Известно, что в семейных кругах Императора Павла Петровича ходили разговоры о вероятном принятии им католичества. Пока это остается недоказанным фактом. То, что русский Император хорошо относился к католикам — общеизвестно, это также тема специального исследования, но нам кажется, что происшедшие события следует рассматривать и в следующем аспекте.

Большая группа рыцарей Ордена, собравшись на то историческое заседание Великого Приорства Российского и будучи недовольна действиями и поведением Великого магистра фон Гомпеша, провозгласила Императора Павла Великим магистром Ордена. Почти все европейские правители это решение приняли и одобрили, никто из них не протестовал. Папа, тяжело больной, почти парализованный, публично не высказался ни за, ни против. Ситуация требовала как можно скорее решать проблему, по сути, выживания Ордена, его дальнейшего существования. Павел I решил ее так, как ему подсказывала его христианская совесть. Император Павел I не был "узурпатором". В то время он был единственным, кто протянул руку помощи погибающему католическому Ордену. Что поделаешь, если рука эта принадлежала не КАТОЛИКУ, а ПРАВОСЛАВНОМУ.

Так можно ли обвинять за это Русского Императора? Мы полагаем, что нельзя!

Тем более, что на протяжении XIX в. римско-католический Мальтийский Орден признал в качестве своих равноправных "ветвей" уклонившийся в лютеранство "Прусский Королевский Орден иоаннитов" ("Бранденбургский бальяж") и британский протестантский "Достопочтеннейший Орден Госпиталя Святого Иоанна (Джона)", а в ХХ в. – протестантские "Ордены иоаннитов" в Швеции и Нидерландах, невзирая на то, что уставными главами всех этих некатолических Орденов являются отнюдь не римский папа, а местные венценосцы не католического вероисповедания! Увы – вновь и вновь, в самых разных областях приходится сталкиваться с применением людьми Запада "двойных стандартов" в отношении всего, что связано с Россией. . .

Считаем совершенно уместным привести здесь справедливое мнение старейшего историка Мальтийского Ордена, графа Мишеля де Пьерредона, из его книги “Политическая история Суверенного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского”:

“Мы должны от всего сердца воздать дань благодарности той роли, какую сыграл Император в то время, когда он держал под контролем большую часть Ордена, не открыв кредита для его памяти, которая имеет точное определение. И хотя его избрание произошло не по всем правилам, статутам и законам Ордена, оно было безоговорочно признано. С позиций самого Ордена, следует сказать по правде, что, после падения Мальты, Орден нашел пристанище в Санкт-Петербурге вместе с уцелевшими членами Ордена и вне всякого сомнения благодаря этому Орден избежал полного уничтожения. И за это Орден обязан ему благодарностью”.

Даже если признать, что Павел I был 72-м Великим магистром Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского "ДЕ ФАКТО", то, что он сделал для утверждения Ордена иоаннитов в России, для его дальнейшего процветания в мире, не способен был сделать в то время никто. Естественно, что такие решительные действия русского Государя не остались не замеченными его врагами. Конец не заставил себя долго ждать.

События в Европе в последние месяцы XVIII и первые месяцы нового XIX века резко изменили привычную, или, точнее, устоявшуюся расстановку политических сил. Военный переворот, совершенный Наполеоном Бонапартом 18 брюмера 1799 г. , подвел черту под периодом Французской Революции. Потоки крови, залившие Францию, бездарное правительство Директории, обессиленная республика, царство воров. . . вот что досталось в наследство первому консулу. И он прекрасно понимал, что войну против всей Европы продолжать больше не было сил. Мир, только мир, любой ценой. Уже 25 декабря были отправлены послания Англии и Австрии с предложениями начать мирные переговоры.

Но. . . Бонапарт не был бы Бонапартом, если бы одновременно не готовил втайне войска. Подготовка к войне шла полным ходом и уже летом 1800 г. произошло знаменитое сражение при Маренго. Побежденная французами Австрия запросила мира, который и был заключен в феврале 1801 г.

Но еще раньше перед Наполеоном не раз вставал вопрос о поисках союзника Франции в ее борьбе с Англией. К этому времени престиж России на международной арене небывало возрос, причиной чему были блестящие победы Суворова в Италии. И первым, кто понял значение России в мировой политике, был Бонапарт. В январе 1800 г. он заявил: “Франция может иметь союзницей только Россию!”. В это же время он писал Талейрану: “Мы не требуем от прусского короля ни армии, ни союза, мы просим его оказать лишь одну услугу — примирить нас с Россией. . . ”

Наполеон Бонапарт тогда еще, по-видимому, не знал, что Павел I в то же самое время приходил к сходным мыслям. На донесении от 28 января 1800 года Крюденера, русского посланника в Берлине, сообщавшего о французском зондаже, Павел собственноручно написал: “Что касается сближения с Францией, то я бы ничего лучшего не желал, как видеть ее прибегающей ко мне, в особенности как противовесу Австрии. . . ”

И хотя здесь написано об Австрии, но Павел столь же болезненно относился к Англии, что не осталось тайной для английского посла Уитворта. “Император в полном смысле слова не в своем уме” — писал он. И хотя, как отметил А. З. Манфред, в поведении российского самодержца “было действительно немало удивительных поступков и черт, вызвавших смущение, страх и даже ужас его современников, но в рассматриваемом вопросе император как раз проявил здравый смысл. Он обнаружил так много здравого смысла, что даже потребовал от английского правительства отозвать Уитворта. . . ”

Правда, высказанные в начале года пожелания о сближении с Францией на какое-то время остались висеть в воздухе. Вице-канцлер граф Н. П. Панин, имевший большое влияние на императора, считал, что сотрудничество возможно только с “законной” династией.

Однако события 1800 г. заставили Павла по-новому отнестись к молодому правителю. Разгром Австрии, установление порядка и законности во Франции, способствует изменению позиций русского императора. “Он делает дела, и с ним можно иметь дело”, — говорит он о Наполеоне.

Видимо, прав был министр полиции французской Первой Империи Рене Савари, один из самых близких к Наполеону людей, утверждавший, что Павел, объявивший войну анархистской власти, не имел больше основания вести ее против правительства, провозгласившего уважение к порядку”.

“После длительных колебаний, — пишет академик Манфред, — Павел приходит к заключению, что государственный стратегические интересы России должны быть поставлены выше отвлеченных принципов легитимизма”. Начинаются поиски путей сближения, которые две великие державы ищут одновременно.

Уже в декабре 1800 г. Павел I обращается с посланием к Бонапарту и это свидетельствует, что фактически устанавливаются мирные отношения между двумя великими державами, в условиях формально не прекращенной войны.

12 января 1801 г. атаман Войска Донского Орлов, кавалер Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, получил от Императора (и в то же время – своего Гроссмейстера!) приказ “через Бухарию и Хиву выступить на реку Индус”. 30 тысяч казаков с артиллерией пересекают Волгу и идут через Казахстан (или, как тогда говорили, "земли Киргиз-Кайсацкия Орды").

Мы помним, как еще недавно в учебниках по истории можно было прочесть об этом как об очередном “безумстве” русского Императора. Кому-то было очень выгодно его таким представлять. На самом же деле план этого похода был согласован с Наполеоном и в его основу были положены совместные действия русского и французского корпусов. Командиром этой объединенной армии был назначен, по просьбе Павла I, наполеоновский генерал Массена (будущий маршал), его корпус должен был через Черное море соединиться с 35-тысячной русской армией в Астрахани.

Император был уверен в успешном завершении плана разгрома Англии в Индии. И хотя план этот хранился в глубокой тайне, англичане узнали о нем. Это привело с одной стороны к падению 2 февраля 1801 г. правительства Питта, а с другой стороны ускорило решение об устранении Русского Императора.

Вся Европа находилась в тревожном ожидании. . .

Весть пришла оттуда, откуда ее ожидали меньше всего. Известно, что, узнав о том, что Император Павел мертв, Наполеон пришел в неописуемую ярость. Он не сомневался том, что убийсьтво российского Самодержца - дело рук коварных англичан. "Они промахнулись по мне 3 нивоза (дата неудачного покушения роялистов на Бонапарта в Париже при помощи "адской машины" на колесах – В. А. ), но попали в меня в Петербурге!", — воскликнул Бонапарт.

Англия была в очередной раз спасена, но и история Европы пошла по другому пути. Совершенно справедливо утверждение известного российского историка В. О. Ключевского: "Этому царствованию принадлежит самый блестящий выход России на европейской сцене". Никогда еще Россия не имела такого авторитета и могущества на международной сцене, как это произошло в период кратковременного царствования, умного, проницательного, настойчивого Императора, каким был Павел I.

После злодейского убийства Павла I в марте 1801 г. , явившегося следствием инспирированного английский спецслужюой придворного заговора, связи между Суверенным Орденом и Российской Империей вступили в новую фазу. Сын убиенного монарха, новый Император Александр I, в своем Манифесте от 16/28 марта 1801 г. , объявил, что берет Орден под свою "Императорскую протекцию".

В этом же Манифесте бальи Салтыкову вменялось в обязанность "продолжать выполнять его функции в качестве Лейтенанта Великого магистра во всей полноте власти. С Нашего разрешения столица Империи должна быть признана местопребыванием Суверенного Ордена Иоанна Иерусалимского на все то время доколе обстоятельства будут позволять Великому Магистру действовать. Пока в качестве Протектора Мы повелеваем, чтобы Священный Совет продолжал управлять Орденом и информировал бы от Нашего имени относительно этого решения все языки и все Приории, и чтобы этот Совет предложил приориям и языкам, чтобы они, исходя из собственных интересов продолжали бы подчиняться в соответствии с решениями этого Совета".

В своем Манифесте Александр I также заверил, что "все Великие Приорства, Российское и Католическое, находящиеся в Нашей Империи имеют своего магистра и свою особую Конституцию и могут свободно распоряжаться всей их собственностью, привилегиями и управлением, которые были им гарантированы", он также выразил пожелание "чтобы с Нашей стороны они были управляемы через посредство Лейтенанта Высоких Степеней, Нашего Полевого Маршала Бальи Графа Николая Салтыкова".

Манифест заканчивался знаменательными словами: "Как только с согласия других дворов место пребывания будет утверждено и названо и будет созван съезд Генерального Капитула Державного Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, первым Нашим усилием в качестве Протектора будет участие в процедуре избрания Великого магистра, достойного возглавить Орден и восстановить его в его истинном состоянии".

Какое-то время штаб-квартира Ордена Святого Иоанна оставалась в Санкт-Петербурге. На двух собраниях мальтийских рыцарей председательствовал православный граф Салтыков, назначенный Александром I Лейтенантом Великого магистра. Император Александр I, оставаясь Протектором Ордена, становился как бы над Орденом, не вмешиваясь в деятельность Лейтенанта и Священного Совета, ибо желал, чтобы преемник Павла I на посту Великого магистра Мальтийского Ордена был избран, согласно орденскому Уставу, Главным Капитулом. Однако собрать Капитул для этих целей было невозможно в связи с напряженной военной обстановкой в тогдашней Европе. Созвали Священный Совет, заседание которого открылось 1 августа 1801 г. в Санкт-Петербурге. Совет издал декрет, в котором содержались предложения касательно избрания нового Великого магистра Ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

Между тем мировая политика вновь властно вмешалась в дела Мальтийского Ордена. Вторая антифранцузская коалиция закончила свое существование подписанием мира между Францией и Англией в Амьене 25 марта 1802 г. В дополнительных условиях договора было специально оговорено, что остров Мальта должен быть возвращен Ордену Святого Иоанна, и что он не должен принадлежать Англии или французскому "лангу" ("языку"). Было оговорено, что новый Великий магистр должен быть избран Генеральным Капитулом, на Мальте. Позднее, под дипломатическим давлением России, был утвержден план, согласно которому Суверенному Понтифику (папе римскиому) предоставлялось право выбора одного из кандидатов в Гроссмейстеры, избранных орденскими приориями.

Чтобы как-то смягчить незаконные, согласно Конституции Ордена, действия Императора Павла, принятое решение было признано единственно правильным и законным. Это осознавали все, что давало возможность и Папе поставить свою подпись, не рискуя при этом навлечь на себя обвинение в непризнании законной силы решений орденского Совета в Петербурге.

Итак, папа римский Пий VII согласился на то, чтобы Великие приоры сообщили бы ему лично свои мнения, после чего был готов принять окончательное решение о выборе Великого магистра.

16 сентября 1802 г. папа Пий VII поставил оттиск своего перстня на красном воске, скреплявшем папское бреве, которым он назначал на пост Великого магистра Державного Ордена бальи Бартоломео Русполи.

Однако бальи Руспольи прислал папе свой нотариально заверенный отказ от должности Великого магистра Державного Ордена. И дело вновь зашло в тупик.

В то же время оба Великие Российские приорства Державного Ордена представили четырех кандидатов, среди которых был и бальи Джованни (Джан) Баттиста ди Томмази — рыцарь итальянского "ланга" и, кстати, один из немногих мальтийских кавалеров, с оружием в руках защищавших Мальту от французских захватчиков в 1798 г. Наконец, папа сделал свой выбор, провозгласив ди Томмази Великим магистром.

Священный Совет Державного Ордена признал это избрание законным и постановил отправить ди Томмази регалии Великого магистра и общеорденские архивы, на что было получено соответствующее разрешение Императора Александра I. 21 августа 1803 г. орденские архивы, присланные фон Гомпешем в Петербург, часть архивов Великого приорства Российского, корона Великого магистра, “кинжал веры” и большая орденская печать были доставлены в Мессину на Сицилии, где в то время пребывал ди Томмази.

После смерти ди Томмази в 1805 г. рыцари Ордена Святого Иоанна избрали своим Великим магистром князя ди Караччиоло, но папа не признал его полномочий и назначил по собственному выбору Лейтенанта (или поручика, т. е. заместителя) Великого Магистра. В течение ряда лет у Мальтийского Ордена не было Великих магистров, и он управлялся Лейтенантами Великого магистра, или, точнее, Лейтенантами Великого магистрата (Ведомства Великого магистра) назначаемыми по выбору и воле римских пап. Именно с этого времени Мальтийский Орден стал "державным" (или "суверенным") только по названию, на деле попадая во все большую зависимость от папского престола. Несмотря на все попытки бальи князя де Рогана, Великого приора Аквитании, и представителей других орденских "языков", решить эту проблему никак не удавалось.

Однако беды Ордена на этом не закончились. Еще в 1802 г. в Испании король Карл IV Бурбон упразднил четыре тамошние приората Мальтийского Ордена с конфискацией всего орденского имущества, и учредил вместо них свой собственный "карманный" Орден "Сан-Хуан (Святого Иоанна)", подчиненный всецело испанской короне. В 1806-1808 гг. были ликвидированы семь Великих приорств Мальтийского Ордена в Германии и Италии: Венецианское, Ломбардское, Германское, Римское, Барлеттское и Баварское. Все они, вместе с российскими Великими приорствами, дотоле составляли Англо-Баварско-Российский "язык» Мальтийского Ордена. Были также ликвидированы мальтийские приорства на Сицилии - в Мессине (1825 г. ) и в Португалии - в Крату (1834 г. ).

Неаполитанскрму королю так не терпелось присвоить себе орденские владения, что он распорядился удалить герб Мальтийского Ордена с фасада орденского посольства в Неаполе, не дожидаясь, пока орденский полномочный министр (посол) покинет особняк.