Период второй. 

Борьба с Наполеоном. 1810-1815.

Во время Эрфуртского свидания, Император Александр обратился в Сперанскому с вопросом, как находит он чужие края в сравнении с Россией? Сперанский отвечал: „Мне кажется, Государь, что здесь установления, а у нас люди лучше“.—„Это и моя мысль“,—заметил Государь: „возвратясь домой, мы с тобою часто будем говорить об этом“. С этого времени, Александр, не смотра на возраставшее бремя забот по внешней политике, начал ближе знакомить Сперанского с образом своих мыслей, доставлял своему статс-секретарю бумаги, прежде в нему поступившие, и нередко проводил с ним целые вечера в чтении разных сочинений. Величайшей похвалою Сперанскому,—замечает по поводу сближения его с Государем Михайловский- Данилевский, — удовольствие, испытанное Александром беседовать с ним после бесед с Наполеоном. Доверие Государя не было обмануто; Сперанский явился даровитым и красноречивым выразителем тайных стремлений Александра. С этих пор милость к Сперанскому стала ежедневно возрастать и вскоре не только все законодательство, но и почти все высшее управление сосредоточились в его руках.

Новая, счастливая обстановка и самостоятельное положение вдохнули в Сперанского отвагу, освободив его от посторонних влияний, стеснявших до сих пор его деятельность. После Эрфурта он утвердился в мысли, что—по любимым его тогдашним выражениям— il faut trancher dans le vif, tailler en plein drap. „Из всех сих упражнений“, писал впоследствии Сперанский Государю из пермской ссылки, „из стократных может быть разговоров и рассуждений Вашего Величества, надлежало, наконец, составить одно целое“. Обширная работа, порученная перу Сперанского, подвигалась с изумительною быстротой, и в октябрю 1809 года план всеобщего государственного образования лежал уже на столе Императора Александра. „В существе своем он не содержал ничего нового, пишет Сперанский, но идеям, с 1801 г. занимавшим внимание Государя, дано в плане систематическое расположение. Весь разум сего плана состоял в том, чтобы посредством законов и установлений утвердить власть правительства на началах постоянных и тем самым сообщить действию сея власти более правильности, достоинства и истинной славы“.

Октябрь и ноябрь 1809 года прошли в ежедневном почти рассмотрении разных частей этого плана, в которых Государь делал свои поправки и дополнения. Наконец, оставалось только решить вопрос, каким образом ввести его в действие. По этому поводу Сперанский пишет в пермском письме: „Блистательнее, может быть, было бы все установления сего плана приуготовить вдруг, открыть одновременно: тогда оно явились бы все в своем размере и стройности и не произвели бы никакого в делах смешения. Но В. В. предпочли твердость сему блеску и признали лучшим терпеть на время укоризну некоторого смешения, нежели все вдруг переменить, основавшись на одной теории. Сколько предусмотрение сие ни было основательно, но впоследствии оно сделалось источником ложных страхов и неправильных понятий. Не зная плана правительства, судили намерения его по отрывкам, порицали то, чего еще не звали, и, не видя точной цели и конца перемен, устрашились вредных уновлений“.

Император Александр решился приступить к осуществлению предположенных преобразований с учреждения Государственного совета, как более независимого от общего круга задуманных реформ. Все прочее осталось только на бумаге и, как говорит биограф Сперанского, „даже исчезло из памяти людей, как стертый временем очерк смелого карандаша“. Новое образование Государственного совета основывалось на трех главных началах: 

1) в порядке государственных установлений Совет составляет сословие, в коем все части управления в главных их отношениях к законодательству соображаются и чрез него восходят к верховной Императорской власти;

2) посему все законы, уставы и учреждения в первообразных их начертаниях предлагаются и рассматриваются в Государственном Совете, а потом действием Державной власти поступают в предназначенному их совершению;

3) никакой закон, устав и учреждение не исходит из Совета и не может иметь совершения без утверждения Верховной власти. К этим предметам занятий Совета, обнимавшим собственно законодательную часть, еще были присоединены и некоторые другие, как-то:

1) общие внутренние меры в чрезвычайных случаях;

2) объявление войны, заключение мира и другие важные меры, „когда, по усмотрению обстоятельств, могут они подлежать предварительному общему соображению“;

3) ежегодные сметы общих государственных приходов и расходов, назначение новых издержек в течение года и чрезвычайные финансовые меры;

4) отчеты всех министерств.

Совет был разделен на четыре департамента: законом, дел военных, дел гражданских и духовных и государственной экономии. В общем собрании Государь предоставил себе председательство; в отсутствие его председательствующим на первый год был назначен государственный канцлер, граф Н. И. Румянцев, государственным секретарем — Сперанский. В этом звании Сперанский, по степени личного своего влияния, стал истинно первым министром. Благоволение и доверенность к нему Императора не имели, кажется, пределов. Членов Совета было 35. Для производства дел Совета была учреждена государственная канцелярия, из статс-секретарей, докладывающих в департаментах, и их помощников.

Ближайшими сотрудниками Сперанского по должностям статс-секретарей в департаментах Совета сделались: М. Л. Магницкий, С. А. Бижеич, А. Н. Оленин и Ф. И. Энгель.

Первый из них занимал важнейшее место по департаменту законов и был доверенным лицом Сперанского. Комиссия составления законов обращена в установление, при Государственном Совете состоящее. Директором её назначен Сперанский. Кроме того, при Совете образована еще Комиссия прошений. Государственный секретарь докладывал дела в общем собрании, представлял журналы Совета на Высочайшее усмотрение и заведовал всею исполнительною частью.

31-го декабря 1809 года члены Совета получили повестки собраться на другой день утром в половине девятого, в одну из зал Шепелевского дворца. К 9-ти часам 1-го января 1810 года в Совет прибыл Император Александр.

Государь в председательском кресле открыл заседание речью, живо отражавшею его тогдашнее настроение; она была преисполнена чувства, достоинства и таких возвышенных взглядов, которые никогда еще Россия не слышала с престола. Эта речь была сочинена Сперанским и собственноручно исправлена Александром. „Все,—сказал Император, — что в мыслях и желаниях человеческих есть самого твёрдого и непоколебимого, все будет Мною употреблено, чтобы установить порядок и оградить Империю добрыми законами. Вы приемлете священную обязанность Мне в сем содействовать. Пред отечеством, пред Богом, вы будете в сем ответствовать. Пред сими великими именами все личные уважения должны исчезнуть. Изочтите миллионы, кои от вас ожидать будут твердой собственности, тишины и благоустройства, и измерьте сим пространство ваших обязанностей и степень Моего к вам доверия. Уповая на благословение Всевышнего, Мой долг будет разделять труды ваши и искать одной славы, для сердца Моего чувствительной, чтоб некогда, в поздних временах, когда Меня уже не будет, истинные сыны отечества, ощутив пользу сего учреждения, вспомнили, что оно установлено было при Мне и Моим искренним желанием блага России“. Затем Государь повелел Сперанскому прочитать манифест об образовании Совета, самое положение о нем, список председателей департаментов, членов и чинов канцелярии и росписание дней заседаний.

В манифесте Александр провозглашал перед лицом России, что законы гражданские, сколь бы они ни были совершенны, без государственных установлений не могут быт тверды; впервые всенародно выражено сознание, что положение государственных доходов и расходов требует неукоснительного рассмотрения и определения; впервые возвещено, что разум всех усовершений государственных должен состоять в учреждении образа управления на твердых и непременяемых основаниях закона. Вообще же все образование Государственного Совета“ носило на себе явный отпечаток понятий и форм, совершенно новых в нашем общественном устройстве, начиная с первой главы под названием коренных законов Совета. В заключение Государь вручил председателю только-что составленный проект гражданского уложения и план финансов (выработанный Сперанским), для внесения их в департаменты Совета по принадлежности; они должны были лечь в основу работ этого нового учреждения. По отбытии Государя, члены Совета подписали особо установленную для них присягу.

Начиная с этого дня, Император Александр присутствовал в общих собраниях Совета. Рано утром, перед заседанием, Сперанский являлся в нему с делами и журналами. Такой порядок продолжался в течение 1810 и 1811 гг.

Открытие Государственного совета Сопровождалось важными переменами в личном составе высших правительственных лиц. Председателем военного департамента был назначен граф Аракчеев с увольнением от звания военного министра; лучше самому быть дядькой, нежели над собою иметь дядьку“, сказал при этом случае Алексей Андреевич. Государь избрал ему преемником главнокомандующего финляндской армией и генерал-губернатора вновь покоренного княжества, Барклая-де-Толли. Министром юстиции назначен сенатор И. И. Дмитриев, вместо князя Лопухина, занявшего место председателя департамента гражданских и духовных дел в Совете. Министром народного просвещения повелено быть (11-го апреля) графу Алексею Кирилловичу Разумовскому, занимавшему место попечителя Московского университета. Министерство финансов, вверенное после смерти графа Васильева, в 1807 году, с званием государственного казначея Голубцову, было поручено Гурьеву, управлявшему с 1805 года ведомством уделов.

После учреждения нового Государственного совета, Сперанский перешел к преобразованию министерств. Манифестом 25-го июля (6-го августа) 1810 года было обнародовано „новое разделение государственных дел в порядке исполнителном, с подробным исчислением предметов каждого министерства и главного управления. В следующем году, при манифесте 25-го июня (7-го июля) 1811 года, было издано «общее учреждение министерств». Министерство коммерции было упразднено; дела его распределены между министерствами финансов и внутренних дел. Учреждены: главное управление ревизии государственных счетов, главноуправляющим которого был избран барон Б. Б. Кампенгаузен, и министерство полиции, в состав которого отделялись предметы внутренней безопасности от министерства внутренних дел. Министром полиции назначен с.-петербургский военный губернатор, генерал-адъютант Балашов. Вследствие уменьшения круга деятельности министерства внутренних дел, оно перешло от князя Алексея Борисовича Куракина к Осипу Петровичу Козодавлеву. Кроме того, образовано главное управление духовных дел иностранных исповеданий, вверенное обер-прокурору Святейшего Синода, князю Александру Николаевичу Голицыну (26-го августа 1810 года).

Еще в 1809 году (20-го ноября) последовал манифест об учреждении управления водяными и сухопутными сообщениями. Должность главного директора была возложена на Принца Георгия Ольденбургского. К нему определен был с званием статс-секретаря Ф. И. Лубяновский; от него все доклады и предположения Принца восходили к Государю через Сперанского. Затем в 1810 году (11-го ноября) последовало открытие корпуса инженеров путей сообщения.

Немедленно после учреждения Государственного совета Сперанский внес в департамент экономии финансовый план; он был одобрен департаментом и общим собранием Совета и постепенно приведен в исполнение. 2-го февраля 1810 года обнародован манифест, коим положено прекратить дальнейший выпуск ассигнаций, признанных государственным долгом, и вместе с тем объявлено возвышение податей и налогов. Вслед затем открыта Комиссия погашения долгов и изданы манифесты о преобразовании монетной системы.

При всех многочисленных занятиях Сперанского, Государю угодно было привлечь его еще в делам финляндским, в которых он до 1812 года не переставал принимать самое деятельное участие: 17-го апреля 1809 года Сперанский назначен канцлером Абоского университета. Новоприобретенный край был образован в виде отдельного государства, к которому указом 11-го (23-го) декабря 1811 года были присоединены финляндские земли, отошедшие к России по Абоскому миру 1743 года, равно как и Выборгская губерния, уже сто лет принадлежавшая Империи.

Вопрос этот был уже давно решен в уме Императора Александра и вполне соответствовал сокровенным мыслям его о превосходстве конституционного порядка над неограниченным самодержавием. В беседе с генералом Армфельдом в мае 1811 года Александр высказал свои воззрения по поводу этого щекотливого вопроса с полною откровенностью и со свойственною ему изысканною скромностью. „Je tous jure“, сказал ему Государь, „que ces formes me plaisent bien davantage que cet exercice d’un libre arbitre qui n’a pour base que ma volont? et qui admet un principe de perfection chez le souverain, qui n’est pas h?las dans l’humanit?. Ici je ne peux me tromper que parce que je le veux bien; toutes les lumi?res me sont offertes—l? je ne suis entour? que d’incertitude et presque toujours d’habitudes qui ont suppl?? aux lois. Vous verrez, ajouta-t-il, comme je pense sur cela, l? o? il y a moyen d’op?rer un changement dans mes ?tats, puisque incessamment je vais r?unir la vieille Finlande ? vous autres et lui donner la m?me constitution et les m?mts formes de libert?“. — Армфельд восторгался мыслями Александра и заметил: „Государь ангел; работать с ним—это рай“.

Присоединение Выборгской губернии к Финляндии не произвело в России особого впечатления. „При неизмеримом пространстве земель, коими владеет Россия,—пишет Вигель,—некоторые только посмотрели на то, как на уступку немногих десятин богатой вотчиною другой небольшой соседней деревне, одному же с нею помещику принадлежащей. Все взоры устремлены были на запад и на юг, и до севера никому дела не было. Лучше сказать никто почти не узнал о том; в этом случае Россия была, как огромная хоромина, для изображения величины которой есть поговорка, что в одном углу обедают, а в другом не ведают“.

11-го (23-го) января 1811 года обнародован был устав Царскосельского лицея, окончательно разработанный Сперанским; цель учреждения лицея определена в образовании юношества, особенно предназначенного к важным частям службы государственной. Побудительной причиной к учреждению этого высшего учебного заведения послужило следующее обстоятельство. Хотя Император не вмешивался в дело воспитания своих младших братьев, Великих Князей Николая и Михаила Павловичей, всецело предоставленное Императрице Марии Феодоровне, но вскоре представился случай, в котором Государь признал нужным отступить от принятого им сдержанного положения. Императрица-мать пожелала отправить сыновей своих для довершения образования в Лейпцигский университет, чему, однако, решительно воспротивился Император Александр; взамен этого ему пришло на мысль учредить в Царском Селе лицей, где бы младшие братья его могли слушать публичные лекции. Для этой цели отведен был дворцовый флигель, соединенный галереей с главным корпусом дворца. События 1812 года воспрепятствовали осуществлению мысли поместить туда Великих Князей.