ГЛАВА III.

Беглый исторический и политический взгляд на главные

нации Европы. Испания.

 Так, после нескольких столетий глубокого невежества и ничтожества, европейская цивилизация остановилась на краю пропасти, благодаря двум сильным установлениям, феодальному строю и христианскому культу, воспряла от своей летаргии и возобновила свое восходящее движение. С одиннадцатого и до пятнадцатого столетия оно обрело такую стремительность и столь развернуло свои потрясающие силы, что встревоженная Азия должна была принять меры предосторожности против нее. Это и осуществилось через нашествие на Испанию, а также в захвате и оккупации Константинополя.

Встал вопрос, какая же сторона возьмет верх над Человеческой волей в данном раскладе вещей, захочет ли Воля признать Могущество Провидения или Силу Судьбы. Уже по причине ослабления феодального строя образовалось несколько больших королевств, народы которых, соперники в силе и славе, стремились овладеть господством. Все они оказались более или менее известными; все они продвинулись вперед в своем положении. На первом месте стояла тогда Испания; затем шли Франция и Англия, Италия и Германия. Польша и Северные государства, Швеция и Дания, были совсем не в состоянии притязать на их места, а Россия была неизвестна.

Окинем быстрым взглядом каждое из этих государств, увидев, каковы могли быть их чаяния.

 Захваченная Готами Испания подверглась общей судьбе со всеми частями Римской империи. Попав под железную руку этих варваров, они ее не пощадили, как и все остальное. К счастью, их иго не продолжалось весьма долго. Африканские Сарацины, призванные графом Юлианом, завоевали Испанию в начале восьмого века, принеся сюда вместе с арабскими науками и искусствами много полезных знаний. Значит, это королевство постигла более счастливая судьба, в отличии от других держав, и когда оно достигло восстановления своей независимости, то с полным основанием оказалось во главе европейской цивилизации; однако, это, с одной стороны, благоприятное положение, привело, с другой, к некоторым серьезным проблемам. Изменения в Испании не произошли неожиданно; победы над Маврами, наоборот, имели место в разные времена и при разных военачальниках. Поначалу король Пелагий, пребывавший в Астурийских горах, собрал вокруг себя некоторых отважных и отказавшихся подчиниться Мусульманам Христиан, образовавших под его руководством небольшое государство, существовавшее благодаря рельефу местностии бедности края, где укрывался король. Это использовавшее благоприятные обстоятельства государство незаметно увеличивалось. Распри, внезапно разгоревшиеся между Маврами, побудили отдельные города сбросить их иго. Когда в конце одиннадцатого века в Европе возобновилось восходящее движение, в Испании было двадцать королей, как христианских, так имусульманских, независимых друг от друга, не считая значительного числа рыцарей, почитавшихся одинаково суверенными, на конях, вооруженных до зубов и сопровождаемых несколькими оруженосцами, предлагавшими свои услуги тому из них, кто лучше заплатит (49).

Победы на Сарацинами не могло произойти без помощи испанского народа, который никогда бы не изгнал от себя этих чужеземцев, если бы не обнаружилось, что феодальная система приняла в Испании особенный характер, напоминающий определенным образом демократию. Больше нигде королевское превосходство не заключалось в столь узких границах, больше нигде дворянство не выказывало столь гордыни, а городские жители независимости; именно в Испании впервые увидели народ,

освящающий мятеж, как законное право и как сам долг расторгнуть свою присягу, сместив самодержцев и даже возбудив против них судебный процесс. Это ужасное злоупотребление народной силы было названо привилегией Союза (le privilege de l'Union), войдя в часть законных обычаев Арагонского королевства. В этом государстве долгое время выборные короли носили только пустой титул; реальное же осуществление суверенитета возлагалось на Кортесы, род парламентского собрания, без дозволения которого король не мог ни обложить налогом, ни объявить войну, ни заключить мир, ни отчеканить монету. Но поскольку толиких преград никак не доставало, чтобы остановить его узурпации, то еще решили установить над ним вид надзирателя, обязанность которого напоминала обязанности Эфоров или народных Трибунов. Им являлся Толкователь законов, Великий Поборник Справедливости, называвшийся Юстизой (Justiza), могший затребовать счета всех магистратов и самого короля, все действия которого онконтролировал (50).

Дальше труднее было ограничивать королевскую власть. Не лучше ли тогда совсем не иметь королей, ведь как надеяться, что принц, наделенный некоторой силой характера, мог бы сносить подобные путы? Терпевший их князь был бы неспособным для правления; и государство бы страдало от его неумения; проявлявший же монаршью добродетель пытался от них избавиться, и государство становилось добычей революций (51). Главным образом на примере Испании видно, как Человеческая воля увеличивала свои усилия: в этой стране она стремилась установить средоточие безграничной свободы, если бы Провидение, определив миссию Магомета, не снабдило Судьбу весьма сильным оружием, дабы сему противостоять.

 Королевства Кастилии, Валенсии и Каталонии, хотя и выставляли в своих конституциях менее демократические формы, чем в конституции Арагона, ничем не являлись более привлекательными для государственности - в них одинаково существовало собрание Кортесов со всеми своими прерогативами. Дворянство обладало здесь самыми лучшими земельными участками, с большой высоты подчеркивая привилегию своей касты. Нетерпимые к порядку племена, исполненные чувством собственных сил, когда были развязаны постоянные войны против Мавров, проявляли дух неповиновения. В общем, Испании не хватало единства; и даже после полного изгнания Мавров и объединения всех королевств в одно, благодаря женитьбе Фердинанда и Изабеллы, их плохо сложенные разрозненные части никак не образовывали одного целого. Именно из-за этого недостатка сплоченности, в чем мало преимуществ, испанская нация, хоть и обрела толк от знаний, принесенных Арабами, но от скороспелости своего образования и упоения бесплодной гордыней, погубившей ее,оказалась далеко от цели, которую могла бы достичь.

 Многие кастильские короли тщетно пытались расширить королевскую прерогативу за счет привилегий дворянства и общинных свобод, но Фердинанд оказался единственным, кто смог это плодотворно сделать, когда, объединив два скипетра в одной руке, он стал облеченным достаточно сильной властью, чтобы не опасаться никакого соперника среди своих вассалов, а также обрел весьма громкую славу, чтобы вызвать уважение у своего народа. Командуя победоносным воинством, он сумел ловко повернуть его силы против беспокоившей его феодальной аристократии. Он поразил ее в своих опорах - рыцарстве и Кортесах - настолько ослабив влияние феодального сословия, что, лишенное власти и значения, оно исчезло целиком.

Испанская аристократия была повержена, но король, избежав одной крайности, попал в другую: он ударился в демократию, поначалу послушную, но с избытком требующую всех своих свобод, вплоть до свободы творить мятеж всегда, когда бы это ей не заблагорассудилось и с того момента, как она бы обрела слабого и убоявшегося ее князя. Фердинанд это ясно осознавал и, стремясь избежать подобного препятствия, имел несчастие прибегнуть к самому худшему из всего - религиозному террору. Фердинанд не являлся по-настоящему верующим; и как он мог им быть, когда понтификальный престол занимал под именем папы Александра VI Борджиа? Фердинанд рассматривал религии только в качестве политических установлений, которые могли обслуживать правительства, в зависимости от их позиций и интересов. Провидение было для него Судьбой, а Судьба - силой или людским полномочием. Альбигойский Крестовый поход породил чудовищный Инквизиционный трибунал; испанский монарх видел в этом трибунале необходимый для себя инструмент и взял его, не тревожась о странном заблуждении, в коем оказался повинен. Поначалу Арагонцы, ужаснувшись от вида представившегося им призрака, схватились за оружие, противопоставив все свои силы инквизиторскому учреждению, убив даже его главу; однако, всемогущественные тогда в руках Фердинанда вооруженные силы вскоре усмирили мятежников, и они, сражавшиеся во имя неба, наконец, должны были подчиниться. Нельзя никогда удачно бороться с явными последствиями принципа, который обязан чтиться.

После своей победы Фердинанд принял от папы Александра VI имя Католика, хотя больше заслужил звание деспота. Оскорбленное Провидение тогда удалилось из Испании; и Человеческая воля, страшно зажатая Судьбой, искала вырваться наружу тем способом, о котором я расскажу дальше.