Манифест о короновании даровал народу ряд милостей. Но манифест 15-госентября всего более замечателен, по вступительным словам, составляющим особенность его, сравнительно с другими документами подобного рода; в этом вступлении перечисляется все, что сделано было правительством с 12-го марта. «Восприняв вместе с престолом нашим прародительским обязанности великого нашего служения", вещает манифест: «и сознав в душе своей, что с сего торжественная мгновения счастье вверенного нам народа должно быть единым предметом всех мыслей наших и желаний, мы к нему единому обратили все движения нашей воли, и в основание его, в самых первых днях царствования нашего положили утвердить все состояния в правах их и в непреложности их преимущества., отвергнув ужасы тайной экспедиции, мы исторгнули из заклепов её все её жертвы; уничтожив бесконечные следствия и суды над чиновниками и всякого звания людьми, вовлеченными в преступление заблуждением, случаем или порочными примерами, облегчали мы судьбу их без ослабления силы закона" и в твердом уповании, что сей опыт благости послужить к исправлению и обратить на путь истины с него совратившихся... Тако исполняя обязанности наши пред Богом, мы не мыслим, чтоб достигнули уже тем совершенно великого нашего предустановления... Всеми сими постановлениями мы желали только означить, сколь искренно жаждем мы народного счастия; сколь приятно нам удостоверить истинных сынов отечества и любви нашей к нему и во внимании к его пользам".

В день коронации обнародован был еще другой, не менее замечательный указ об учреждении комиссии для пересмотра прежних уголовных дел. Членами комиссии утверждены сенаторы, избранные самим Сенатом, а именно: князь Куракин, Новосильцов, Козодавлев и Макаров. 23-го сентября этой комиссии дана инструкция, которая по высказанным в ней мыслям является замечательным памятником гуманных воззрений, одушевлявших Императора Александра в первые светлые годы его царствования. «Неоднократно до сведения моего доходило", так сказано в первом пункте данного комиссии наставления, «что люди, вины которых важны были только по обстоятельствам политическим, и не предполагали, впрочем, ни умысла, ни разврата, ни бесчестных правил, ни нарушения общественного и государственного порядка, осуждены были, как преступники и сосланы на вечное заточение. Часто одно безвинное и совершенно случайное прикосновение к делу, один слух, одно слово, без намерения произнесенное, заставляло правительство при разных его преобращениях исторгать из среды общества людей невинных, для того только, чтоб сокрыть свидетелей какого-либо происшествия и предупредить самую тень его последствий. Таким образом именем закона наказывалось не преступление, не порок, но единая возможность разглашения, и государственная тайна погребалась вместе не только со всеми лицами, кои в ней участвовали, но кои могли или предполагать в ней участвовать. Между тем обстоятельства, решившие правительство на сию строгую меру, прешли совершенно, но жертвы их остались в том же положении по забвению, по равнодушию, по недостатку искателей, а может быть и по самой неизвестности, куда они сосланы, и где теперь находятся, Сей род людей должен составить первый класс в разысканиях комиссии, и для открытия их она будет в необходимости собирать сведения с самых мест заточения".

27-го сентября Император Александр завершил свои благодеяния уничтожением пытки. Сенату повелевалось наистрожайшим образом подтвердить всем управлениям и судам в Империи, чтобы никто не дерзал ни делать, ни допускать, ни исполнять никаких истязаний и пристрастных допросов, под страхом неминуемого и строгого наказания, и чтобы наконец «самое название пытки, стыд и укоризну человечеству наносящее, изглажено было навсегда из памяти народной".

За два месяца до кончины Императора Павла издан был, 18-го января 1801 г., манифест, возвещавший о присоединении Грузинского царства к России. Александр не решился немедленно принять меры для осуществления воли своего предшественника; он поручил Совету рассмотреть дело, предупредив его о крайнем отвращении принять это царство в подданство России, почитая несправедливым присвоение чужой земли. «После долгих колебаний, вопрос получил окончательное решение в Москве и 12-го сентября, еще до совершения коронации, обнародован манифест об учреждении внутреннего управления в Грузии. Государь, принимая на себя бремя управления царством грузинским, объявлял, что оставляет подати с земли в пользу края и сохраняет народу его права, преимущества и веру, царевичам их уделы, кроме отсутствующих. Главноуправляющим Грузии назначен генерал лейтенант Б. Ф. Кнорринг, и в Тифлисе учреждено верховное грузинское правительство.

В память коронования была выбита медаль, рисунок которой не лишен значения, как всенародное выражение основной мысли, руководившей в то время всеми начинаниями Александра. На этой медали находилось с одной стороны его изображение, а с другой обрезок колонны, с надписью закон, увенчанная Императорскою короною, а вокруг красовалась многознаменательная надпись: «залог блаженства всех и каждого".

Пребывание Императора Александра в Москве сопровождалось еще одним важным событием. Граф Панин, встреченный столь радушно Государем, после 12-го марта, перестал управлять иностранными делами. Признаки непрочности его служебная положения обнаружились уже летом 1801 года. Вмешательство вице-канцлера князя Куракина в дела, причиняло Панину частые и чувствительный огорчения; вообще в недоброжелательстве к нему со всех сторон не было недостатка; у него, как у человека холодная, высокомерного и даже надменная было очень мало друзей. Для довершения всех невзгод, политические взгляды графа Никиты Петровича расходились вполне с намерениями и симпатиями Императора Александра, и между ними водворился полнейший разлад, который усугублялся еще тяжелыми воспоминаниями недавняя прошлая. Александр не мог простить Панину, что за несколько месяцев до кончины Павла, он первый завел с ним речь о необходимости установления регентства. В Негласном комитете Александр выражал желание освободиться от Панина, который затруднял его занятия своим упрямством и был ему неприятен. Хотя при коронации граф Панин награжден был алмазными знаками ордена Св. Александра Невского, но тем не менее ему вскоре не оставалось ничего другого сделать, как добровольно удалиться от занимаемой должности. Просьба, поданная графом Паниным 30-го сентября, была немедленно удовлетворена, и в тот же день ему разрешен трехлетний отпуск для поправления расстроенного здоровья. Но графа Никиту Петровича ожидали в будущем еще сильнейшие невзгоды; участь его, под влиянием вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, была бесповоротно решена в уме Александра в том смысле, чтобы никогда более не допускать Панина к участию в делах. Поэтому по возвращении графа Панина из-за границы в 1804 году, в свои смоленские поместья и затем в Москву, ему сообщено было негласное распоряжение относительно воспрещения пребывания в Петербурге. Это прискорбное распоряжение побудило графа вновь подать просьбу, но уже об окончательной отставке. 19-го января 1805 года последовал указ, по которому граф Панин был уволен от всех дел.

После удаления графа Панина управление иностранными делами поручено было графу Кочубею. Перемена в личном составе сопровождалась еще другим последствием; с этого времени Император Александр стал заниматься внешнею политикою с особенным участием.

Еще до нового назначения, граф Кочубей высказывал в Негласном комитете свой взгляд на внешнюю политику России, который главным образом состоял в том, чтобы не связывать себя союзами с иностранными державами и не заключать других договоров, кроме торговых. Он отвергал пользу вмешательства в земельное переустройство Германии и только советовал соблюдать равновесие между Австрией и Пруссией, не дозволяя одной из этих держав усиливаться на счет другой.

Сделавшись руководителем русской дипломатии, граф Кочубей остался верен прежним убеждениям: держаться в стороне от европейских дел, вмешиваться в них как можно менее, быть в хороших отношениях со всеми, чтобы иметь возможность все время и все внимание посвятить улучшению внутренняя положения Империи. «Россия", говорил Кочубей, «достаточно велика и могущественна пространством, населением и положением, она безопасна со всех сторон, лишь бы сама оставляла других в покое. Она слишком часто и без малейшего повода вмешивалась в дела, прямо до неё не касавшиеся. Никакое событие не могло произойти в Европе без того, чтобы она не предъявила притязания на участие в нем. Она вела войны бесполезные и дорого ей стоившие. Благодаря счастливому своему положению, Император может пребывать в дружбе с целым миром и заняться исключительно внутренними преобразованиями, не опасаясь, чтобы кто-либо дерзнул потревожить его среди этих благородных и спасительных трудов. Внутри самой себя предстоит России совершить громадный завоевания, установив порядок, бережливость, справедливость во всех концах обширной Империи, содействуя процветанию земледелия, торговли и промышленности. Какое дело многочисленному населению России до дел Европы и до войн, из него проистекающихe Она не извлекала из них ни малейшей пользы".

Не смотря на видимое одобрение Императором взглядов, высказанных графом Кочубеем, дальнейшие события не оправдали этих мирных начинаний. Уклонения от этой программы не заставили себя ждать и первый шаг к тому был сделан уже в начале 1802 г., который в политическом отношении занимает выдающееся положение в жизни Императора Александра. Произошло событие, определившее навсегда политическое направление Александровского царствования, а именно: в Мемеле состоялось свидание между прусскою королевскою четою и Государем. Здесь положено было прочное основание личной дружбе Александра к Фридриху-Вильгельму III, дружбе, которой король впоследствии обязан был сохранением своей монархии. Впрочем, Александр был уже несколько подготовлен к воспринятию мемельских впечатлений тем сочувствием, которое он издавна питал к Пруссии, благодаря его военному воспитанию и унаследованным отцовским преданиям. Он с радостью помышлял, что увидит, наконец, войска, о коих был лично самого высокого мнения; свидание же представляло удобный случай увеличить свои воинские познания об учении, выправке, параде, которым он придавал большое значение и в которых был весьма сведущ, по прежней гатчинской практике. Граф Кочубей не сочувствовал поездке в Мемель; она не согласовалась с его политическою программою, заключавшейся, как выше упомянуто, в том, чтобы держаться в стороне от европейских дел, вмешиваясь в них как можно менее. Затем Кочубей опасался, что король воспользуется этим случаем, чтобы обеспечить за собою поддержку России в деле распределения медиатизированных немецких земель в пользу Пруссии, которой

в то время сильно благоприятствовал первый консул. Прения, возбужденные, по этому случаю, в тайном комитете, не поколебали решения Императора. Поездка не была отменена, но Александр заявил только в собрании, что путешествие его не имеет никакой дипломатической дели, и обещал, что он в Мемеле не коснется политических дел.

Отъезд из Петербурга последовал 20-го мая (1-го июня). Государя сопровождали: граф Кочубей, Новосильцов, обер-обер- граф Н. А. Толстой (неразлучный спутник Александра в первые 12 лет его царствования), генерал-адъютанты: князь И. И. Долгоруков, граф Ливен, князь Волконский и Лейб-медик Виллие. Все это путешествие Императора Александра, по всей справедливости, можно сравнить с триумфальным шествием. 24-го мая путешественники, через Нарву и Дерпт, прибыли в Ригу. Не смотря на отвращение Государя от шумных изъявлений усердия, народ испросил соизволение отпрячь лошадей у заставы и везти на себе царский экипаж. Весь город был преисполнен радостным восторгом, который разделяли иностранцы, туда прибывшие. Один из любекских шкиперов, пробираясь с трудом сквозь толпу к коляске монарха, кричал: «Да позвольте же мне, я должен посмотреть на Государя мира (Friedens Kaiser)". Наконец, удалось ему приблизиться к царскому экипажу, но в тесноте он попал под колесо, которое переехало ему через ногу. Не обращая на то внимания, шкипер сказал окружавшим его: «Какая важность в том, что мне помяло пальцыe Мои глаза видели Государя мира. Я счастлив". (Storch: Russland unter Alexander dem Ersten, ч. IV стр. 337).