Падение Сперанского сопровождалось назначением нового государственного секретаря. Выбор Императора Александра остановился на А. С. Шишкове. 22-го марта (3-го апреля) Шишков был позван в Зимний дворец. „Я читал ваше рассуждение о любви к отечеству“, сказал ему Государь; „имея таковые чувства, вы можете ему быть полезны. Кажется, у нас не обойдется без войны с французами; нужно сделать рекрутский набор; я бы желал, чтобы вы написали о том манифест“. 23-го марта Шишков привез Государю манифест, который был одобрен и в тот же день подписан. Этот первый удачный опыт послужил предвестником нового назначения Шишкова; Император Александр в день отъезда из Петербурга в армию (9-го апреля) обратился к нему с словами: „Я бы желал, чтоб вы поехали со мною. Может быть, для вас это и тяжело; но для отечества нужно“.

Затем Государь подписал указ, повелевающий Шишкову быть при особе Его Величества в звании государственного секретаря.

Выбор, приблизив пылкого патриота, показывал, что правительство, готовясь к народной войне, намерено выдвигать вперед людей известных особенною любовью к отечеству.

Готовилось и другое назначение в подобном же духе. Ввиду важности готовящихся событий нужно было подумать о замене московского главнокомандующего, престарелого фельдмаршала Гудовича, более подходящим лицом. Выбор Государя, по совету Великой Княгини Екатерины Павловны, остановился на графе Ф. В. Ростопчине, который в это время находился в Петербурге. Назначение это последовало уже во время пребывания Императора Александра в Вильне, а именно 24-го мая подписан Государем указ следующего содержания: „Действительный тайный советник и двора Е. И. В. обер-камергер, граф Ростопчин, всемилостивейше переименовывается в генералы-от-инфантерии и назначается военным губернатором в Москву“. Через несколько дней, 29-го мая, состоялось новое Высочайшее повеление о назначении его главнокомандующим в Москву.

Желая иметь при себе в случае отбытия из столицы государственного канцлера графа Румянцева, Император Александр назначил 29-го марта председателем Государственного совета фельдмаршала H. Н. Салтыкова.

В виду войны с Францией русские вооруженные силы были разделены на три армии: первая западная, под начальством военного министра Барклая-де-Толли в числе 120.000 человек, была расположена между Россиенами и Лидою, имея главную квартиру в Вильне; вторая западная князя Багратиона в числе 37.000 человек, стояла между Неманом и Бугом, имея главную квартиру в Волковиске; третья армия, резервная обсервационная, под начальством генерала Тормасова, в числе 46.000 человек, находилась по южной стороне Полесья, имея главную квартиру в Луцке, и служила для прикрытия Волыни от австрийского вспомогательного корпуса.

Каким же планом действий намерен был руководствоваться Император Александр в предстоящей войне, когда благоразумие побуждало отказаться от наступательных предприятий и предпочесть оборону, выжидая в собственные пределы вторжения противника? Множество современных записок свидетельствует о том, что лица, задумывавшиеся тогда над решением этого вопроса, сознавали, что единственный способ ведения войны против Наполеона заключается в противопоставлении ему времени, расстояния, суровости климата и развалин, в отступлении шаг за шагом, избегая решительных сражений, тревожа его фланги и сообщения. Справедливость этих мыслей сознавали в то время даже люди не поенные; так, напр., граф Ростопчин, еще до перехода французов через Неман, писал Императору Александру 11-го (23-го) июня 1812 года: „Ваша Империя имеет двух могущественных защитников в её обширности и климате...

Русский Император всегда будет грозен в Москве, страшен в Казани и непобедим в Тобольске (L’Empereure de Russie restera toujours formidable ? Moscou, terrible ? Cazan et invincible ? Tobolsk). Несмотря на то, что этот план, так сказать, инстинктивно носился в воздухе, он не был принят к руководству. В эту знаменательную для России эпоху, в вопросе о предстоящем образе военных действий, генерал Фуль пользовался преобладающим доверием Императора Александра; это был прусский офицер, вступивший в русскую военную службу в 1806 году. Благодаря его влиянию, в основу наших первоначальных действий в 1812 году лег план, составленный этим теоретиком. Фуль полагал вести оборонительную войну двумя армиями, из которых одна удерживала бы неприятеля с фронта, между тем как другая действовала бы ему во фланг и тыл; притом, по его мнению, лучший способ удерживать наступающего противника заключался в том, чтобы расположиться в стороне от прикрываемого пути, заняв фланговую позицию. Вырабатывая свои теоретические измышления, Фуль совершенно упустил из виду требования обстановки, вызываемые громадным численным превосходством, которым располагал Наполеон. Вследствие этого, принятие идеи Фуля привело к неуместному разделению наших и без того слабых сил, занимавших западную границу, на две армии, и к возведению на Двине Дрисского укрепленного лагеря, от устройства которого ожидали всяких стратегических чудес.

Получив в начале апреля известие о приближении французских войск к западной границе России, Император Александр признал своевременным отправиться в Вильну. За несколько дней до отъезда из Петербурга, у Государя был обеденный стол, на котором присутствовало много военных лиц. После обеда Император сказал присутствовавшим: „Мы участвовали в двух войнах против французов, как союзники, и, кажется, долг свой исполнили; теперь пришло время защищать свои собственные права, а не посторонние, и потому, уповая на Бога, надеюсь, что всякий из нас исполнит свою обязанность, и что мы не помрачим военной славы, нами приобретенной“.

9-го (21-го) апреля в два часа пополудни, после молебствия в Казанском соборе, Государь, сопровождаемый молитвами во множестве стёкшегося на пути его народа, выехал из столицы. Императора сопровождали: принц Георгий Ольденбургский, герцог Александр Виртембергский, канцлер граф Румянцев, граф Нессельроде, граф Кочубей, обер-обер-, граф H. А. Толстой, государственный секретарь Шишков, генералы: барон Беннигсен, граф Аракчеев и Фуль; генерал-адъютанты: Балашов, князь И. М. Волконский и Комаровский, генерал Армфельт, и др.

В день отъезда Его Величества, граф Румянцев пригласил к себе французского посла графа Лористона, и передал ему от Государя поручение сообщить Наполеону, что Его Величество в Вильне, также как и в Петербурге, остается его другом и самым верным союзником (son ami et son alli? le plus fid?le); что он не желает войны, и сделает все, чтобы избегнуть ее; что его отъезд в Вильну вызван известием о приближении французских войск в Кенигсбергу, и имеет целью воспрепятствовать генералам предпринять какое - либо движение, которое могло бы вызвать разрыв.

14-го (26-го) апреля, в два часа, гром орудий и колокольный звон возвестили жителям Вильны о прибытии Александра. Государя встречал военный министр и главнокомандующий первою западною армией, Барвлай-де-Толли; в предместий Антоколь ожидали Его Величество Виленский магистрат, все городские цехи с знаменами и литаврами, еврейский кагал с десятословием и хлебом и тысячи народа. Население заняло не только городские улицы и площади, но и антокольские холмы, башни костелов, крыши домов. На следующий день, Император Александр принимал во дворце духовенство и всех властей, а также членов университета, магистрат, купечество и кагал. Затем, Государь производил смотры войскам и с этой целью ездил также в Вилькомир, Шавли и Гродно.

Между тем в многолюдной главной квартире шумели, интриговали среди обстановки, затруднявшей всякую разумную деятельность. Один из очевидцев по этому поводу заметил: „nos grands faiseurs sont ? la Wellington“, но, прибавляет он, в" виде особого сфинкса, состоящего из рака и зайца. Все дружно высказывались против плана Фуля; каждый из его противников предлагал свой план; но эти предложения противоречили одно другому, и давали только повод к постоянным совещаниям, которые хотя и не привели к определенным заключениям соответствующим более верной оценке условий обстановки, но зато сильно раздражали Барклая, не одаренного способностью говорить и спорить. Император Александр, отказавшийся от наступательных действий в виду союзов, заключенных Наполеоном с Пруссией и Австрией, явился в Вильну с неизменным решением не быть зачинщиком войны, но с убеждением в полной пригодности и целесообразности плава, выработанного Фулем.

Все возражения против плана Фуля, не смотря на разнообразие мер, предлагаемых для исполнения, сходились в одной общей мысли — дать сражение неприятелю и не отступать без боя. Эту мысль поддерживал Барклай.

Главный довод, представляемый сторонниками этого мнения, заключался в том, что продолжительное отступление, необычайное для русских войск, может поколебать тот дух, которым они были проникнуты и распространить среди них уныние. Но при всех рассуждениях руководствовались ошибочной оценкой сил, которыми в действительности располагал Наполеон, в случае войны с Россией; у нас предполагали силы обеих враждующих сторон почти равными. Обычай Наполеона преувеличивать численность своих войск, чтобы запугать противников, был известен Императору Александру, и он не верил, чтобы чрез Неман перешло такое огромное количество врагов как то, что впоследствии действительно оказалось. Это заблуждение было всеобщим и рассеялось лишь после вторжения неприятелей в русские пределы; только тогда убедились наконец, что наши силы далеко не соответствуют силам Наполеона.

Получив известие о выезде Императора Александра в армию, Наполеон, в свою очередь, покинул Париж и направился в Дрезден. Но до отъезда он отправил к Государю графа Нарбонна с письмом. Главная цель посылки Нарбонна, независимо от собрания сведений, заключалась в том, чтобы выиграть время, необходимое для спокойного сосредоточения великой армии, так как Наполеон опасался вторжения со стороны русских войск в Восточную Пруссию или герцогство Варшавское. Нарбонн убедился на месте в неосновательности опасений относительно ожидаемого перехода русской армии через Неман. „Nous ne sommes pas assez heureux pour qu’ils y pensent", писал Нарбонн Даву. Указав на лежавшую перед ним карту России, Император Александр сказал: „Я не ослепляюсь мечтами; я знаю, в какой мере Император Наполеон обладает способностями великого полководца, но на моей стороне, как видите, пространство и время (j’ai pour moi l’espace et le temps). Во всей этой враждебной для вас земле нет такого отдаленного угла, который не послужил бы мне местом удаления, нет такого пункта, который я бы не защищал прежде, нежели соглашусь заключить постыдный мир. Я не начну войны, но не положу оружия, пока хотя один неприятельский солдат будет оставаться в России“.

То же самое Государь высказал барону Штейну, вызванному им из Праги и прибывшему 31-го мая (12-го июня) в Вильну; он сообщил ему о своей непоколебимой решимости вести войну со всевозможною настойчивостью, и охотнее подвергнуться всяким опасностям и бедствиям, нежели согласиться на бесславный мир.

Наполеон, вместе с императрицею Марией-Луизою, 4-го (16-го) мая, приехал в Дрезден. Здесь собрались почти все государи Рейнского Союза, император Франц и король прусский. По прибытии графа Нарбонна, Наполеон, выслушав его донесение, сказал: „On veut la guerre; je la ferai“, и немедленно ускорил движение своих войск к русским границам; 16-го (28-го) мая, император выехал из Дрездена в Данциг и затем постепенно приближался с своей главной квартирой к Неману.

В то время, как в Вильне ежедневно приходилось ожидать открытия военных действий, последовала 11-го (23-го) июля ратификация Бухарестского мира. По случаю этого радостного для России события, Император Александр написал Наполеону собственноручное письмо, которое не было отправлено по назначению вследствие вторжения французов, но которое тем не менее заслуживает внимания историка, как несомненное свидетельство миролюбивых намерений, одушевлявших еще и в то время Государя. Приведем здесь содержание чернового отпуска этого письма, и заметим только, что в нем не проставлено имя лица, которому предполагалось поручить передачу письма Наполеону: „Monsieur mon fr?re. Fid?le ? la marche que je m’?tais trac?e j’envoie ? V. M. le … pour lui faire part que la paix entre la Russie et la Porte Ottomane a ?t? sign?e le 15 mai ? Boukarest et ratifi?e par le Vizir le 26. Malgr? la f?cheuse position dans laquelle nous nous trouvons l’un envers l’autre, j’aime encore ? esp?rer de ses sentiments personnels qu’elle prendra quelque part ? un ?v?nement aussi important pour moi. Le … est particuli?rement charg? d’assurer V. M. que cette paix en augmentant mes forces disponibles ne diminue en rien mes dispositions pacifiques ? l’?gard de la France. Jusqu’? pr?sent aucun engagement ne me lie ? l’Angleterre et aucune alt?ration n’a eu lieu dans les r?glements de mon commerce. Je suis toujours pr?t ? n?gocier sur les bases que le P-ce Kourakine a ?t? charg? de pr?senter au duc de Bassano et si V. M. nourrit les m?mes sentiments que moi, la guerre peut encore s’?viter. Les n?gociateurs munis des pouvoirs n?cessaires se rendront alors dans un lieu dont il sera facile de convenir (Зачеркнуто: ? votre quartier g?n?ral). Dans le cas contraire et o? elle voudrait prolonger cet ?tat d’incertitude, je dois lui d?clarer avec toute franchise qu’elle me forcera pour mettre fin ? une g?ne qui p?se fort sur mes peuples, d’ouvrir nos ports aux navires de toutes les nations. Maintenant il d?pend de V. M. (зачеркнуто: de pr?venir ce r?sultat, tout comme c’est ? elle) d’?viter ? l’humanit? les malheurs d’une nouvelle guerre“ (Госуд. Архив. Разряд IV. № 238).