 37 пулеметов, 11 артиллерийских тягачей, 80 грузовиков, 250 конно-гужевых повозок, транспортную колонну с боеприпасами и полевой лазарет (госпиталь) .

Дальнейшая судьба 1-й кавалерийской дивизии и ее преемницы

Успешные действия 1-й кавалерийской дивизии в Полесье, в районах Припяти и Рокитно, не раз продемонстрировавшей, что именно подвижные конные части оказались способны наилучшим образом выполнять сложнейшие и не терпящие отлагательств боевые задачи (например, в октябре 1941 г. в Святоцких лесах) , вопреки ожиданиям, ни в коей мере не способствовали ее сохранению в качестве единого конного соединения ("гроссфербанда", нем.: Grossverband) . 5 ноября 1941 г. 1-я кавалерийская дивизия была снята с фронта, переведена в район Гомеля и там официально расформирована. Конные части расформированной дивизии были переброшена во Францию. 17 000 превосходных, обученных и "обстрелянных" (в переносном и в буквальном смысле слова!) боевых коней были распределены по пехотным дивизиям.

24 ноября 1941 г. 1-я кавалерийская дивизия была официально преобразована в 24-ю танковую. Однако эта новая, по сути, дивизия сохранила эмблему (тактический знак) прежней кавалерийской дивизии (выполненное желтой, белой или красной краской схематичное изображение всадника на скачках с препятствиями, чаще всего вписанное в полукруг) , а на форме танкистов этой дивизии сохранился традиционный золотисто-желтый "ваффенфарбе" (нем.: Waffenfarbe, то есть: "цвет рода войск") чинов кавалерийских частей (хотя "прикладным" цветом танковых войск Третьего рейха являлся, как известно, розовый) . Летом 1942 г. 24-я танковая дивизия была переброшена на Восточный фронт, получила боевое крещение в составе XLVIII танкового корпуса в боях под Воронежем, а в августе передана в состав 4-й танковой армии для участия в штурме Сталинграда. В октябре 1942 г. дивизии была возвращена в состав злосчастной 6-й армии генерала Фридриха Паулюса и разделила ее судьбу под Сталинградом.

После уничтожения 24-й танковой дивизии на Волге в феврале 1943 г. ОКХ приняло решение воссоздать ее на основе 891-го мотопехотного полка. Новая 24-я танковая дивизия была сформирована в Северной Франции и в августе, после свержения "дуче итальянского фашизма" Бенито Муссолини группой генералов-заговорщиков во главе с маршалом Пьетро Бадольо, переброшена в Италию в составе II танкового корпуса СС германских оккупационных войск. В октябре дивизия была передана в состав LI танкового корпуса, а в ноябре переброшена на Восточный фронт, где и оставалась до конца войны. 24-я танковая дивизия участвовала в боях под Никополем в ноябре и под Кривым Рогом в декабре 1943 г., под Николаевом в марте, в Венгрии в октябре-ноябре и Словакии с декабря 1944 по январь 1945 г.

Затем дивизия была переброшена в Восточную Пруссию и в феврале 1945 г. включена в состав парашютно-танкового корпуса Люфтваффе "Герман Геринг". Отступая на запад под натиском советских войск, 24-я танковая дивизия 4 мая 1945 г. сдалась частям британской армии на крайнем севере Германии, в Шлезвиг-Гольштейне. В завершение этого краткого описания боевого пути дивизии нам остается лишь добавить, что с 1943 г. ее унаследованная от 1-й кавалерийской дивизии эмблема была упрощена (изображение вписанного в полукруг всадника, берущего препятствие, было заменено вписанной в полукруг короткой диагональной линией, идущей справа налево снизу вверх) .

Боевое применение дивизионной кавалерии

Кавалерия разведывательных отрядов пехотных дивизий германского вермахта действовала ежедневно, а порой – и еженощно. Обычно на день из состава эскадрона отряжалось три конных патруля в составе не менее двух отделений каждый. При этом в каждом отделении имелась полевая радиостанция. Эти три патруля действовали в качестве головных дозоров на пути продвижения пехотной дивизии, причем один патруль действовал по оси продвижения дивизии, второй – справа, а третий – слева от оси продвижения ("прощупывая" фланги на предмет наличия неприятельских сил) . Расстояние, на которое патрули отдалялись от главных сил наступающей дивизии, составляло в среднем около 10 километров. Еще одно конное отделение и тяжелый эскадрон разведывательного отряда, по возможности, оставлялись в резерве.

Довольно часто германским конникам приходилось вступать в бой с красными кавалеристами. Так, по воспоминаниям ветерана 17-го кавалерийского полка Генриха Деккерта, осенью 1941 г. ему и его сослуживцам не раз приходилось встречаться с красными "казаками", причем эти "казаки" почти всегда уклонялись от боя. Их низкорослые степные лошадки мчались с огромной скоростью, и немцам, как они не старались, никогда не удавалось "догнать казаков на своих битюгах-мастодонтах".

Необходимо отметить, что советское командование никогда не упускало случая бросить на врага, наряду с мощными бронетанковыми и моторизованными частями, и кавалерийские части. Костяк их действительно составляли репрессированные после победы советской власти в Гражданской войне 1918-1922 гг. казаки и калмыки – прирожденные лихие наездники, отличавшиеся повышенной мобильностью. С обострением военной обстановки большевицкие власти "великодушно простили" их и милостиво разрешили недорезанным красными комиссарами казакам и калмыкам "умирать за кислый огурец и мировую революцию", как писал Исаак Бабель в своей незабвенной "Конармии".

Обученные сражаться как в пешем, так и в конном строю, они были способны преодолевать верхом огромные расстояния, при необходимости везя с собой легкую артиллерию и пехотные минометы. Казачьи и калмыцкие кони, часто неказистые с виду, в отличие от германских кавалерийских лошадей, обладали представлявшейся неискушенным немцам способностью выдерживать морозы до 30 градусов и ниже безо всякого вреда для собственного здоровья. Приведем, в качестве примера, эпизод боя артиллерийской части германского вермахта, усиленной подразделениями мотопехотного полка СС "Нордланд", в ходе наступления на Ростов в районе станицы Ново-Красновской. По воспоминаниям одного из норвежских волонтеров полка СС "Нордланд" - свидетелей дела под Ново-Красновкой:

"Совершенно случайно я бросил взгляд на гряду холмов, расположенную в 2-3 километрах к северу от нашей позиции – и поначалу не поверил собственным глазам. Боже правый, подумал я, а это что еще такое? С холмов прямо на нас несся сомкнутый конный строй неприятеля. Я доложил об этом унтерштурмфюреру (лейтенанту) Линднеру, который крикнул: "Тревога, казаки!". На несколько секунд мы все оцепенели. И эти несколько секунд показались нам вечностью. Но затем мы стряхнули с себя это оцепенение. Унтерштурмфюрер Линднер и я кинулись к пушке и начали расстреливать неприятельскую кавалерию прямой наводкой.

Нас тут же поддержали точным огнем обе наши счетверенные зенитные пулеметные установки. Конный строй красных неуклонно приближался, расстояние между нами неумолимо сокращалось до 700, 600, 500 метров. Теперь мы палили, на чем свет стоит, изо всех стволов всех видов оружия. Зрелище было просто ужасное. Всадники летели из седел через головы своих коней, кони валились десятками вместе со своими всадниками, но конный строй красных продолжал безостановочно рваться вперед, сквозь вихрь наших пуль и осколков, приближаясь к нам с роковой неизбежностью. И лишь когда между нашей огневой позицией и их конскими мордами оставалось не более сотни метров, конная атака захлебнулась, потому что в строю у красных к этому времени остался в лучшем случае каждый десятый. Никакой серьезной опасности нам более не угрожало. 70 или 80 казаков, размахивая над головами саблями (шашками – В.А.) , все-таки доскакали до нашей огневой позиции. Нескольким из них удалось прорваться через наши линии и скрыться за ближайшими холмами, остальные были убиты в бою, ранены или взяты нами в плен.

Когда опасность миновала, все мы принялись считать убитых и раненых. Из примерно 600 казаков, атаковавших нас, не менее 300 лежали мертвыми на поле боя. Из допроса пленных и раненых нам удалось выяснить следующее. Командиру красного казачьего полка были сообщены вышестоящими инстанциями неверные сведения, согласно которым перед его фронтом якобы располагались советские войска. К моменту, когда ему стало ясно, что его ввело в заблуждение собственное начальство и что, вместо советских, он скачет прямо на немецкие позиции, было уже слишком поздно поворачивать назад, и он предпочел идти на прорыв. Убойная сила наших пулеметов и пушек была такова, что нам потребовалось всего несколько минут на полный разгром целого кавалерийского казачьего полка из армии Буденного..."

Командование Красной Армии настолько бездарно использовало конные части "красных казаков" (причем не только в боях под Ростовом) , что вызвало не утихающие в казачьей среде не утихающие и по сей день споры о том, не специально ли "комиссары" восстановили казачьи части, чтобы обречь их на заведомую гибель под убийственным огнем немецких танков, пулеметов и пушек.

Во всяком случае, именно с момента бойни под Ростовом "красные казаки" начали массами оставлять ряды РККА и переходить на сторону немцев, а недорезанное красными население казачьих областей – восставать, изгонять советские власти и формировать вооруженные отряды для борьбы с большевиками. Впрочем, еще в самом начале советско-германской войны, 22 августа 1941 г., потомственный донской казак И. Н. Кононов – один из будущих организаторов белых казачьих частей и командир Пластунской (пехотной казачьей) бригады в составе XV Казачьего Кавалерийского Корпуса генерала Гельмута фон Паннвица (о котором у нас подробнее пойдет речь ниже) , а в описываемое время – член ВКП (б) , выпускник Военной академии имени Фрунзе и кавалер ордена Красной Звезды – перешел со всем своим полком (и даже с полковым знаменем!) на немецкую сторону, чтобы бороться за права казачества, попранные большевиками. Но это так, к слову.