ГЛАВА IV.

О первом разделе земли и территориальной

собственности.

МЕЖДУ ТЕМ, Друиды, всегда послушные прорицаниям Волюспы и покорные решениям Священной коллегии, продолжили свое деление. Они предоставили воинам общую собственность на обширные пространства земли, а рабочим частную собственность на малые пространства в большом количестве. Подобно тому, чем владели десять или сто семейств Фольков, принадлежало сполна одной семье Лейтов, которые не были обязаны трудиться на земле и заниматься иным ремеслом, кроме военного, пользуясь определенной частью доходов, полученных трудом и промыслами мелких собственников, принужденных обрабатывать большую земельную собственность Лейтов.

Как несколько мелких хозяйств образовывали большое хозяйство, так несколько больших хозяйств образовывали огромное хозяйство. Объединившись между собой, мелкие и большие хозяйства составляли и вовсе громадное хозяйство. Так, если первый воин, господствовавший над несколькими рабочими, брал титул барона, то второй становился высоким бароном (haut-baron), а третий - весьма высоким бароном (tres haut-baron). Король обладал господством над всеми баронами и пользовался почетным правом универсальной собственности. То есть предполагалось, что все земли принадлежат ему, а крупные и мелкие собственники признавали, данные королем соответствующие им права. Судьба свободных земель зависела от него, которые он раздавал новым семействам по мере их образования, распоряжаясь имениями, ставшими свободными из-за угасания древних фамилий. Кроме того, ему принадлежало очень обширное владение, доходы от которого предназначались его короне.

Казалось, в самом начале этого законодательства Друидам, на правах собственности, принадлежали лишь святилища, где они жили вместе с женами и детьми. Их главным доходом была определенного рода десятина, налагаемая на все государственное имущество, но дары, которые им жаловались с течением времени, сделали их собственниками огромного количества земель вокруг самих святилищ, сосредоточив в руках друидов несметные сокровища.

 В соответствии с этим быстрым очерком, видно, что территориальная собственность являлась изначально тройственной природы, иными словами, инстинктивной, душевной и интеллектуальной. Те, которые воображали, будто человеку для обладания достаточно первому огородить земельный участок, сказав, что это - мое, совершали грубейшую ошибку. Реальное владение человека, его инстинктивное владение, не выходит за пределы его труда. Земля принадлежит всем, или не принадлежит никому. Для того, чтобы подтвердить собственность необходимо провиденциальное дарование (провиденциальная концессия). И это дарование может быть лишь следствием теократического законодательства. Провидение не проявляется немедленно, оно не придет ни к кому диктовать для людей свои законы, оно всегда нуждалось в человеческом средстве, чтобы сделать понятной свою волю. Именно тогда возникает это средство, когда запускается теократическое законодательство.

 Данное законодательство, как я о нем говорил, началось у Кельтов в установленную для этого эпоху. Оно придало силу, существовавшее тогда единое могущество двум другим силам, предназначенным служить обоюдной опорой, - закону гражданскому и закону религиозному. Воинский начальник, занимавший ведущее положение, должен был уступить свое место королю и суверенному понтифику, двум новым вождям, учрежденным, чтобы стать выше его. Король одним фактом своей коронации объявлялся временным представителем Провидения и, следовательно, универсальным собственником земли. Исходя из своего качества универсального собственника, он был вправе создавать общих собственников, которые, в свою очередь, устанавливали частных собственников. Все было в точности так. Но поскольку Провидение, временно представляемое королем, сохраняло свое духовное действие, в которое облекался суверенный Понтифик, получалось, что король обязан за свою универсальную собственность почитать суверенного Понтифика, чьим голосом провозглашалось его право. И на полном основании суверенный Понтифик требовал законности всех производств, как от короля, так и от духовного сословия.

 Если хочется уделить внимание законам, особенно же их применению, что связано с правом территориальной собственности, несмотря на бесконечное число революций, театром которых была Европа, станет видно: применение их ведет к доказательству выдвинутого мной положения, а именно - право первоначально являлось, лишь концессией (дарованием).

Впрочем, не стоит смешивать сказанное мной о территориальной собственности с тем, что я говорил в другом месте о промышленной собственности. Эти две собственности в юридическом смысле совсем не походят друг на друга. Промышленная собственность образует естественное право, присущее человеку, необходимость, из которой Социальное состояние черпает свой принцип. В то время, как территориальная собственность, наоборот, покоится на сверхъестественной концессии (даровании), чуждой человеку, имевшей место лишь после того, как Социальное состояние уже давно было установлено. Здесь нет нужды в законе, как я говорил, дабы учредить право промышленной собственности, поскольку каждый инстинктивно ощущает, что продукт человеческого труда принадлежит человеку в той же мере, как и его тело. Но лишь вследствие закона и очень сильного закона право территориальной собственности может быть принято. Ибо инстинкт отвергает существование подобного права, и оно никогда бы не имело места, если бы разум, в котором оно имеет свой принцип, не решился его благословить. Вот видим возмущенных людей, воля которых заключена в инстинкте, неистово поднимающихся против исключительного владения землей и всегда вопрошающих: почему большая часть народа, вообще, лишена земли. Единственный ответ этим людям будет: потому что таковой явилась воля Провидения. И все же, не претендуя осветить пути Провидения дерзновенным огнем, можно указать мотивы подобной воли. Эти мотивы явно способствуют подъему и расцвету социального строения, никогда недосягаемые без них.