ГЛАВА X.

Упразднение Иезуитов. Духовная обстановка в эпоху

Французской революции. Возвышение Бонапарта.

Заметьте это исключительное совпадение. В момент, когда первые симптомы революции проявились в Америке и когда Воля, готовая взорваться в Европе, создала здесь в скептической и политической философии своих сильных защитников, Судьба потеряла на континенте свои самые крепкие опоры. Иезуитов больше не существовало. Это грозное, но подточенное движением века учреждение обрушилось почти без сопротивления. Иезуитский орден - одно из великих феноменов, появлявшихся на религиозном и политическом горизонте, и на него почти не обращалось внимания. Да и кто ему верил! Парламент Франции выступил против него. Франция, Испания, Португалия, Папа! Сам Папа Римский упразднил иезуитов. Казалось, что проявившееся волевое действие увлекло в своем водовороте даже Судьбу, вынудив ее следовать магическому импульсу, что Воля сообщила всему. Возможно, никогда это действие не разворачивалось с подобной энергией. Настоящее исступление овладело умами. Если религия находила еще убежище в головах некоторых священников, ей приписывали слабость и ослепление. Парламенты испытывали стыд, выказав себя по-роялистски. Считалось хорошим тоном, чтобы они во всем были оппозиционны двору. Даже само дворянство потешалось над сотворившими его предрассудками. Исполненный юношеского самомнения кабинет министров, надеясь еще повелевать общественным мнением, когда мнение уже им повелевало, безумно кичился успехами в Америке, хотя эти самые успехи должны были его погубить. Наконец, не существовало больше ничего религиозного в религии и ничего по-настоящему роялистского в королевской власти. Когда вызванные рефлексией религиозное чувство и роялизм пожелали вновь появиться, то уже не было времени. Побежденная силой Воли необходимость Судьбы предоставила развиваться событиям с такой скоростью, что защитники трона и алтаря, находясь всегда позади обстоятельств, теперь возникли на арене лишь для того, чтобы быть уничтоженными.

Те же, кто стали свидетелями прискорбных событий и помнящие еще о том, с какой стремительностью они разворачивались, должны трепетать от ужаса. А разве хватало обычного времени, чтобы во все это без опаски поверить? Какой бы ни была сущность Судьбы, она не могла сопротивляться необузданному движению, увлекшему все вещи. Не имелось никакой достаточно сильной позиции, никакого вполне неотразимого последствия, никакого благоразумия и никакой весьма обширной предусмотрительности. Все сгибалось перед ужасной движущейся силой. Отсутствующее Провидение, непризнанное или скрытое, действовало только во вполне всеобщих законах, чтобы быть ощутимым в них. Судьбе не осталось ничего. Воля была всем. Проследим же теперь за ее развитием.

Едва в Версале в начале мая 1789 года собрались Генеральные штаты, как, начиная с мая и июня, депутаты коммун, тогда называвшиеся Третьим Сословием, взяли верх над дворянством и духовенством. Желавшая им противостоять в Генеральных штатах королевская власть только сообщила потоку большую стремительность и, отвергнув знаменитую декларацию Прав Человека, являвшуюся копией подобной американской декларации, вызвала вооруженное восстание, которое разразилось в июле месяце. Поднялся Париж, быстро овладев замком Бастиллия, а комендант замка был убит (113). В это время убивают многих народных судей, хотевших воспротивиться смуте. Франция подражает Парижу. По призыву Мирабо она ощетинивается национальной гвардией. Со всех сторон вооружаются. Три миллиона солдат вырастают из земли, подобно воинам Кадмуса (de Cadmus; Кадма - прим. пер.), чтобы уничтожить друг друга. В августе месяце, сокрушив трон, устранили и слабую королевскую преграду. Дворянство терзает само себя, топча ногами свои титулы. Ужаснувшись от бездны, в которую оно брошено, Национальное собрание хочет вернуться на свои прежние пути, постановив о неприкосновенности личности Короля. Эта неприкосновенность была нарушена 6 октября. Толпа неистовых женщин наводняет Версальский дворец. Ведущие их бандиты убивают охрану и заносят свои обагренные кровью руки над Монархом и его семейством. Его отправляют в Париж, заставляют утвердить акты, унижающие трон и сокрушающие алтарь. Король имеет слабость их подписать. Перед концом года имущество духовенства объявляется собственностью народа, и сама нация, насытившись от массы бумажных денег, возросшей в чудовищной прогрессии, что упраздняет удачливость рук, вызывает потрясение, подобное тому, которое она уже испытала от системы Лоу, но более радикальное и обширное.

 1790 год начинается с учреждения знаменитого Якобинского клуба и преследования духовенства, отказавшегося принять присягу на новой, непризнанной Папой конституции. С одной стороны, лишают Судьбу ее последних средств, а с другой - дают свободе Воли неограниченнное поле действия. Эта Воля торжествует в федерации 14 июля. Более четырехсот тысяч Французов, собравшись в Париж со всех концов Франции, связывают себя единой присягой. Этот день стал великим в своем непостижимом ничтожестве! Если бы в нем присутствовало Провидение, то уверен, что ничего во Вселенной с ним не сравнилось бы по великолепию. В 1791 году преследования против непокорных священников приняли большую силу; дворянство эмигрирует; иностранные государства начинают обращать внимание на Францию и кажутся обеспокоенными последствиями развернувшейся здесь борьбы. А последствия были несомненными. Всемогущественное для общественного мнения Национальное собрание заявляет о том, что ему одному принадлежит право своего созыва, и Король не имеет права его распускать. Король, у которого этот акт вырывает из рук корону, убегая, пытается, но весьма поздно, ее сохранить; ему оставляют королевство перед его отъездом; монарха торжественно возвращают в Париж, где, как видно,принуждают принять тень власти, которую соглашаются ему оставить по конституции, мнившейся бессмертной ее создателям, но которая не просуществовала и десяти месяцев.

 Престол рушится 10 августа 1792 года; он рушится, по-видимому, под ударами горстки заговорщиков, но на самом деле из-за усилия Народной воли, которая, выплеснувшись наружу в оскорбительных манифестах, озлобляется, пылает мщением, призывает к войне и, не найдя совсем, что бы поскорее поразить, поражает все то, что попадает под ее удары, все то, что, как она полагает, находится на стороне ееврагов. От королевского дворца, который она обагрила кровью, она пускает гибельные орудия своих опустошений в тюрьмы, переполненные несчастными жертвами, и приказывает там их убивать. Наследующий законодательному собранию Национальный конвент провозглашает Республику на груде развалин, тогда как, невинная кровь еще дымится по всей Франции. Все то, что Провидение имеет святого и священного, а Судьба величественного и внушительного, истоптано ногами. Этот Конвент, политический колосс, бесформенное сборище наиболее противоположных элементов, со своих первых шагов оскорбляет духовенство, в лице суверенного Понтифика, которого он не признаёт (114), и королевскую власть, в лице своего собственного короля, которого он унижает. Забыв о том, что личность этого монарха была объявлена неприкосновенной еще не отмененным законом, Конвент осмеливается предать своим судьям несчастливого Людовика XVI, подвергнув его судебному допросу. Этот негодующий властелин не должен был признавать данное незаконное судилище; он должен был потребовать от него, в свою очередь, на каком основании мятежные подданные осмелились стать судьями своего Короля. Но он не имел никаких сил этого сделать и был осужден. Если бы Король поступил решительно и отверг своих судей, то Конвент, вероятно, мог бы выйти за пределы своих полномочий, но тогда его приговор стал бы убийством, и его последствия могли бы быть совсем иными. Людовика погубила его чудовищная снисходительность. Этот принц полностью вручил Судьбу во власть Воли. И тщетно все европейские самодержцы объединились в союз против Франции. Ничто больше не могло остановить опустошительный поток, сметающий последние плотины, вздымающий свои грозные волнынад всеми преградами, катящийся поверх всех голов, ибо его огромная масса заставила их пригнуться.

 Военная сила не значила ничего. Когда одна из трех великих сил Вселенной господствует над двумя другими, то нет никакого внешнего средства, чтобы остановить ее ход. Она прийдет в своем собственном движении к господству над миром и к господству над Вселенной в том случае, если в себе самой она не будет нести семя разрушения, которое остановит ее успехи. Это семя развивается более или менее, но всегда неотвратимо, благодаря следствию законов, исходящих от божественной Мудрости. Используемые Волей внешние силы все погибают; даже смерть немощна и не в сосоянии ничего сделать против Воли. Люди умирают, орудия меняют место, но движущая ими мысль остается бессмертной и неоспоримой. Имеются даже случаи, когда смерть есть сильнейший из проводников мысли. Если бы была возможность противостоять наметившемуся во Франции движению лишь силой оружия, то последующее разрушение явилось бы всеобщим; наводненные кровью Европа и вся Земля, испытав на протяжении нескольких столетий все те бедствия, которыеФранция пережила в течение нескольких месяцев, обрели бы, вместо обещанного ослепленной Волей золотого века, век полного уничтожения. Но для того, чтобы так случилось, было необходимым, чтобы Воля не разделялась, что являлось невозможным по причинам, о которых я говорил. Итак, она разделялась и столь быстро, что ее действие становилось все неистовее.

 Сначала Конвент разделился на две враждующие и столкнувшиеся между собой группы, - Жиронду и Гору. Жиронда принесена в жертву, и ее сторонники умирают на эшафоте. Тогда с 31 мая 1793 года началась чудовищная эпоха, названная царством террора. Робеспьер становится вождем. Внутри страны кровь течет реками; ужасающий голод пожирает ее население, и, тем не менее, Победа толкает вперед республиканский колосс. Разгорается всеобщая война. Европа опустошена самыми многочисленными армиями, которые она когда либо видела в своей истории. Одна французская армия превышает восемсот тысяч человек. Все уступает их натиску. Франция обретает великую славу, которая, к несчастью, лишена принципа и не может принести никакого результата. Уже разобщенный Конвент еще раз разделяется. Торжествующая в течение пятнадцати месяцев фракция Горы обрушивается на себя саму в том же 1794 году. Робеспьер со своими приспешниками погибает под ее обломками. После этой памятной эпохи 9 термидора колосс испытывает долгие конвульсии. В дни прериаля 1795 года новое разделение приводит к уничтожению якобинского клуба и упразднению революционного трибунала. Неистовство движения ощутимо уменьшается; заключаются несколько мирных договоров. До тогомомента бесформенное правительство принимает форму. Это - форма Карфагенской республики, которую Конвент считает за новое изобретение, лишив его, однако, отдельных вещей, в древности обладавших силой, среди которых - статуя Молоха и Нумидийское рабство. Народные законодатели, разделившись между собой, разделяют и народ. Париж выступает против них. Сорок восемь парижстких районов охвачены восстанием и бросают против Конвента для его уничтожения более пятидесяти тысяч человек. Тогда на мировой сцене появляется судьбоносный человек, одинаково наделенный мощной волей и непреклонной судьбой. Этот звавшийся Наполеоном Бонапартом человек спасает Конвент, погибший бы без него, и начинает в день 13 вендимиэра первое объединение Воли и Судьбы, произведя первое подчинение свободы необходимости.

 1796 год становится памятным, ибо видно, как сплетается этот крепкий узел; год одинаково знаменит, благодаря Итальянской кампании Бонапарта, в которой число и молниеносность побед изумляют Европу, пусть и привыкшую к французским триумфам. В 1797 году заключается мир со всеми властелинами континента. Продолжает пребывать в состоянии войны лишь Англия, чему суждено быть так, ибо она постоянно остается соперницей Франции и соревнующейся с ней, пытаясь достичь той же самой цели. Директория (как теперь называется республиканское правительство), состоящая из пяти директоров и законодательного собрания, разделенного на две Палаты, превратившись в средоточие волевого движения, продолжает следовать возможностям этого движения, и, разделившись во мнении, поражает саму себя, искалечившись и ослабнув 18 фруктидора. Ловкий Бонапартиспользует для себя с выгодой эту ошибку; и, видя, что невежественные политики не осознавали своего положения, считая плодом своих усилий то, что являлось лишь делом рук Бонапарта, принимает решение удалиться, отдав политиков во власть их же собственногоничтожества; он уходит с сорокатысячной армией в Египет, где совершает поначалу бесполезное завоевание (115) и, продолжив с переменным успехом войну в Африке и Азии, он вполне мог предвидеть свое возвращение во Францию. Ведь в стране царит беспорядок, достигнутые преимущества утрачены, границы подверглись вторжению, и законодательное собрание, борясь против Директории, поразив ее и уничтожив, вовсе не думает о том, что сумеет встать на ее место. Внезапно Бонапарт оставляет свою армию в Египте, переплывает море и, объявившись неожиданно во Франции, вызывает здесь революцию, которая его возносит в звании первого консула в главы французского правительства. Должности двух других консулов отдаются его сослуживцам. Что же касается сената, так называемого хранителя, дискуссионного суда, и немого законодательного собрания, то за ними он лишь прячется, дабы поддерживать свою нарождающуюся власть и скрыть свое продвижение.

 Итак, вместе с восемнадцатым столетием завершается волевое движение, движущий принцип которого пришел из Америки за двадцать лет до этого и начал открыто проявляться в 1789 году. Как я уже говорил, судьбоносный человек Бонапарт, наделенный огромной центростремительной силой, оказался вполне могущественным, чтобы стать господином этого движения, бросившись в его круговорот, и, после того, как им овладел, он счастливо связал его со своей судьбой. Он трудился двенадцать лет над этим великим произведением, раскрыв в ней упрямость своего характера,военные и управленческие таланты выдающегося достоинства. Он не отвергал преступения в своей политической карьере, но к нему особо и не прибегал. Он был суровым, но не жестоким, хитрым, но не коварным. Он был готов господствовать в Европе, и при своей живой первой жене он вступилв брак с дочерью Германского императора, наследника Карла Великого и Августа. Ему мнилось, что он достиг цели своих желаний; но он ошибался. Он прекрасно знал свою судьбу и безмерно полагался на то, что называл своей звездой. Однако, он и не ведал ни о природе им овладевшего движения, ни о природе созданного им узла. Свобода и необходимость, которые он хотел соединить, не совместимы в своей сущности. Только благодаря третьей силе, иногда они могут сплавляться, и ее нужно уметь взять там, где она есть. А этой третьей силы, называющейся Провидением, Наполеон, как раз, не знал и не стремился никогда ее познать.