ГЛАВА XI.

Правление Карла Великого. Четырнадцатая революция.

Крестовые походы. Взятие Иерусалима Христианами.

Взятие Константинополя Мусульманами. Причины и итоги этих трех великих событий.

От эпохи готского нашествия, падения Римской империи, угасания познания на Западе до времени, когда это познание начало возрождаться, после тысячелетнего перерыва, то есть с пятого до пятнадцатого столетия, в Европе произошло много замечательных событий, среди которых в особенности должно выделить три: правление Карла Великого, взятие Иерусалима Крестоносцами и захват Константинополя Мусульманами. Первое и последнее из этих событий являлись делом Судьбы. Второе событие зависело только от Человеческой воли, проснувшейся в одиннадцатом веке, словно из долгого забытья. Имея намерение несколько раз обращаться к этим главным событиям и даже слегка подробно исследовать разделяющий их временной промежуток, я буду рад отразить их самые яркие черты.

 Карл Великий был первым монархом новых времен, гений которого, возвысившись до великих замыслов, осмелился составить план восстановления Римской империи, уже разрушенной более чем три столетия, положив на этих обломках основания новой вселенской империи. Этот особенно для своего времени необыкновенный человек, великан, поднявшийся над народом пигмеев, поначалу имел успехи в своем предприятии. Удачливый заоеватель и ловкий политик он защитил Европу своими победами, получив в Риме императорскую корону, поднесенную ему папой Львом. Империя, которой он обладал, превосходила даже Западно-Римскую империю (41). Но это внезапная и уж совсем неожидаемая слава была для Франции словно северное сияние, которая, показавшись вдруг посреди мрака, его не рассеяла даже на мгновение, а только подчеркнула всю его глубину.

 Это усилие Судьбы не могло долго длиться. Для закрепления удивительных успехов явилось необходимым, чтобы Карл Великий ввел в бой Провидение, но его разум вовсе не был открыт для этого. Он полагался на силу своего гения и своего оружия, не вспоминая о том, как вместо законного короля взошел на трон являвшийся только Мажордомом его отец Пепин, сомнительная и шаткая власть которого, дабы удержаться, нуждалась в одобрении суверенного Понтифика. Карл не побеспокоился заложить на прочных религиозных основах здание своего величия. Он охватил культ политикой, распространняя его из честолюбия и воздавая папе лишь призрачным почтением; хотя Карл притворно принял корону из его рук, он очень опасался ему подчиняться; и, словно обидевшись от таких снисхождений и кое-каких пустых подарков, он высокомерно засвидетельствовал, что не хочет зависеть от духовенства, ибо во время, когда Карл передавал своему сыну Людовику Империю в Э-ля-Шапель (Aix-la-Chapelle), он повелел ему взять самому корону с алатаря, не желая, чтобы он получил ее от Понтифика. Эта заносчивая гордыня, коей порой подражали, всегда плохо преуспевала. Эта корона, ради которой Карл Великий не соблаговолил обратиться к Провидению, пребывала недолго в его доме. Став причиной многих несчастий, она свалилась с головы Людовика-Инфанта на голову графа Франконии, о чем я расскажу дальше.

 Я говорил, что правление Карла Великого было делом Судьбы, а последовавшее затем взятие Иерусалима, главной цели Крестоносцев, являлось делом Человеческой воли. Быть может, спросят, как эти два события могут классифицироваться таким образом и, благодаря чему, признавать данную классификацию. Если мне зададут этот вопрос, то я ему буду очень рад, поскольку он предоставит мне случай решить несколько подобных вопросов, на которых я совсем не останавливался, ибо, весьма исполнившись своей темы,и в соответствии с вышеизложенными принципами судя о довольно несомненной вещи, я позабыл сие. Впрочем, в произведении о естестве этого нельзя ни говорить все сразу, ни объяснять в одно и то же время; нужно, чтобы дух писателя вел к разговору о вещах через сами вещи; и будет ошибочным, если нетерпеливый читатель обвинит писателя в неясности, прежде чем дочитает произведение целиком. Подробности можно разбирать, только имея их совокупность. Вот почему для тех, кто хотел бы постичь какую-нибудь систему и способ, которым она была изложена, необходимо повторное прочтение.

 Правление Карла Великого было делом Судьбы, потому что зависело от положения этого монарха, его личного гения и всех предшествующих событий, приведших к коронации его отца Пепина. Никто, кроме Карла, не стремился к цели, которую он поставил, а зачастую ее никто и не видел. Его единственное превосходство увлекало все вещи, которые остановились бы, если бы он остановился, и которые, в действительности, прекратили движение, когда он прекратил жить. Ничего вокруг него не двигалось, когда он не двигался. Его предначертанный импульс был столь необходим, что, когда его не стало, все управленческие ведомства Карла разладились. Возведенное им с таким трудом здание обрушилось, когда он перестал его поддерживать, потому что воли, помогавшие Карлу в установлении здания являлись все пассивными, - одна его воля активно влияла на собственную судьбу. Если бы Карл Великий обратился к Провидению в своем труде, то его создание устояло бы, как раз соразмерно вызванного им провиденциального действия. Хотите знать как? Я вам скажу, и вы откроете великое таинство; будьте же внимательны. Его творение жило, когда он продолжал им заниматься. Опираясь на свою судьбу, Карл опирался на преходящее действие, которое не могло простираться дальше своей причины, и поскольку он ничего не оставлял за собой после жизни, его смерть стала пределом его трудов.

Теперь бросим взгляд на Крестовые походы. Произведшее их движение было присуще возбудившейся массе. Все внешние воли казались объединенными в одну внутреннюю волю, остановившуюся на самой цели: вырвать Иерусалим у Неверных. Последний слуга разделял свое мнение с монархом; и судьбы одного и другого были вынуждены следовать данному импульсу, исходившему ни от одного, ни от другого, а неизвестно откуда. Это был вихрь, которого было сложно избежать, из которого больше невозможно было выйти, как только в него вошел. Напряженность этого движения увеличивалась соразмено массе, а эта масса соразмерно своему движению. В вихре этого естества, который можно назвать волевым вихрем, центр находится повсюду; ему не хватает сил закрепиться, что в состоянии сделать только Судьба или Провидение. В предначертанном вихре, подобном, например, вихрю Карла Великого, центр находится в одной точке; если этой точки не хватает, то и всего не хватает; значит, по меньшей мере, Воля или Провидение ее не восполняют. Во время Карла Великого

Воля была ничтожной, а Провидение вовсе не призывалось. Во время Крестовых походов не нашлось ни одной судьбы, способной упорядочить движение, призвав к нему Провидение. К тому же, не имел ли этот необъятный вихрь только крайне посредственные итоги, по сравнению с тем, что от них в основном ожидалось.

Если можно доверять свидетельству современных авторов, то шесть миллионов человек взяли крест. Вся Европа, согласно греческой принцессе, описывавшей историю своего отца, Европа целиком казалась сорвавшейся со своих оседлостей и готовой обрушиться на Азию. Необходим был мощный человек, способный постичь великий замысел и его претворить, но такого не нашлось, и потоки крови текли понапрасну.

Говорят, что первым поводом к этому необычайному движению явился внезапно распространившийся по Европе слух о близком конце света. Потрясение было всеобщим. Многие столь же легковерные, сколь и набожные люди собирались в спешном порядке в Иерусалим, куда, как они представляли, вскоре явится

Иисус Христос, чтобы судить людей. Турки, оказавшиеся хозяевами Палестины с того времени, как они лишили Халифов власти, плохо восприняли этот приток христиан, начав издеваться над иноверцами. Один из оскорбленных паломников, известный под именем Петра Отшельника (Pierre l'Hermite), вернувшись в Европу, рассказал об этих притеснениях, призывая христиан к возмездию. Взволновалась вся Церковь Христова. Собор в Плезансе (Concile de Plaisance), на котором присутствовало более тридцати тысяч человек, объявил войну Неверным, а еще более многолюдный Собор в Клермоне

(de Clermont) утвердил это решение.

Как я уже говорил, это было всеохватывающее движение проявившейся воли. Если бы нашелся провиденциальный или предназначенный для него человек, который сумел бы привлечь к этому движению либо Провидение, либо Судьбу, то невозможно сказать, сколь значительных последствий он бы достиг. Но Карла Великого давно уже не было, и Папа Григорий VII уже умер,

а Карл V еще не родился. Более восьмидесяти тысяч невежественных и фанатичных человек под предводительством Петра Отшельника лишь обагрили своею кровью дорогу, укрыв ее своими телами. Они даже не дошли до Палестины. Многие другие Крестоносцы, поспешившие за немецким проповедником Готескальком (Gotescalc; здесь, по-видимому, латинский вариант имени, так как по-немецки оно - Gottschalk, Готшальк - прим. пер.) были перебиты в Венгрии. Наиболее счастливая участь ожидала Готтфрида Бульонского (Godefrois de Bouillon), который достиг Палестины и овладел Иерусалимом, основав там временное королевство. Но это завоевание сыграло еще меньшую роль, по сравнению с тем, какие силы на него затратили. Александру понадобилось только сорок тысяч человек, чтобы покорить Азию, а когда Магомет начинал свой путь, он не имел и трехсот человек в своем распоряжении.

В целом, Крестовые походы достигли только слабых военных успехов и всегда в связи с личной судьбой того, кто их достигал. Взятие Иерусалима стало наиболее значительным из этих успехов, и, несомненно, Готтфрид Бульонский, который им овладел, самый прославленный из героев-крестоносцев, ведь он достиг, определенным образом, великой цели Крестовых походов; но если бы Готтфрид был гениальным человеком, то хорошо бы почувствовал, что не надо ему становиться Иерусалимским Королем, из-за чего взволновался весь христианский мир. Желать ограничить на этом столь грозное движение явилось ничтожной идеей и вполне достойной меньшей славы и продолжительности, присущей ее реализации. Нужно было понять все, что возможно великого и превосходного получить от этого успеха, сумев возвысить саму Волю над своим собственным торжеством. Необходимо было объявить Иерусалим столицей христианского мира, святым и священным градом, водворив в него облеченного вселенской властью Папу; и, идя в по пути событий, которые бы не преминули представиться и которые, в действительности, представились, овладеть Константинополем, уничтожив там греческую схизму и сделав Константинополь императорским градом, как при Константине. Ничего из этого не вышло. Таким же самым образом, из-за отсутствия поддерживавшей ее сильной воли, развалилась предначертанная Империя Карла Великого, а волевое движение Крестовых походов угасло за неимением достаточно мощной судьбы, которая бы его централизовало. Меньше чем за два столетия христиане, изгнанные из всех своих владений в Азии, не сохранили там ничего из своих завоеваний. Однако, движение шести миллионов человек не могло быть полностью потерянным. Эти далекие походы, хотя и без внешних результатов, имели все-таки спасительное воздействие на формы Социального состояния и нравы. Крестносцы на пути к Святой Земле видели процветающие страны, великолепные города; они нашли в Азии роскошь, о которой вовсе не имели понятия. Их поразила полезность наук и искусств; их предрассудки ослабели, а кругозор расширился; новые идеи возникли в их умах; они почувствовали разницу между ними и другими народами. Многие образовавшиеся монашеско-воинские союзы, в особенности Тамплиеры, в посвящении получили теософические знания, принесенные ими в Европу. Произошло нечто подобное слиянию знаний. Науки, идущие с Востока, смешивались с науками, вышедшими из Испании, обоюдно оплодотворяя друг друга.

В дальнейшем я вернусь к большей части этих вещей, которым требуется более углубленное исследование.

Но это неудержимое и пронесшееся движение испугало Азию. Эта ужасная Европейская воля нуждалась в противовесе. Вызванная ею эпидемия стала таковой, что видели вдову короля Венгрии, взявшую крест и отправившуюся в путь во главе группы женщин; и несколько тысяч детей пошли в Палестину, ведомые бесноватыми учителями. Появилось и противоположное движение.

 Вождь татарской орды, именуемый Темучином (Temugin), вероятно призванный Судьбой для завоевания Мира (42), собрал главных татарских Ханов (Kanh; Канхов) на некий Совет, называемыйКурултаем (Cour-Ilte) и, объявив им о своем призвании, предложил им последовать за ним. Большое число этих Ханов его одобрило, он, взяв себе имя Великого Царя Ченгиз-Хана (de Gengis-Kanh), встал на путь осуществления этих предназначений. Его успехи превысили все его ожидания. Меньше чем за двадцать лет он уже завоевал пространство более восьмиста лье с востока на запад и более тысячи лье с юга на север. Преемники Ченигиз-Хана расширили его завоевания, продвинув их от Китая с восточных рубежей вплоть до центра Европы в Венгрии и Богемии. Отброшенные отовсюду христиане тогда обратили на себя самих пламя, которое они разожгли. Более не в состоянии предпринимать Крестовые походы против тех, кого они называли Неверными, они напали и стали калечить себя самих. Они подняли крест против тех, кому дали имя Еретиков, не беспокоясь с какой стороны была ересь. Известно, как честолюбивый фанатик Симон де Монфор

(Simon de Montfort) под предлогом покорения Альбигойцев во главе более полумиллионного войска опустошил юг Франции, бывший в ту пору родиной изящной словесности и искусств, задушив в колыбели Окситанских муз (43).

 Буря, потрясшая Азию в правление Ченгиза и его наследников едва стихла, как христианские князья попытались возобновить политические и религиозные походы против Мусульман, но волевое движение прекратилось. Эти князья, предоставленные собственным судьбам, были повсеместно отброшены; и в довершение зол чудовищная болезнь косила их войско. Один из лучших королей, когда либо владевших Францией, Людовик Святой, к несчастью втянутый в круговорот своего столетия, заразился в Африке от смертельных миазмов, поддавшись эпидемии, и умер, исполненный как благочестия, так и отваги. Его прах был развеян (44).

 Эти новые нападения Европы вызвали новые противодействия Азии. Оттоманская империя, основанная в Вифинии в конце тринадцатого века, молчаливо возросла, обретя страшные силы. Она неожиданно возникла на мировой сцене, идя по пути завоеваний. Мгновенно она вторглась в Сирию и вскоре уже угрожает Европе. Понапрасну ошеломленные христиане объявляют новый Крестовый поход. Время для него было упущено. Амурат переправляется через пролив и овладевает Андрианополем. Его сын Баязет одерживает верх в знаменитой битве при Никополе против короля Венгрии Сигизмунда, в которой гибнет элита французского дворянства под командованием графа де Невера (comte de Nevers). При преемниках этих султанов Греческая империя дробится, все более сжимаясь, и уменьшается до единственного града Константинополя, попавшего, наконец, во власть Магомета II к середине пятнадцатого века. Захват этого города положил конец Восточной Европе, отдав Туркам самый прекрасный и один из сильнейших форпостов Западного Мира. Именно там, что есть страшного вИсламизме и мощного в Судьбе, установили свой престол, дабы надзирать за этой неукротимой страной, подавляя пылкость ее устремлений. Именно в Константинополе теперь находятся ключи от Азии и завязан новый Гордиев узел, который единственно и утверждает ее господство. И нет никакой вселенской монархии вне этих стен - там, где Мемфис и Мекка, Рим и Иерусалим соединили силу своих судеб. Притязавшие на Вселенскую империю завоеватели, не знавшие о том, что я раскрыл здесь в прямых выражениях, не знали историю Мира; они целиком не ведали о ходе трех великих Сил, управляющих Мирозданием, понадеявшись на случайность или на свою звезду, то есть на то, что им не принадлежало.

Со времени, когда возникла эта твердыня, Испания стала свободной. Судьба, которая в ней уже не нуждалась, отступила, и король Фердинанд смог покрыть себя бессмертной славой, одержав над Маврами легкую победу. Сарацины были вынуждены вновь перейти море, распространившись по Африке, и изгнанные, малое время спустя, Евреи унесли в своем лице большую часть населения и богатств этого королевства.